Представление оказалось занимательным, и довольно смелым — рассказывалось об истории любви пирата Дикомеда Проклятого, продавшего душу хаосу для спасения своей команды от щупалец Твари Пучины и святой Варвары Анрасийской — непорочной девы-целительницы.

Своей любовью Варваре удалось спасти уродливого, обросшего щупальцами, полипами, моллюсками и крабьим панцирем капитана от участи, что хуже смерти.

Так пафосно заявляла блондинка с грудью такого размера, что вопроса о её непорочности даже не возникало. Заканчивалось представление эротической сценой потери Варварой своего девичества в объятьях любимого, после чего она по наказанию Единого теряла свои силы святой, а Дикомед снова обрастал щупальцами и утаскивал ее в пучину.

— Тьфу, ересь-то какая, — с ажиотажем восклицал каждый минут пять-десять представления, от которого Реймунд посмотрел, впрочем, лишь четверть, молодой священник с короткой всклокоченной бородой, сидевший рядом. При этом смотрел он в основном на реберную область «Варвары», где в более чем откровенном декольте «монашеского» платья колыхались прелести актрисы. Впрочем, целибата у большей части слуг Единого не было[23].

Мостовая мелькала под ногами, норовя уронить спешащую девушку, а тусклый свет уличных фонарей норовил ослепить. Похоже, Энкелана сделала в своей короткой жизни неопытной, но преуспевающей воришки, самую большую, а может и последнюю глупость. На недостаток интуиции она не жаловалась. Скорее на то, что включалась она иногда поздновато.

Задача вроде была тривиальнейшей — украсть у посетителя театра письмо, и доставить его к Отто Брюзге, платили как за дворец Султана Черного Рынка. И кража оказалась не самой сложной, письмо почти само скользнуло в руки. Но почему же тогда сейчас она бежала как сумасшедшая, вместо того чтоб спокойно идти в «логово» уверенным шагом победителя. И почему ей казалось, что по пятам идут гончие ада, дыша в затылок смрадом гниющей плоти грешников.

Бррр. Ну и сравнение. Ух. Пришла. Следующий поворот вел в тупик с подворотней возле «Логова», где Отто должен был забрать ее добычу и отвалить причитающуюся треть платы.

Подворотня оказалось пуста. Дверь «Логова» оказалась закрыта изнутри. Энкелана успела пару раз стукнуть в нее кулаком, когда услышала:

— Скажи, дорогая, готова ли ты к смерти? — голос был холодный, злой, с легкой ироничной издевкой.

Прошу прощения за банальщину, но ноги девушки подкосились. Закрывая единственный нормальный выход из подворотни, небрежно прислонившись плечом к стене, напротив воровки стоял высокий человек в треуголке. Без оружия, но от этого как-то не легче. Впрочем, Энкелана все же была вором Ахайоса, и уже год как состояла в гильдии.

Она подобралась и решила уйти по крыше — стена вполне позволяла быстро вскарабкаться по выбоинам в камне и щелям с вывалившимся раствором. Взгляд вверх. И только огромное усилие воли не позволило девчонке позорно описаться в тот же миг.

На старом крюке, использовавшемся для закрепления перекладин, удерживавших когда-то тент, который закрывал переулок от дождя, покачивался, изредка чуть подергиваясь, жирный труп Отто Брюзги. Энкелана быстро узнала его по красным сапогам, которыми тот очень гордился. Нога трупа конвульсивно дергалась, он был убит совсем недавно, и не сразу. На плечо упала капля жидкости. А вот Отто уже ничто не мешало описаться. И обгадиться, если уж на то пошло.

Воровка отвела оторопелый взгляд от трупа и узрела тусклый блеск золотых пуговиц на груди стоявшего теперь прямо перед ней человека. Рефлекторно девушка отпрыгнула и уперлась спиной в стенку тупика. Между ней и ее преследователем свалился красный сапог.

«Девушка, хотя может фигуристый мальчуган, этих воров не поймешь. Впрочем, девица. Быстрая. Ловкая. Письмо сумела увести. Держится много лучше подельника. Какие большие глаза, и волосы, явно магия, все цвета радуги на голове, стильно. Оружие: нож в сапоге, трещотка на поясе. Хм и праща в перчатке. Интересно. Все же, какие глаза большие».

