Все оружие гартаруда было предназначено для быстрого убийства, он рассчитывал на скорость, внезапность, технические фокусы. Встретив же равного, к тому же свежего противника, сражавшегося более длинным оружием — начал проигрывать.

С влажным шлепком отлетела на плитки лаборатории отсеченная правая нижняя рука. Гартаруд сражался молча. Стург тоже не любил треп в бою. Это был опасный противник — лезвие левой верхней конечности рассекло кожу и мышцы на груди агента Альянса. Он не остался в долгу и отсек противнику вторую металлическую руку.

Отчаяние толкнуло гартаруда на крайность, он рванулся с места и попытался свалить противника, навалившись на него всем телом, и конечно насадившись брюхом и грудью на сабли. Но Реймунд был готов к такому повороту, он выпустил сабли, сделал шаг назад, позволив противнику достать его в плечо клинком левой руки, схватил нападающего за шею и за оставшуюся нижнюю руку, с полуоборота швырнул того на стену.

Не успев сгруппироваться, гартаруд налетел на стену и, судя по всему, повредил себе хребет, затем на нем сломался какой-то механизм, последовал небольшой взрыв, разбросавший металл, плоть и раскаленное масло.

Гартаруд остался лежать, все еще живой, но уже неопасный.

— Подожди человек, — Прохрипел он, — Взгляни в контейнер.

Реймунд подошел к прозрачному стеклу, в жиже плавало какое-то крупное тело, все сплошь в трубках, проводах, спящих механизмах. Глаза на человеческом лице были закрыты.

— Видишь, там справа, на столе, — Стург взглянул на стол, — Это бомба. Мощная. Уничтожь его. Иначе он, уничтожит ваш город, все на своем пути.

Реймунд подошел к указанному столу. Там лежала бомба, на подобие той, которой он пользовался для убийства магната, но действительно много мощнее. Он положил бомбу у подножия контейнера. И запустил механизм на две минуты.

— Хорошо, — Гартаруд устало откинулся головой на стену, обнажив жилистую шею.

Перед уходом Реймунд оказал ему последнюю милость, мощным ударом сабли оставив на черной шее красную улыбку.

Он уже был довольно далеко, когда услышал гул и грохот. Его обдала волна пыли — сначала обычной, потом каменной. «Некоторые секреты лучше зарывать как можно глубже. Покойтесь с миром, Гийом, Миранда. Это хорошая гробница»

Вечер, сгущающаяся тропическая тьма, багровый шар солнца уходит на западе в море и в скалы за островом, погружая мир в царство кипящей крови и тьмы. Черное море внизу волнуется, посылая густые, тягучие волны к подножию скалы, вдоль которой раскинулся Морской Бульвар.

В небе парит фрегат — птица, а не Гилемо-Антарское судно, купаясь в восходящих потоках, он иногда тревожно кричит, опасаясь наверное, что солнце может и не взойти снова.

Сумерки, душно, даже от морского, свежего ветра не легче. Духота внешняя лишь тень внутренней.

Она соткалась, как видение, как кошмар, как сон о тысяче когтей и сотне клыков, терзающих твою плоть. Из наступающей ночи, из жестокосердной памяти, из камня и греха этого города.

Грациозная, как всегда. Гибкая, как всегда. Неприступная, как всегда. Смертельно опасная… так было не всегда, не для него.

На этот раз на ней был узкий полукорсет, аппетитно подчеркивающий грудь, штаны со шнуровкой, из кожи, с множеством портупей, увешанных оружием — сабля, дага, короткий гладий, четыре пистолета, а на руках все те же кастетные перчатки. Реймунд не видел, но под ними на ее плоти остались глубокие шрамы после кандалов. А он в кожаном кафтане со стоячим воротником, жилете из той же кожи, свободных пиратских шароварах, отворотных ботфортах с цепями и набойками, морской шляпе с высокой тульей, узкими полями, стальной чеканной пряжкой, и безоружен, даже без перчаток — бесполезно.

Она подошла и облокотилась на перила неподалеку от него, пахла она зверем, зверем и кровью. «Даже не приблизилась». Устремив взгляд изумрудных глаз в черноту моря, она начала.

— Белое Крыло, это твоя судьба, жребий уже брошен. — Голос был тяжелым, надломленным мрачным. — И мне жаль, что ты противишься.

