Глава 1.

Человек в дорогом костюме

На мосту Фридриха Шестого творилось сущее безумие: впереди, у самого выезда на перекресток, перевернулась телега с капустой. Колесо слетело с треснувшей оси, и весь поток экипажей, мобилей, возов и открытых по случаю весеннего денька колясок, встал, как пересоленная каша в горле. Только студенты и курьеры на своих несуразных велосипедах лавировали в этом ржущем, грохочущем, смердящем и сквернословящем заторе и исчезали вдали, наматывая на спицы колес капустные листья. Карл Воренбах провожал их взглядом, полным ненависти.

– Мерзость.

Он не слишком торопился на службу, однако, в последнее время, единственное, что приносило исполняющему обязанности главы Дома Зодчего утешение – это наблюдать за тем, как мир постепенно катится в бездну, и торжествовать: все именно так, как он и предрекал.

– Мерзость какая, – с наслаждением повторил он. – Отвратительный день будет, чует моя печенка.

День герра Воренбаха и правда не задался.

Начать хоть с того, что с утра ему пришлось рассчитать кухарку, проработавшую на него три с лишним года. Готовила проклятущая баба отменно, особенно удавался ей олений окорок под сливочным соусом и крученые булочки с помадкой. Но, как оказалось, подворовывала: где мясные обрезки, где с полдюжины яиц.

Или взять, к примеру, его назначение. После Фридриха Кеппеля, раздавленного памятником президенту, после герра Дука. Как вам это – счетовода и в главы? Заседать в парламенте, мучиться одышкой и без конца оправдываться за тот кошмарный случай с ратушей, ставшей местом преступления. Журналюги постарались на славу, ведь жертвой оказалась одна из их братии, и на все лады поносили Дом Зодчего за то, что они, видите ли, недостаточно укрепили заграждение вокруг руин!

Предыдущий глава, Иоганн Дук, под сильнейшим давлением подал в отставку, и с тех пор его должность был вынужден занять Карл, бедолага Карл. Видела бы все это покойная Игритт.

И если бы это только приносило выгоду – но нет! Щедрые взносы казны на восстановление Золотого Квартала значительно сократились после скандала, а в последние две недели и вовсе происходило что-то из ряда вон.

Грузы материалов приходили с задержкой, в них не хватало то камня, то извести, то еще тролль знает чего; рабочие и инженеры увольнялись без объяснений и спешно покидали объекты. А четыре дня назад ночной пожар подчистую уничтожил склад с сотнями тонн заготовленной древесины, только прибывшей из провинции. Удивительно еще, что никто не пострадал, даже сторож, до одури упившийся шнапсом и уверявший, что видел огнедышащего демона. Казалось, чья-то злая воля играла с древнейшей гильдией в кошки-мышки, загоняя в угол.

Начал накрапывать едкий весенний дождик. Впереди наметился просвет, и те экипажи, что были ближе к развилке, начали движение.

– Отвратительно, – в очередной раз вздохнул Карл Воренбах и постучал набалдашником трости в потолок.

Первым делом, оказавшись в кабинете, он стянул перчатки, шелковый шарф, снял благообразный черный котелок и велел секретарю принести себе кофе. С тоской осужденного посмотрел на громадный, полированной вишни, стол, устланный бумагами разной степени бесполезности, и уселся за него. Настало время ждать дурных новостей.

Ждать пришлось недолго.

Едва он успел опустошить первую чашку кофе и прикинуть, во сколько ему обойдется покупка поместья в Шварцбурге у озера, чтобы провести там остаток жизни вдалеке от столичной суеты и гильдейских забот, как его помощник просунул голову в дверь и проблеял, что к герру Воренбаху посетители. Нет, не из банка Дома Весов. Да, срочно.

Мысленно приготовившись к очередной неприятной беседе с подрядчиками, у которых разбежались бригады, Карл промокнул поджатые губы салфеткой, нахмурился и велел впустить визитеров.

Но, когда дверь отворилась повторно, он едва сдержал удивление.

– Доброго утра доброму господину Воренбаху! Воистину, нет ничего приятнее, чем начинать день с кофе и новых знакомств, не так ли? – с порога возвестил незнакомец и приподнял шляпу. – Человек, сделай-ка и нам по чашечке, – повелел он помощнику Карла.

