— Еще, — она на своей волне сейчас, — мальчики не любят умных девочек. «Все, что тебе нужно — лишь книги», — Гермиона повторяет Рона Уизли с ужасной, но, что веселит Драко, точной интонацией. — «Боже, Гермиона, кроме тебя никому не интересен Пруст. Забудь об этом.» Я так устала постоянно притворяться тупой. А ты знал, что я делала все его домашние работы за прошедшие шесть лет?
— Ты знаешь, что не каждый любит глупых девушек, правда? — Драко едва удавалось сдержать смех.
— Меня не обманешь, — пробормотала Грейнджер.
— Я, например, — продолжил говорить Малфой, — предпочитаю умных девушек, — это звучит слишком похоже на намек, и Драко бросает на нее хитрый взгляд. — О чем же говорить с тупыми после секса?
— Очевидно, о квиддичных оценках на последних матчах. И у меня есть даже одно имя для тебя, Мистер «мне нравятся умные». Пэнси Паркинсон.
— Очко в твою пользу, Грейнджер.
— Спасибо, — она делает глоток из чашки. — Вот серьезно, почему я не влюбилась в кого-то вроде тебя. Конечно, ты был заносчивым, предвзятым идиотом, который с моими друзьями вел себя как придурок…
— …что, вероятно, объясняет, почему ты никогда не была мной заинтересована…
— …и ты давал мне разные прозвища на протяжении многих лет…
— …Я сожалею об этом…
— …но у тебя хотя бы имеются мозги, — она выдохнула. — Ты сожалеешь?
— Очень, — он взял ее руку, перевернул и начал водить пальцем по ладони. — Я не буду делать вид, что мне нравятся твои друзья. Да и сомневаюсь, что это когда-нибудь изменится. Уизли всегда будет ниже тебя. Ты, Гермиона Грейнджер, гениальна и мужественна, и на тебя очень даже приятно смотреть. И я хотел бы быть чуть меньшим ослом, когда у меня была такая возможность.
— Ой, — она медленно забрала свою руку из его ладони. — Почему ты не даешь мне шампанского, Драко Малфой? Ты притащил меня сюда для того, чтобы дать воды? Это несправедливо, ты лгущий лгун, который заманил меня сюда ложью, — она поставила стакан в другой руке, не той, которую он держал, на стол, и посмотрела на него. Он с весельем заметил, что она выглядит обиженной.
— Грейнджер, — она явно дулась на него, и Малфой старался не думать о том, чтобы поцеловать эти надутые губки. — Если ты по-прежнему будешь разговаривать со мной завтра, я куплю тебе бутылку шампанского, хорошо? Но сегодня об этом и речи быть не может. Ты сегодня достаточно выпила. Более, чем достаточно.
— Обещаешь?
— Обещаю, — это, по его мнению, самое легкое обещание. Она не будет говорить с ним завтра вечером. Она не будет помнить ничего с того времени, как ей в напиток подсыпали наркотик. Он случайно наткнулся на неё и вёл себя так галантно, а она все ещё такая умная, заманчивая, и смешная, и… она ничего не будет помнить из всего этого. Жизнь чертовски несправедлива.
Но вот она наклоняется вперед, ее губы касаются его. Вот его руки на ее щеках, и он позволяет себе целовать её лишь мгновение, только на короткое мгновение, ведь, если быть откровенным, то ему хотелось этого так давно, и потому он твердит себе, что одно мгновение — это ничего, даже если она пьяна и уязвима. Он чувствует, как ее рот становится мягче и открывается, а затем, проклиная себя, этику и все остальное, Малфой мягко отталкивает ее.
— Нет.
— Ты не хочешь меня. Никто не хочет. Почему ты не хочешь меня, Драко Малфой?
Он вздыхает и смотрит на женщину, откинувшуюся на диване.
— Я не хочу тебя, потому что ты пьяна, под воздействием наркотиков и сошла с ума, невыносимая ты прекрасная мегера. Перейди в свободную комнату и выспись, ради Бога.
— Но что было бы, если бы я была трезва, как стеклышко? Ты захотел бы меня тогда, милый, милый Драко?
