Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И текли слова:

— Рогнеф — лесоруб, как есть чернокнижник, уходит в лес рано поутру, а возвращается затемно, — И вырубки его всегда самые лучшие, и зверь его неймет, и жена красивая да румяная, да дети все живехонькие уродились, да в отца, да и не пьет он и налево не ходит, ей-ей чернокнижник! — Говорил селянин с сизым носом и впалыми щеками.

— Благословляю тебя, сын мой, да не коснутся разума твоего замутненного зависть и глупость, иди с миром, — Отвечала Жанетта, одаривая его золотым сиянием.

* * *

— А проходил через нашу деревню мальчуган, годков четырнадцать, все выспрашивал про книги да фолианты древние, колдовские, не припрятал ли кто чего от давних времен, обещал золотом платить. И одет был чудно, как из сказок прям. — Говорила толстая баба со следами оспин на лице, теребя в руках полы серого от грязи передника.

— Странная одежда это серый балахон, плоский стальной наплечник и остроконечная шляпа? — Спрашивает Жанетта скучающе.

— Истинно так, госпожа!

— Сестра.

— Святая Сестра! Истинного говорите, будто сами его видеть изволили, — Поражается толстуха.

— Ученик гильдии колдунов, — Задумчиво говорит сама себе де Пуатье, — Встань к стене, дочь моя, побеседуем подробнее с тобою позже.

* * *

— Зрел я своими глазами, матушка, — Говорит тот самый кряжистый наемник, без труда отнявший жизнь беглеца…

— Сестра, — привычно поправляет Жанетта.

— Да, да, — кивает крепыш, — так вот зрел я своими глазами, как кирасир полка золотого, с которым мы на Ильс де Парфю воевали вместе, целовал перед боем фигурку, фемину обнаженную представляющую, и его в бою ни одна пуля не брала. А после боя от ту фигурку в тела разъятые врагов своих погружал, пока кровию она вся пропитается.

— Давно ли было то?

— Почитай пять годков утекло.

— Хорошо, — Вздыхает охотница, — Расскажешь мне сейчас чин того кирасира, имя, род и все, что помнишь о нем, потом свободен будешь, благословляю тебя, будь и впредь столь стоек и зорок в поисках скверны темной среди людей.

Она одаривает наемника золотым сиянием, но потом вспоминает:

— Ах, да, а ты со службой профосской не знаком случаем?

— Ну как же, сестрица, — Хитро ухмыляется крепыш, — Сечь да ногти драть, то умеем мы.

— Хорошо, эй, человек, — Обращается она к виночерпию, налей-ка сему молодцу за счет церкви, затем опять к наемнику — Присядь пока в уголке, позже пригодишься мне еще.

* * *

— Эх, а Анцента-то ведьмой оказалась, — говорит растрепанная женщина, поправляя порванное на груди платье, ухмыляясь ртом, где гнилые зубы чередуются с позолоченными, выглядывая из-под алых, помадой вымазанных, губ. — А ведь у нее и доченька есть. Говорят, в сельцо Лермэ ее она отдала, видать, папане, от которого прижила, сбагрила.

— Корень сие дите, если не врешь ты, дочь моя, силы чернокнижные восприять мог, посему слова твои проверить нужно будет со всем тщанием, — Кивает с легкой улыбкой де Пуатье, — Становись к стеночке до срока.

Харчевня быстро опустела. Осталось полдюжины человек, чьи рассказы вызвали интерес охотницы на ведьм. И тут взгляд ее пал на фигуру темную, в дыму плохо различимую, одиноко у входа сидевшую. Она рассерженно встала и, решительно бряцая шпорами, пересекла зал:

— А тебе что же сын мой, нечего поведать церкви? — Вопросила властно.

— Почему же, — Ухмыльнулся человек в черном, поднимая взгляд из-под полей шляпы, — недавно зреть мне довелось, как некая воительница храбрая, жизнью рискуя, долг свой исполнила, и ведьму злокозненную умертвила…

— О! Это вы Уильфрид. — Улыбается Жанетта, сразу преображаясь, и облегченно садится на место, где недавно сидел Рен, — Прошу простить, не ожидала встретить вас здесь!

— Взаимно сестра, взаимно, — Все еще улыбаясь, кивнул Вульфштайн, — Скажите, и много ли дают расследованию подобного рода мероприятия.

— Очень надеюсь, что это не было сарказмом. — Нахмурившись, произнесла де Пуатье.

— Ни в коем случае. — Человек в черном был серьезен и сдержан, — Это лишь интерес к методам церкви не более.