— Я задал вопрос, — холодный голос чуть смягчился, стал не таким зловещим.

— Все, что угодно, — сдавленно пискнула Энкелана.

— Для начала письмо.

«Она ничего не знает. Но кто-то знал, кого нанимать. Кто-то знал о документах, финансовом отчете, знаке. Кто-то очень хищный и наверняка неплохо знакомый с моими ухватками. Меня хотели подставить».

Девушка вынула из-за отворота коричневой куртки из оленьей кожи небольшой белый конверт плотной бумаги и вытянув руку сделала пару неуверенных шагов в сторону Реймунда. Заметить, как письмо оказалось в руке убийцы она успела еле-еле, но все же успела.

— Само собой, тебя нанял этот жирдяй и имя заказчика тебе не известно, — в этом утверждении слышался какой-то мрачный, почти фатальный вывод.

Последовал очень незаметный кивок.

— Только, пожалуйста, не так, как его, — фраза вышла с мольбой, но без дрожи, это порадовало воровку.

— Браво. Только что ты чуть продлила себе жизнь. На кого он работал, кто мог знать его заказы? — голос стал теплее и даже… чуть добрее.

Стург, будучи убийцей Альянса, человеком холодным, сдержанным, повелевающим собственными эмоциями, все же не был бесчувственным. Он отменно разбирался в людях, этому его учили, и наука давалась легко. А еще он ненавидел случайные жертвы и смерти, которых можно было избежать. Из соображений личных, не религиозных или моральных, скорее каких-то внутренних, особых переживаний, он предпочитал спасать любую жизнь, которую мог спасти. В этой девушке, этой юной воровке с разноцветными волосами, он увидел что-то особенное. Какое-то тепло, доброту, отсутствие свойственной профессии черствости. Возможно, он еще будет жалеть об этом шаге. Но Реймунд решил не убивать ее. Просто хотелось верить, что девушка не сболтнет лишнего и не поставит убийцу перед повторным выбором жизнь-смерть. А значит, нужно дать ей шанс.

«Воровка может быть полезна» — решил Стург.

— Он подручный Эсшааза — тигрина, главаря Гильдии. — Который ее сейчас не спасет, была уверена Энкелана.

— Гильдии. — Реймунда позабавило, с каким уважением девушка произнесла это слово. — Выдав его, ты, само собой, стала полностью бесполезна. Опровергни.

— Хочешь убить — убей. Нечего издеваться. — Девушка была готова расплакаться, но унижаться больше не собиралась.

— Еще раз браво. Ладно. Продлим твою пользу. Ты знакома с кем-нибудь из актеров Большого Театра? — холод исчез, ирония осталась.

— Да, у меня там сестра работает, мы часто вместе зависаем. — Воровка почувствовала, что, возможно, сегодня не умрет.

— Отлично. Значит ты меня познакомишь с сестрой и ее друзьями. — Отказать было бы сложно.

Энкелана украдкой взглянула на труп, с одной ноги которого свисала размотанная портянка, и съезжал второй сапог.

— Нет, они мне нужны не для того, чтобы убить. Наоборот, есть работа. И для тебя, кстати, найдется. Пойдем. Как тебя зовут?

— Хитрюга. — Девушка двинулась за Стургом без опаски, но стараясь держаться на расстоянии.

У нее за спиной раздался короткий треск, и тело рухнуло с крюка. Брюзга воссоединился с любимым сапогом на мостовой.

Общение с актерами затянулось на всю ночь. Сестрой Хитрюги оказалась та самая актриса с большими достоинствами. Кои оказались магической гротеской. Равно как и длинные волнистые золотые волосы. На деле девушка все равно оказалась вполне фигуристой брюнеткой, сводной сестрой Энкеланы по отцу — владельцу театра.

Характеры у сестер оказались довольно похожими, однако свобода нравов Исмиры, так звали актрису, выражались, скажем так, в стремлении вызвать желание и восхищение у всех ее окружающих, вне зависимости от пола. Воровка же скорее вызывала дружеские, а в чем-то и отческие чувства, особенно у мужчин, общалась легко, свободно и очень открыто. Причина, по которой одна из сестер, причем старшая, оказалась театральной примой, а вторая воровкой — успешной, но бедной, была довольно занимательной.