— И тебе не болеть, пиратик. — Отвечал караульный, вяло размышлявший о том что, если его не сменят через пару часов, он так и сварится в своем песочном мундире на посту, как рак.
— А скажи, тут в шпионы принимают? — В голосе звучал искренний неподдельный интерес, с далеко не сразу выдаваемой иронией.
— Шутить изволишь? — Солдат внутренне содрогнулся и подобрался.
— Да не, как можно шутить с человеком, у которого тааакое большое ружье в руках. — Тут же, голос незнакомца с весело-развязного, без перехода стал очень серьезным, смертельно прямо таки серьезным, — У меня письмо, для Гийома де Маранзи, знаешь такого?
— Так точно! — Солдат явственно побледнел.
— Ну так веди! — Паскудная улыбка играла на тонких, пересеченных старым шрамом губах посетителя.
— Никак не могу. Пост. Не положено. — Голос караульного неявно дрожал.
— Как тебя зовут?
— Колин, сударь!
— Ну так вот, Колин, — Человек названный пиратом заговорил жестко, и очень громко, — Заканчивай тупить и позови уже кого-нибудь, кто проводит меня к де Маранзи!
Солдат заторможено кивнул и уже собрался куда-то идти, потом все же, к его чести, вспомнил, что он на посту, и позвонил в колокольчик, расположенный в помещении караулки и проведенный в комнату дежурного офицера.
Дежурный офицер — толстый, лоснящийся здоровяк, оказался много более труслив, чем его подчиненный, он чуть ли не лебезя перед посетителем, провел того до одной из внутренних комнат цитадели.
В кабинете с большим количеством бумаг и небольшим количеством предметов мебели или декора, мрачный чиновник с невыразительным лицом, в форменном сюртуке тайной канцелярии, подробно допросил гостя. Выяснил его имя, род занятий, некоторые детали прошлого и причину визита, проверил письмо, на наличие скрытых опасностей — яда, лезвий, магии или колдовства. Заставил избавиться от всего оружия, включая маникюрные ножнички из сапога. И надел амулет, которым де Маранзи мог при необходимости, простым кодовым словом парализовать посетителя.
— Итак, ты у нас… — Гийом де Маранзи, на этот раз облаченный в форменный сюртук, при этом однако белый, и с большим количеством золотого канта, аксельбантов, блестящих крупным жемчугом пуговиц, принимал гостя в своем кабинете. Помещение, со вкусом обставленное мебелью из ценных пород дерева, и декорированное набором безделушек, значимых только для самого владельца помещения, — обрывков старых писем в рамках, поеденных черной коростой кинжалов, колдовских гримуаров в металлической оплетке, изящных карнавальных масок и прочего.
Посетитель молчал — его предупредили, что говорить он может только после того, как начальник Тайной Канцелярии Ахайоса даст ему разрешение.
— Фредерик Вангли, — Чиновник гулко рассмеялся, — «Стервец», хорошая кликуха. Я слышал у вас, пиратов, прозванья дают весьма метко, значит ты нам пригодишься! К тому же рекомендация у тебя отменная, сам Альберт «Меченый» поручился за тебя! Это славный капитан, немало полезного он свершил для моей дорогой Короны, да и пить, помню, умеет не хуже чем топить корабли и трахать девок. Но не могу взять в толк — почему ты решил расстаться с ремеслом?
Мысленно пират усмехнулся, Альберт «Меченый» был продажной, трусливой сукой, а его «подвиги», во всем братстве вызывали дружный смех или холодное презрение. «Начальник» был прав только насчет девок и выпивки. Ну и кораблей — самых неповоротливых и беззащитных. Таково, во всяком случае, было мнение Фредерика о своем «патроне», а вот толстяк начинал ему нравиться — он внушал оторопь и уважение.
Получив разрешение говорить Фредерик «Стервец» закинул ноги в звенящих сапогах на стол, чуть было не опрокинув чернильницу в виде обнаженной суккубары, и рассудительно начал:
— С ремеслом нельзя расстаться монсеньор, но в жизни каждого джентльмена приходит момент, когда он понимает, что шальное ядро, или пуля наемного мушкетера с купеческого судна, это не лучшая смерть, а жесткая пенька корабельных канатов уже не так, как прежде, ласкает кожу.
— Но ты вроде еще молод?
— Скорее хорошо сохранился, и хотел бы, чтоб так было и впредь…
— И убери, пожалуйста, ноги с моего стола, — Гийом широко улыбнулся полными своими губами, — Пока я не приказал их повыдергивать, сустав за суставом.
Пират медленно с достоинством убрал ноги со стола и спокойно продолжил:
— Но у меня осталась одна страсть, которую я с лихвой утолял в море, и хочу, чтобы так было и впредь.
— Не томи, — В голосе начальника Тайной Канцелярии чувствовался некоторый интерес, — А то начну иглы под ноги загонять, чисто по привычке.