— Если бы ты была трезвой и действительно этого хотела, Грейнджер? Я бы сводил тебя куда-нибудь, спорил с тобою о Фуко и Прусте, а затем перенес бы сюда и затрахал до смерти. Я бы выяснил, подходим ли мы друг другу так, как мне кажется, хотя, я думаю, что подходим. Потому что, в отличие от твоего смешного, жалкого бывшего, ты меня не пугаешь. Потому что ты удивительная и потрясающая, и мне наплевать на пастуший пирог. Но ты пьяна и на самом деле не хочешь меня, а утром, когда ты проснешься и не будешь помнить ни слова из этого разговора… Мерлин, я просто надеюсь, что смогу вытащить тебя отсюда прежде, чем ты проклянешь меня. Теперь, во имя всего, что вы, магглы, считаете святым, ты не могла бы уже просто лечь спать или упасть в обморок, на худой конец?
***
Когда она проснулась, то была все еще одета, но без обуви, одна в незнакомой комнате. Малфой оставил ей стакан воды и что-то похожее на две таблетки аспирина. Это было очень мило с его стороны, правда, особенно учитывая то, что он весь вечер провел с ней, успокаивая пьяную неадекватную девушку. Но Гермиона никак не могла поверить, что назвала его «милым». Много раз. Все-таки есть причина, почему она обычно не позволяет себе выпить лишнего. Гермиона нашла возле стакана с водой чистую футболку, наверное, одну из его, и резинку для волос в сумочке, которая аккуратно лежала на тумбочке рядом с обезболивающим. Собрав волосы, надев футболку и выпив таблетки, она вышла из гостевой. Чувствовать она себя могла бы и получше, но, по крайней мере, она встала.
Драко Малфой сидел за кухонным столом и пил кофе, который она подумывала у него стащить.
— Как ты себя чувствуешь? — с опаской спросил он.
— Как если бы выпила слишком много, — пробормотала она. — Можно мне тоже кофе?
— Чайник на стойке. Угощайся.
Он явно ожидал, что Гермиона потребует объяснений, почему находится в его квартире. Но она однако решила отказаться от истерики, которой он ждал. Вместо этого она налила себе чашку кофе, прислонилась к стойке, закрыв глаза, и попыталась вместе с жидкостью влить в себя немного жизни.
— Это было очень мило с твоей стороны — спасти меня, — она наконец-то заговорила, не открывая глаз. А он делает хороший кофе. — Но ты не обязан был.
— Грейнджер, ты, возможно, не была моим самым любимым человеком в школе, но я не мог просто сидеть там…
— …Я зачаровываю свои напитки против наркотиков, чтобы не быть изнасилованной. Я не дура, знаешь ли. Разве ты не задумывался над тем, почему я просто не потеряла сознание, а болтала с тобой всю ночь?
Она открыла глаза и увидела, как он пристально смотрит на нее.
— Ты, маленькая… так что ты… все, что я сказал тебе… Ты маленькая зараза. — В его взгляде были заметны ярость и смущение, будто он хочет задушить ее прежде, чем она успеет допить свой кофе. А это было бы неправильно, ведь это действительно очень хороший кофе.
— Ты правда имел это в виду?
— Что? Что ты зараза? — он смотрел исподлобья и держался за чашку так сильно, что Гермионе казалось, будто она сейчас треснет.
— Что ты сводил бы меня куда-нибудь, поговорил о книгах, купил бы мне бутылку шампанского, — она смотрела вниз. На ножке стола были видны царапины, а возле его ноги на полу заметны потертости. Маленькие пылинки пролетали через луч света из окна… грязные маленькие звезды. — Знаешь, забу…
— Да.
— Что?
— Да, я имел в виду это. Книги, шампанское. Все это, — он сделал паузу. — Но только если ты пообещаешь никогда, никогда не пытаться приготовить какое-либо блюдо, включающее в себя овечьи кишки.
— Я жду, что это будет очень хорошее шампанское, знаешь ли. Не какое-то плебейское пойло, — и она резко вдохнула, наблюдая за ним из-под опущенных ресниц.
— Будто ты сможешь почувствовать разницу.
— Проверь меня.
Так он и сделал. И она справилась.