Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Великолепно. — Произнес драгун раздельно. — Не будем же смущать благородное собрание, выбирайте секундантов, обсудим подробности. Дирк, — Обратился он к де Кабестэ, — Прошу вас быть моим секундантом.

— Но, господа, как же так! — Подала голос графиня, опомнившись.

— Прошу прощения, моя госпожа, — Ответил ей де Мелонье, — Но ни я, ни сей бретер не являемся вашими вассалами, а, значит, вы не можете нам препятствовать в исполнении дела чести.

— Поддерживаю, — Согласился де Рано. Динамика событий позволила хоть немного освободиться от мрачных мыслей.

— Секундант, — Произнес поэт и задумчиво осмотрел зал, но не нашел в нем норманита, — ах черт, ладно, я прошу вас, де Эль! — Обратился он к сенешалю, — Представлять мои интересы.

— Всенепременно, — Согласился Марк, — А теперь покинем зал, господа, не будем более смущать благородных дам и господ, пришедших веселиться.

— Заколи его! Как свинью, — Шепнула злобно Лили брату, уходившему вслед за тремя аристократами из зала. В глазах девушки опять сверкнуло безумие.

Покинув зал, четверо молодых людей направились по темным переходам в трофейный зал, где состоялось продолжение беседы, под взором мертвых глаз-бусин многочисленных чучел монстров и животных, убитых членами рода Никкори-Сато. Если коротко, беседа сводилась к следующему:

— Сегодня! Сейчас, до рассвета! Мы будем биться немедленно. — Настаивал поэт, о чем его секундант уведомил противников.

— Сегодня так сегодня, через полтора часа, подберите место. Дирк, встреть меня у ворот замка через полтора часа и отведи на место поединка, сейчас же я откланяюсь, господа, дабы подготовиться к бою, мне нужно остыть и принять неизбежное.

Поэт зловеще улыбнулся и согласился с просьбой секунданта противника отсрочить бой на полтора часа.

Империи око недреманное.

Конь был оседлан, и, стреноженный, ожидал в глубине парка, окружавшего замок графини. Все необходимые вещи для дальней дороги были готовы, немногочисленные улики догорали в костре неподалеку, в том числе там корчилась черная широкополая шляпа. Лопата жадно вгрызалась в рыхлую землю, легко преодолевая сопротивление мелких корней и трав, земля была мокрой и жирной, укрытой прелой листвой.

— Что ж, я думаю нам пора поговорить. Самозванец. — Буквально из тени деревьев соткалась фигура в темном плаще, с черного сюртука упала, отработав, пуговица-амулет тени.

Человек с жестким, будто выточенным из камня лицом направлял на драгуна, а, вернее, на Реймунда Стурга, два черных длинноствольных пистоля:

— Пули закляты, да и стреляю я отменно, не делай лишних движений, возможно, я не убью тебя. Не сразу, по крайней мере.

— Как мило с твоей стороны. И где я прокололся? — Поинтересовался Реймунд на диво безразличным голосом.

Вопрос был хорош, и своевременен, персона, выдающая себя за алмарского агента, поначалу казалась просто мелким авантюристом, человеком глупым и неосторожным. Некоторое время слежки и счастливая случайность, которая столкнула человека в широкополой шляпе и Штурмхарта на проезжей дороге поздней порой, позволила двинуться дальше. Самозванец оказался виртуозом перевоплощения — он намеренно проводил беседу там, где его могли подслушать. Хуже того — беседовал он сам с собой. Такое подозрение подтвердилось, когда черный человек Вульфштайн, удалившись от грязной таверны, где часто бывал, направился прямо к временному жилью драгуна де Рано, думая, что никто не видит. Лошадь он скрыл в заброшенной конюшне в лесу, а сам переоделся и в образе лейтенанта пошел завтракать. Это навело уже было решившего оставить авантюриста в покое Штурмхарта на мысль — некто, маскирующийся по две разные персоны, собирается совершить в графстве нечто очень опасное и обвинить в этом алмарского агента. Дело приобретало личный поворот. Дальнейшая слежка подтвердила первоначальные выводы — этот кто-то охотился на Алана де Мелонье, находящегося под защитой церкви. Убийство Алана, списанное на алмарского агента. Ну уж нет. Штурмхарт не собирался позволить настроить против себя орден норманитов. Они ведь решат, что это вызов! Алмарец решил дождаться финального аккорда этого концерта и не позволить ему завершиться трагедией.

— В столице есть такой драгунский офицер, только вот он погиб при облаве на «Лиса», это раз.

— Это не прокол, выяснено явно позднее главного. Чтобы начать копать, нужен повод.

— Ты не поверишь, — Человек с пистолями почти смеялся, — Но это я алмарский уполномоченный агент тут.

— Не повезло, — Крепкий кулак влупил по дереву, заставив его задрожать до кроны, — и что ты со мной будешь делать?

— Меня интересует кто и почему? А главное где готовят спецов, способных косить под две личности сразу.