— Я не очень послушный мальчик, — В нем сейчас была только усталость, не его собственная — усталость Вангли, усталость этого дрянного города.

— Реймунд. — Она резко повернулась. — Я не позволю тебе умереть, ты слишком ценен — и для меня и для Крыла.

— Мне, честно говоря, плевать, — Отмахнулся он, глядя вертикально вниз.

В следующий раз, когда он взглянул, то столкнулся с изумрудными глазами тигрицы, прямо перед своими. Он не успел ничего сказать, но ее губы нашли его, языки сплелись в нежной борьбе, хвост обвился о его ногу и провел по внутренней стороне бедра.

— Я не позволю тебе умереть, но могу превратить твою жизнь в ад, — Она резко отскочила и кувыркнувшись в воздухе вернулась на место, — гибкая как кнут. — Только, чтобы убедить — ты нам нужен.

— Мы все живем в аду, — Он имел в виду агентов Альянса.

— Нет, — Засмеялась она, играя на пальцах амулетиком в виде бриллиантовых сердечек, — Ада ты не видел…

— Хитрюга! — Он начал звереть.

— Я не тронула ее. Не из-за твоей метки, метка — ничто. Только ради тебя самого, эта девица будет жить, — Тигрица облизнулась, — Она была сладкая, очень.

— Если ты! — Реймунд развернулся всем телом, кулаки сжались, он этого не ожидал — его бесило поведение тигрицы, бесило то, что ему с ней не справиться, бесило, что она переиграла его, бесил ее тон, бесила мысль о том, что он боится за кого-то другого.

— Я ничего ей не сделала, во всяком случае ничего опасного, — Она встала на парапет, ветер трепал ее волосы, — Реймунд, мы убийцы. С самого начала выбор делают за нас, заставляя барахтаться в чужих сетях. Наша свобода — избрать путь смерти цели. Мы сражаемся за пустоту. И получаем пустоту. Но все может перемениться. Ты нам нужен, а Альянсу, когда он узнает о твоем промахе, нужным быть перестанешь. Мы даем тебе время, и выбор — совсем маленький, мы или смерть, от рук… коллег. Подумай Реймунд. Ты нам нужен. И мне ты нужен, — Она улыбнулась напоследок, оттолкнулась и прыгнула, далеко внизу был слышен всплеск, тигрица скрылась в волнах.

— Бэгрис… — Проговорил он мрачно глядя на волны, штурмующие пустоту.

Энкелану он нашел в ее убежище. Купленном им небольшом, неприметном домике в квартале воров. Обнаженную, подвешенную на крюк из люстры, истекающую кровью из множества мелких ран, неопасных, оставленных когтями. Когтями тигрицы.

Он снял ее, обнял и сказал:

— Все будет хорошо. — Он не хотел этого говорить, но она хотела это услышать, — Тебя больше никто не обидит.

Мы все иногда лжем. И себе и другим….

Черно-серое небо над головой закручивалось спиралью и уходило к звездным безднам в вышине. Ветер — холодный и злой, завывая, стремился сбросить Реймунда со скалы. Он стоял на обрыве, невообразимо далеко внизу клубилась тьма. Из тьмы выступали древние, искрошенные руины, утратившие краски от древности или от скорби по ушедшим временам. Из тьмы на него снова смотрели теплые, всепонимающие, светящиеся фиолетовым безумием нечеловеческие глаза. Конечно, это был сон. Слишком реальный сон.

— Ты окружен. Ты знаешь это. Если не разорвать этот порочный круг, он раздавит тебя. — Холодный, но в то же время сочувствующий голос легко пробивался через вой ветра.

— Что-то подсказывает мне, — Мрачно ответил Стург и ветер тут же затих, — Ты часть той гнилой цепочки, что давит меня.

Эхо его слов, многократно усилившее усталый голос убийцы, пронеслось по миру и затихло в глубинах бездны.

— А еще, — Рассмеялся голос, — Что-то подсказывает тебе — неважно, кто я. Важно — ответить на вопрос — что делать дальше.

— Очевидно умирать. — В небесах засверкали оранжевые молнии, звезды нестерпимо вспыхнули и погасли. — У меня нет путей. Я больше даже Бэгрис не контролирую. Все что мне осталось — дождаться, когда меня прикончат.