– Доброго утра, герр… Не имею чести…

«Только не пялься, не смей пялиться!» – засуетился внутренний голос счетовода.

Через минуту незнакомец уже сидел в гостевом кресле напротив исполняющего обязанности главы Дома Зодчего, закинув длинные ноги одна на другую и попивая кофе. Он был высок, широкоплеч, темно-русые волосы острижены по последней моде. На нем был костюм, с виду очень дорогой, из иссиня-черного сукна высочайшего качества, с бордовым отложным воротничком-шалью и такими же обшлагами; на ногах у незнакомца поблескивали лакированные туфли с белоснежными гамашами. Неуместно торжественные фиалки выглядывали из петлицы, отражаясь в начищенных пуговицах. Запонки были из оникса неправильной формы, вправленного в золото. Черных перчаток из тонкой телячьей кожи человек не снял. Видать, у него были на то причины. Как и на все остальное.

«Не пялься!»

Второй визитер, тучный усатый коротышка в клетчатой тройке, совершенно потерялся в тени первого и рассеянно оглядывал убранство кабинета.

– Так все-таки, с кем имею честь? Вы по рекомендации? – промямлил Карл, стараясь не смотреть мужчине в лицо.

– В какой-то степени, – отвратительно бодро отозвался молодой человек. – Мне рекомендовали вас, вашу Гильдию, в качестве чрезвычайно выгодного предприятия для вложения активов.

– Вот как…

Дело принимало все более странный оборот. Мало того, что незнакомец до сих пор не представился, самым возмутительным образом игнорируя правила хорошего тона, так он еще и с порога перешел к делу, размахивая кошельком, судя по костюму, не тощим. Герр Воренбах совсем потерялся.

– Но, пожалуй, вы считаете меня наглецом, – прочел его мысли визитер. – Ведь я до сих пор не назвал себя.

С этими словами он извлек из нагрудного кармана визитку и, на манер игральной карты, метнул ее на стол перед Карлом. Тот двумя пальцами поднял плотный прямоугольник цвета сажи с серебряным тиснением витиеватых букв, поправил очки и близоруко поднес к глазам.

– Уильям Хофман, сын ныне покойного графа Хофмана. Как бы то ни было, титул я не унаследовал, ведь союз моих родителей был в высшей степени морганатическим, но я все же располагаю его средствами, как единственный отпрыск.

Исполняющий обязанности издал неопределенный звук.

«Только морганатических мне не хватало…»

Тем временем, назвавшийся Уильямом Хофманом, продолжал разливаться о непростой судьбе своей матушки, певуньи из безымянной деревушки на Альбионе, повстречавшей благородного господина и потерявшей голову от страсти. Голос, к слову, у него был поставлен превосходно: можно было не сомневаться ни в вокальных данных его матери, ни в том, что каждый конторский служащий из Дома Зодчего уже знает все подробности их беседы. Стервец.

– …и вот, с тех пор, как скончался мой опекун, а я вступил в возраст, с которого могу распоряжаться средствами из фонда, я ищу, куда могу вложить их и преумножить, – вернулся в прагматичную колею герр Хофман. – Можете быть уверены, я не из тех безответственных наследников, которые проматывают все до гульдена, а после влачат жалкое существование, прикрывая позор отцовским именем. Я – человек дела. И, быть может, – тут он драматично склонил голову и прижал пальцы, обтянутые черной кожей, к губам. – Может быть, отец будет гордиться мной из пиршественного зала в Вальгалле! И поднимет кубок медовухи…

– Я понял вас, – Карл поспешил прервать его словословие. – Что ж, вы кажетесь мне достойным молодым господином, раз так печетесь о чести покойного родителя. Хоть ранее я и не имел удовольствия слышать его имя.

– Это не важно, – властно махнул рукой Уильям. – Перейдем к конкретным цифрам. Ведь вы, кажется, достаточно долго служили в этом Доме счетоводом…

Герр Воренбах вынул из рукава платок и отер вспотевшую шею. Стервец, стервец! Как только пронюхал? Видать, тот, кто рекомендовал ему вложить средства в Гильдию, выдал всю подноготную. Нужно быть осторожнее, ведь не до конца ясно, что еще известно этому узаконенному графскому ублюдку.