— Две не предел. На тренировках бывало до шести.

— Интересно, эта откровенность от фатализма, или ты все же хочешь выжить?

— Неужели так сложно поверить?

— Ты вроде парень неглупый, понимаешь, что к чему. — Голос был холодным и злым. Штурмхарт привык всегда держать положение в своих руках, сейчас такого ощущения не создавалось. Враг был опасен даже под прицелом. Он вел себя спокойно, а не демонстрировал спокойствие.

— Понимаю. С одной стороны тебя мучит жажда узнать, что знаю я, с другой… — Реймунд замолчал.

— И что с другой? — Не выдержал алмарец.

— Ты боишься меня…

Это произошло почти одновременно — второй сильнейший удар по дереву почти переломил ствол и заставил вековой вяз валиться на агента. Тут же прозвучало два выстрела. Сверкнув во тьме двумя синими лучами пули вошли в тело Реймунда, одна в сердце, другая в основание черепа. Попытка спастись Штурмхарта ван Шпее была эффектной, но неэффективной, вяз придавил его, пронзив множеством сломавшихся при падении веток.

Минуло полчаса. Реймунд Стург, мучаясь безумной мигренью, отрыл сундучок, что был спрятан у корней старого вяза, и, открыв его, с сожалением отделил почерневший бриллиантик в виде сердечка, вплетенный в проволоку из черненого серебра, от девяти других, сияющих, растер в пальцах, превращая бывший бриллиант в кучку черного песка. Затем он убрал амулет жизни в сундучок обратно и положил в седельную сумку, отведя лошадь подальше от почившего под листвой вяза агента и пробормотал:

— Альянс-Империя один-один, — Мрачно пробормотал Стург, и, прихватив с лошади палаш, двинулся на дуэль.

Библиотека Хранителей Знаний. Краткие выдержки о истории и природе стран Южного Архипелага Гольвадии: Королевстве Шваркарас, Республике Ригельвандо и Алмарской Империи, полученные из источников разных, достоверных до степени достойной преподнесения дражайшему читателю.
Вера требует откровенностиО Путях Империи и о неправедных.

В Книге Многих Ликов сказано «И да не убоюсь я стали холодной, и пламени яростного, и зла, и беззакония. Ко времени испытаний тяжких останусь тверд духом, ко всем трудам, что ниспосланы мне Единым. И только лишь безумие ближнего моего суть страх в сердце праведном порождает».

И пришел тот день и час и время. Когда безумие порожденное злобой, завистью и глупостью человеческими обратилось против них. И грозит пожрать носителей оного. И всех кто рядом с ними окажется.

Несомненно, как не сложно определить это — речь моя идет о людях, изначально ставших бичом нашей бедной страны. О волках среди мирян, кои готовы угрызть всех и каждого, кто противоречить им посмеет. О плевелах, что поражают зерна рядом с оными взрастающие. О тех, что не приемлют ни авторитета церкви, ни милости Единого, ни закона Божьего, в традиции и праведном наставлении прошлого нам даденного.

Я говорю о графах, рыцарях, баронах и герцогах, что совместно прозываются аристократами, и претензию имея на роль пастырей народных, на деле же в беззаконии и мерзости прозябают.

Сии псы паршивые, беззаконные, безнравственные, к добру и труду не способные, дни свои проводящие в торжестве греховности, утехах плотских и забавах кровавых, стремятся примером своим, да делами неправедными, да страхом расправы лютой испортить все стадо, что нам Единым в бережение и воспитание передано.

Всякое добро, что исходит от церкви, будь то деяние святого или булла Архиепископа, они перед императором, что на льстивые посулы их, как мальчишка падок, стремятся омрачить и опорочить. В зависти и подлости своей перед церковью достигают они низостей абсурднейших. Так, если церковь для блага государства желает насаждать торговлю свободную, они заявляют, что опасаются за доходы казны имперской и вводят поборы таможенные, налоговые и прочие, что любую торговлю на корню губят.

Они отправляют солдат с оружием в монастыри, дабы выволакивать бывших крепостных своих, что монахами стали, и к сохе возвращать, чем рушат авторитет церковный и право убежища злокозненно нарушают неотомщенные.

Если же какой-то муж из отцов церкви праведный, решает меж мирянами стеснение, вследствие непонимания возникшее, разрешить третейски к выгоде обоюдной, то потом несчастных отвращают от церкви обвинениями в том, что должны они были с бедами своими в суд или к господину местному идти, и наказывают за неповиновение батогами да колодками.

А если купец, что церкви угодны, виновным вдруг в чем окажется, а в их законах даже за дыхание вина сыскаться может. То лютостию упиваясь его терзают яростно, через мученья торговца мирного ущемление Храму нанося немалое и в том радость извращенную обнаруживая.

А если же церковь решает ремесла поддержать или горожанам послабление проявить и благостью Единого наполнить, то сразу жалуются они Императору, что, мол, сие есть якобы козни корыстные, против них направленные и авторитет власти роняющие. До того дошло, что в некоторых городах уже и праздники церковные запретили проводить с должной яркостью, Единому угодной.