— Я люблю страх, — Резко завершил свою фразу Фредерик, — Люблю, когда меня боятся, причем боятся все, вне зависимости от звания и состояния, и, похоже, мы с вами в этом схожи…
— Не пори горячку, — Голос де Маранзи стал скучен, — Я лишь делаю свою работу.
— Я был бы рад, если бы это стало и моей работой тоже. Вы, ребята, крутые перцы, даже отморозки из банд уважают вас. Да и работка при этом непыльная, как я слышал.
— Избавь меня от досужих размышлений. Наша работа отнюдь небезопасна, — Гийом выдержал паузу, — Но мы наводим страх. Обоснованный, серьезный и доводящий до дрожи и рвотных позывов страх. И такой сукин сын, как ты, нам пригодится.
Фредерик Вангли усмехнулся, опять скорее про себя, чем «вслух». Все снова начиналось как на корабле — есть ублюдок, который невообразимо бесит, и в то же время вызывает уважение. И этот ублюдок — вожак стаи, он знает, куда вести и путь этот неизменно приводит к добыче. Вожак — сумел выжить среди прочих, он оказался сильнее, хитрее, злобнее и подлее прочих. А значит, оглядываясь вокруг, ты понимаешь — лучше быть с ним, чем против него, и уж тем более с ним быть много выгоднее, чем в одиночку.
Вангли и сам не знал, насколько он прав. Гийом де Маранзи был вожаком, как и большинство подобных людей — одиноким и надежным. Он начал свой путь третьим сыном небогатого, но древнего, а потому гордого, рода. Без денег, без связей, без особого образования де Маранзи в 14 лет поступил на государственную службу в далеком Шваркарасе. В 15 он поймал своего первого разбойника, в течение года Гийом «подкармливал» местную молодежную банду, работая секретарем начальника стражи небольшого городка. Сливал горстке плохо вооруженных отморозков информацию о местах, где стражники редко появляются, о маршрутах патрулей, о добыче и местах хранения оружия с минимальной охраной. Гийом любил, уже тогда, действовать наверняка. Он превратил горстку шпаны в хорошо экипированную и очень успешную банду. А потом, когда происходящим в городе и его окрестностях заинтересовалась герцогская администрация, он лично, с небольшим отрядом особо заинтересованных им стражников возглавил облаву, когда его подопечные были максимально уязвимы.
Все, знавшие о «вкладе» Гийома в успешность банды, погибли при задержании, остальных повесили, предварительно устроив показательный процесс. Он сохранил жизнь лишь двум особо смышленым бандитам, которых намеревался впредь использовать. Тогда они стали первыми жертвами его коварства — ненавидящими де Маранзи, но восхищенные его беспристрастной эффективностью. По завершении громкого дела Гийом попал на герцогскую службу, в секретный отдел. А очень скоро возглавил его, подсидев прежнего начальника на связях с Тайной Канцелярией Шваркараса. А чуточку позже, он «сдал» все секретные операции герцога той же Канцелярии. И получил в свое распоряжение отдел в одном из крупных городов королевства.
В колонии де Маранзи попал не совсем по своей воле — министру требовался кто-то достаточно злобный и жесткий, чтобы действовать в Новом Свете. А потому наверх всплыли некоторые дела Гийома, сразу прибавившие ему противников среди герцогов, маркизов и церковных иерархов. Так что пришлось соглашаться на поездку, оставив министру практически в залог свою молодую жену и дочь.
Новый Свет встретил Гийома необъятным полем деятельности. Никого не любя, кроме тех, кто остался далеко, не воспринимая людей больше чем шестеренки в своей машине, да и себя до срока считая просто большим зловещим механизмом, Гийом поставил под контроль своего управления на Экваторе огромные территории, став самым эффективным организатором Тайной Канцелярии в этой области. С годами он развил какой-то инфернальный талант к обольщению. Умея быть приятным и обходительным, Гийом умудрялся даже совершенно презирающих его людей делать лояльными, а так же, он, как и большинство таких людей, умел держать в памяти множество мелких подробностей о сотрудниках и операциях. Для своих людей Гийом, не испытывая к ним особой любви, умел оставаться другом и отцом, а для врагов он был неизменной, почти непреодолимой угрозой, всегда знаюшей, когда нанести удар. Гийом был тем самым вожаком, в котором нуждался Вангли, он никого не любил, за конкретным исключением. Но, как и пиратские капитаны, считал свою работу частью своей жизни. В отличие от «сухарей», считавших, что у них нет врагов, кроме врагов Шваркараса, и целей, кроме целей страны, де Маранзи воспринимал каждую операцию как предмет личного интереса, а каждый провал как плевок себе в лицо. Если враг переходил дорогу государству на территории Гийома — он становился личным врагом дейцмастера, а значит, человеком, совершенно обреченным.
