Было около девяти утра, и солнце, столь жаркое этим летом, еще не начало припекать. Осторожно подойдя к калитке, Павел Арсеньевич, тихонечко отодвинул недавно смазанную солидолом щеколду, и выглянул на улицу. Не души! Странно. Такого не бывало в поселке. В девять поселок оживал, все спешили к автобусной остановке, что бы доехав на нем до станции, пересесть на электричку и отправится на ней на работу. В округе с работой было тяжко и все мотались, кто в Дмитров, кто в Дубну. Но сегодня на улице не было ни души. Можно было бы списать это на субботу, но Игнатьев знал, новые рыночные отношения возвели субботу и воскресение в самые что ни наесть рабочие дни. В поселке многие работали на рынках и в магазинах, а в выходные дни там самая горячая пора и что бы никто не спешил с утра на работу такое для их поселка было в диковинку!

Держа оружие в руке, Игнатьев двинулся в сторону правления. Как и на улице, на участках, тоже не было видно людей, зато пару раз он замечал, как быстро дергалась в окне занавеска, пряча испуганный взгляд соседей. Неужели все так и будут сидеть взаперти, выжидая у моря погоды. Ладно старики и молодежь, но где мужики то? Игнатьев, проходя мимо нескольких домов, хотел было покричать хозяев, но вовремя смекнул, что не только у него могло быть оружие. После вчерашнего мракобесия подле Ивановского дома и неспокойной ночки, мужики с испугу могли и пальнуть не глядя, тем более в здорового детину с ружьем в руках.

Кстати о пожарище, Игнатьев принюхался. Запах гари конечно ощущался, но его практически перебивал типично поселковый аромат навоза вперемешку с запахом машинного масла и шлака, что твердой коркой покрывал поверхность центральной улицы наподобие асфальта. Интересно, что сгорело и где.

Наконец выйдя к старому ДК, он прошел вдоль располагавшегося на первом этаже магазинчика, естественно закрытого. Завернул за угол, глянул на затворенную большим амбарным замком подвальную дверь, то была знаменитая Толиковская качалка состоящая в основном из штанг, самодельных гантелей и лавок. Завернул еще раз за угол, и встал пораженный увиденным. От правления остался лишь почерневший скелет еще тлеющих досок, отделение милиции казалось почти нетронутым, если не считать обожжённой стены со стороны сгоревшего здания правления и одного лопнувшего окна. Внутрь слава богу огонь не добрался. А вот позади правления все было намного печальнее. Несколько деревьев стояли огромными, почерневшими спичками, а между ними огромными грудами высились дымящиеся обломки того, что вчера еще было добротными домами. Прямо за правлением был дом Валерки Ширяева, а рядом с ним Васильевский.

Черт! Трансформатор! Практически перейдя на бег, Игнатьев обежал дымящиеся остатки правления и матюгнулся. Естественно трансформатор тоже сгорел к чертям собачьим. Да что же тут творится у них? Два дома сгорели, правление, ментовка чудом осталась цела, выстрелы, пара убитых и… никого! Где власти? Да хотя бы пожарные? Почему никто не тушил пожар? Подойдя к почерневшим от копоти столбам, бывших еще вчера забором, Игнатьев внимательно обвел взглядом пожарище. Еще раз витиевато выругался, из под обломков торчала почерневшая человеческая кисть. Вот и третий покойничек. А там глядишь под обломками и все семейство обнаружится. Со злобой плюнув себе под ноги, Игнатьев быстро стал перебирать в голове варианты. Дойти до Толика? Но тот жил на другом конце поселка, а это с километр топать. Опасно! Рядом с его домом крепких мужиков не проживало, лишь бабульки с дедами. Ближайший мощный сосед жил недалеко от Ивановского дома – тот самый золотозубый Рома, с кем он разговаривал вчера, как раз перед замесом. Стоило рискнуть, во первых узнать чем все закончилось, во вторых нужно что-то делать, а делать обычно могут лишь здоровые решительные мужики!

Развернувшись, Игнатьев двинулся в обратную сторону. Дойдя практически до стены ДК с надписью «Видеопрокат», он явно ощутил у себя за спиной пристальный взгляд. Не останавливаясь, он быстро повернул голову и мгновенно покрылся холодным потом. Из-за дымящихся руин быстро выскочили пара стремительных силуэтов. Двигаясь на четырех конечностях они были страшной пародией человека на обезьяну. Но тот, чей взгляд он ощутил стоял чуть в стороне, недалеко от входа в отделение Милиции. Огромный, одетый в подранную, окровавленную одежду, горилла образный силуэт под два метра ростом. Тот самый, что вчера размозжил голову человеку. Монстр заметил, что Игнатьев увидел его. Рот его ощерился дикой улыбкой, обнажая огромные острые зубы. Горящие угольки глаз сузились от ярости, и оглашая весь поселок жутким ревом, монстр указал на Игнатьева узловатым пальцем с поломанным когтем. В туже секунду два силуэта снова пришли в движения, довольно расторопно поскакав в сторону застывшего от ужаса Игнатьева. Монстр снова взревел, подбадривая своих солдат, те чуть прибавили скорости и тоже огласили окрестности леденящим душу, утробным воем. Это вывело Игнатьева из ступора и он, совершенно позабыв, про зажатое в руках ружье, бросился со всех ног к своему дому даже не подумав, что ведет за собой саму смерть.