Что же до мысли праведной, церковью культивируемой, что живем мы все в Единой Империи, и добры должны быть друг другу и вежливы. Отвечают он, и что природные алмары Империю создали, а все прочие подчиняться должны бестрепетно. И бригланов[48], что в церкви трудятся праведно, почитают за трусов и выродков, а гехальцев смелых и опытных, к войнам более алмаров способных, не пускают к постам высоким, в страхе быть опозоренными. Кихан же, что во множестве служат церкви торговцами рачительными, ущемляют, и казнят без дознания за провинности малые, ненавидя за богатство и делу веры преданность. Тиоров яростных провоцируют, ущемления им всяческие чиня и ни в грош не ставя, Империи суть, как единого дома многих народов, отрицая. И только злокозненных тиоров терпят, как бюрократов и ученых, нужных им. А о хальстах нечеловеческих умолчу я, ибо к ним отношение таково же, как полагается, как расе, ниже нас по достоинству обретающейся.

Дремучие. Необразованные. Агрессивные и токмо иерархию свою почитающие, лишь к трудам ратным жестоким пригодные. Отвратились сии сыны неверные от лона церкви дотошного. Так в ереси своей безнаказанной далеко заходят, что и верить тем слухам нет желания, а не верить — грешить против истины. Опускаются, отвращаются, и заводят молельни домашние, сами желают Единому поклоняться, и дерзновенно труды о богословии нецерковном печатают, думают, что благодать Господню можно заслужить словами печатными, либо воздуха тайным сотрясением в кавернах сокрывшися.

А когда доходят до церкви они, то стоят, и на алтари и отцов святых, неверные, взирают с презрением, как на скоморохов базарных, и плюют на полы церковные. И на храм никогда не жертвуют. А заодно мирян оскорбляют насильственно, отрицая пред Богом равенство.

Среди них не секрет и редкость уже, что плодится всяческое гнилье, природе человечьей противное. Сколько ведьм, демонологов, чернокнижников, среди них развелось — неведомо. И отростки свои клешневидные, и ракушками спины заросшие, прячут в замках своих и в доспехах своих, угрожая тем самым безопасности всей Империи. Падки стали на хаос злокозненный, и на знания темные, злобные, и вампиров средь них много сыщется. Всех прочих тварей премерзостных. Так что веры уже да и нету к ним. Ибо трудно вызнать, кто Единому служит, а кто Градесу[49] трижды проклятому.

Страсти темные, страсти грязные кипят в сердцах их растленных. Все, чего добивалась так долго церковь — завоеваний колониальных, не мечом, а более добром и словом добытых. Успехов дипломатических, мирные отношения со всеми соседями и ближними и дальними принесших. Выгод торговых, благословенными купцами принесенных. Видеть не желают, а, более того, желают похерить, токмо от того, что не ими — темными и неправедными, были успехи сии достигнуты. Жаждут войны и кровопролития, желают нести власть Имперскую, обагренную беззаконием, на земли, к ней не подготовленные, к должной склонности не приведенные. Желают, чтобы нас, как торгашей Ригельвандцев или кровожадных зверей из Шваркараса, так же на Экваторе ненавидели.

Всему, что есть и будет церковью достигнуто, они противники рьяные. И успокоятся только, когда не станет на земле Алмарской силы духовной, и тогда они к дьяволам оборотятся и во тьму страну вгонят безнаказанно.

Посему вопрошаю я. Неужели у его святости Архиепископа не стало сил и авторитета? Неужели на мальчишествующих императоров только такие же, как они, мальчишки беззаботные влиять могут? Верю, что нет. А значит, нужно от Трона Дралока, добиться всевысокого разрешения без расследования предварительного и доказательств учинять над аристократами инквизицию святейшую, подобно тому, как над мирянами мы власть на то имеем.

И тогда только, когда запылают костры и святые братья Бога-Защитника[50], закатают рукава в труде праведном. Император узрит, что за гниль пригрел у подножия трона своего. И сим свершится торжество веры, и порядок вещей наступит к вящей славе Господней необходимый!

Писано дня 12 месяца ихтиониса 807 года от Основания Алмарской Империи, выдержано же из диссертации честного богослова и священника Бога-Властителя Теодора «Непримиримого»: «О необходимости ограничивать и сдерживать аристократию, а так же об расовых и национальных ущемлениях в империи».
вернуться

48

Бригланы, геханы, тиоры и т. д. — человеческие народности обитающие на территории Алмарской Империи и входящие в ее состав. Хальсты — нечеловеческая народность обитающая на территории Империи и входящая в ее состав

вернуться

49

Градес — владыка Ада в гольвадийской традиции, в том числе в теологии Единого.

вернуться

50

Священники Храма Бога-Защитника в Алмарской Империи осуществляют инквизицию.

50
{"b":"691667","o":1}