— Опасный интерес, впрочем, ничего крамольного в ответе на него я не вижу — результаты бывают просто неожиданно продуктивны. Ведьмы коварны и осторожны, чернокнижники хитры и опасны, но никто не может полностью контролировать свое поведение, а Шваркарас многолюден. Кто-то где-то всегда что-то видел, и спрашивать нужно в первую очередь в таких местах, среди бродяг, крестьян, наемников, и, конечно же, воров. Крестьяне много лучше господ знают своих соседей и места где живут, прочие же постоянно в пути, в поисках хлеба насущного, много видят, много помнят, и знают немало.

— Весьма мудрое замечание. — Вновь улыбается Уильфрид, — Никак не ожидал, что за вашей молодостью скрывается такая опытность, но что если не секрет вы будете дальше с теми, кого отобрали?

— Я по-прежнему склонна считать это лишь любопытством.

— Всецело заверяю вас в этом.

— Дальше я найду хороший подвал, — Жанетта наклоняется к черному человеку, — И буду их пытать, пока они не вспомнят все подробности дел, о которых заговорили. Часть из них что-то скрывает, вторая не договаривает. А двое или трое в сговоре и пытались сбить меня с верного следа намеренно, а значит, они что-то знают, и скоро это буду знать я.

— Бесподобно, — Искренне восхитился Вульфштайн, но голос его был чуть заметно насмешлив. Минутное наваждение молодости и обаяния девушки вновь развеевается, уступая место образу сурового, неподкупного инквизитора.

— Именно, — Победно улыбнулась де Пуатье, не замечая странного оттенка. Она довольна собой — верный путь указан Единым.

— И еще один, последний вопрос. Мне довелось поговорить с одним из местных, до вашего прихода, похоже, многие здесь любили почившую ведьму, и были ей весьма благодарны за добрые дела. И, похоже, мало кто из них верит, что ведьма могла совершать столь гнусные поступки, кои вы ей приписываете.

— Хорошее замечание, — Улыбка охотницы становится зловещей, — Открою вам, мой друг, секрет — ведьмы не живут в избушках на курьих ножках в лесу. Не живут они и в темных замках, сотрясаемых раскатами грома и молниями, те ведьмы ушли в небытие вместе с Эпохой Черного Неба, когда они правили миром. Ведьмы живут среди людей: среди аристократов свои, среди крестьян свои, в городах… и в городах тоже. Они стремятся стать незаменимыми, погружая окружающих в тенета своей лжи, порока, обмана. Они делают так, чтоб их захотели покрывать, если что-то пойдет не так, и потому они творят так называемое добро, выполняют обязанности повивальных бабок, дарят детишкам подарки, приходят показывать чудеса на свадьбы и праздники. Они замыливают взгляд селян, когда начинают пропадать дети. Когда в лесу начинает пропадать чуть больше лесорубов, чем следовало. Когда зимние ночи становятся холоднее, чем должны. Селяне уже не подозревают «святую» ведьму, нет, более того они идут к ней за помощью, с просьбой защитить, оградить, утешить, покупают амулеты, несут подарки, отправляют дочерей помогать ведьме по хозяйству… — Жанетта больше не улыбалась, — Что они наговорили вам? Она лечила? Помогала при родах, или способствовала абортам, защищала крестьян от злых господских солдат или еще что-то в этом роде? Еще бы, и потому, когда у этих ленивых скотов болел пальчик, они бежали к ней, а не ехали в ближайший монастырь Бога-Целителя. Они шли к ней за утешением и помощью в улучшении урожая, вместо того чтобы за честную десятину позвать священника Бога-Пастыря. Я узнала о том, что здесь что-то не так, когда местный священник сообщил в орден, что паства перестала быть откровенной с ним, а многие стали пропускать службы. Они тупы и ограничены в своем стремлении к комфорту, в своих маленьких закрытых мирках, они оказываются столь слепы, что готовы любить и обожать ту, которая вот-вот сожрет их с потрохами. За это краткое уютное блаженство, дурачье платит своими бессмертными душами. А я лучше разрушу их тела, чем стану подкармливать чернокнижников! — Последнюю фразу охотница произнесла на весь зал, осмотрелась, увидела ужас на лицах и смущенно умолкла, затем продолжила. — И только из-за того, что вы спасли меня на той опушке, я не спрашиваю, кем был тот, с кем вы говорили, и что вы делаете в этом вертепе, Уильфрид. Однако мое терпение не безгранично.

37
{"b":"691667","o":1}