Отдернув штору, и от любопытства позабыв о всякой осторожности, Николай Павлович буквально прилип к стеклу. Мимо его дома, плавно покачивая на рытвинах, медленно катил урча мощным двигателем, вишневый внедорожник. Кто находился внутри автомобиля из-за тонированных стекол рассмотреть было невозможно.

– В сторону правления едет! – Порывшись в нагрудном кармане, Николай Павлович все таки выудил пачку Астры и чиркнув спичкой, раскурил вонючую сигарету. – Кого еще к ним в глухомань принесло?

– Что там Коль?

– Тьфу ты иуда! – уронив пепел себе на штанину, Николай Павлович буквально подскочил на стуле. – Ты прежде, чем подкрадываться хоть кашляни что ли! До инфаркта доведешь раньше времени

– А я почем знаю, слышишь ты или нет! Вошла и вошла! Смотрю в окно пялишься! Думаю увидел чего!

– Увидел! Джип там огромный проехал!

– Чей? Толика что ли этого, бандита?

– Да, не! Этот вишневый, у Толика черный!

– А это тогда кто?

– Конь это в пальто, Ир! Господи, твою ж душу мать, иди, да спроси! Кто это?! Чего это?! Где это! Как умалишённая всегда! – Николай Павлович взвился от раздражения, жена иногда могла и мертвого довести до испарины, а уж живого так и вообще до белого каления.

– Ты чего старый хрыч, не проспался что ли? – Ирина окрысилась и стала похожей на злобного хорька. – Как целка сидишь тут сиднем! Сходил, поглядел бы чего там! Или нам теперь все время теперь на чердаке ночевать?

– Сходил бы…, – Николай Павлович аккуратно зашторил окно, отряхнул от упавшего пепла штаны и двинулся к входной двери.

– Ты чего совсем остолопиздел? – Ирка прямо таки метала молнии. – Совсем дурной! Я ему в шутку, он всерьез! Куда ты потопал то? Там вакханалия творится, а он поперся!

– Это ты Ир какая то остолопиздевшая стала к старости! – Красноречиво покрутив указательным пальцем у виска, Николай Павлович стал методично отпирать засовы на входной двери. Ирка злобно плюнула, и бурча себе под нос матюги, двинулась в глубь дома.

Перехватив поудобнее ружье, Николай Павлович с минуту наблюдал за окружающей обстановкой сквозь приоткрытую дверь. Не узрев ничего подозрительного, он вышел на крыльцо, плотно притворил за собой дверь и, ежесекундно озираясь двинулся к калитке. Идти было сильно боязно, но он знал наверняка, как сейчас нервничает и заламывает руки от переживаний Ирка. И поделом ей! Нечего рот раскрывать, когда он кроме бабской дурости ничего не скажет. Ничего, понервничает с пол часика, дольше он и не собирался разгуливать по поселку.

В сторону злосчастных гаражей, подле которых случилась бойня у Ивановского дома, Николай Павлович не за какие коврижки идти бы не стал. Поэтому, лишь поглядев настороженно в том направлении,, он двинулся неспешным, настороженным шагом в сторону ДК поглядеть на ночное пожарище. Полыхало знатно и выгореть должно было не мало. Главное что бы не сам ДК, очень уж не хотелось что бы сгорел лучший в округе продуктовый магазин. Лучший не в плане ассортимента, а в том, что дородная продавщица Людка, хоть и была стервой той еще, на частенько продавала в долг алкоголь и сигареты, что было крайне удобным, когда пенсия кончалась, а выпить и покурить очень хотелось. Пройдя несколько домов, Николай Павлович с тревогой отметил для себя, что не замечает признаков жизни в поселке. Дома стояли с закрытыми дверьми и наглухо зашторенными окнами, те счастливцы у кого имелись ставни- наглухо затворили их. На улице не было видно ни единой живой души, но самое странное было то, что над поселком нависла полная тишина. Не было привычных и столь незаметных в обыденной жизни звуков. Не слышно было ни кудахтанья кур, ни лая собак, даже насекомые казалось перестали летать между растущих вдоль заборов роз. Николай Павлович постучал пальцем по вставленному в левое ухо слуховому аппарату. Может батарейка села? Не может быть такой тишины. Ладно люди попрятались. После ночного погрома это было не мудрено. Но тишина. Тишины в поселку по определению быть не могло.