Оно ждет, когда я посмотрю на него, потому что знает: если я увижу эту ухмылку, то никогда не решусь пройти дальше. Сколько времени я провел в таком положении, не знаю, может, и несколько секунд, но только они были длиной в миллиарды лет.

Оно, которое ждало меня там, стало терять терпение. Сначала послышался шорох осыпающегося угля, а потом шлепающие и чавкающие звуки, наводившие на мысль о том, что их источник – это сидящая в темноте огромная слепая жаба, питающаяся исключительно маленькими мальчиками.

Тёмный первобытный ужас перед неизвестной опасностью, прячущейся в темноте, шарахнул по мозгам, за долю секунды заполнил все тело от затылка до пяток. Я выронил крышку люка и в один момент оказался за пределами участка Одноглазого, а высокий забор, по-моему, перемахнул, даже не касаясь его.

Я бежал, задыхаясь и поскуливая от безумного страха, мне слышались сырые шлепки за моей спиной. Оно покинуло нору и преследовало меня!

Остановится я смог только возле первого городского фонаря на окраине, светившего тусклым, но таким надежным, живым и теплым светом. Окончательно меня отрезвил проехавший мимо грузовик.

Теперь меня заполнил жгучий стыд, вытеснив остатки ужаса… я струсил… струсил… Хуже того – я совершил предательство. Убежал! Бросил друга одного…там. А он так ждал моей помощи.

При одной только мысли о «там» тело покрылось предательскими мурашками.

Но, сам того еще не осознав, я уже направлялся обратно.

По дороге я подобрал пустую бутылку и, разбив ее о бордюрный камень, превратил в грозное оружие – «розочку». Если верить старшим пацанам (сопливым подросткам лет тринадцати – пятнадцати из нашего квартала, нахватавшимся дешевой блатной романтики), такой «розочкой» умеючи можно легко зарезать человека и даже не одного. Откуда у меня возьмется такое умение и можно ли сравнить человека с огромной слепой жабой-людоедкой, я старался не думать. Острые края бутылочного горлышка, поблескивавшие из моего судорожно сжатого кулака, и жалкий перочинный ножик в другом придавали мне уверенности. Всю дорогу обратно я уверял себя, что нет никаких жаб-людоедок и чертей… это все бабушкины сказки и враки, такие же, как дед мороз, приносящий подарки, (мы с Костей, в отличии от большинства сверстников, тогда уже знали, что в его роли выступают родители, но все-таки писали ему открытки, как все остальные, в надежде на чудо… а вдруг?)

Я настолько преуспел в подбадривании себя, что, оказавшись возле открытого угольника, готов был перерезать хоть целую армию жаб (тем более, что это всё бабкины сказки) и почти нисколечко не боялся!

Минуточку! А почему открыт люк? Я ведь совершенно точно помню, что захлопнул его!

Давешний ужас предупредил о своем возвращении мурашками, побежавшими по спине, и, не дожидаясь, когда он заполонит меня окончательно, с отчаянным криком: «Ма-а-м-а-а-а!» – я нырнул в угольную нору, выставив перед собой оба своих «грозных клинка».

Внутри никого не было. Я стоял, настороженно обшаривая взглядом пустую комнатку с примыкавшем к ней крохотным закутком кухни. Лунный свет бледно, но полно освещал жилище Одноглазого. Не было нужды зажигать самодельный карманный фонарик, сооруженный из квадратной батарейки, лампочки от гирлянды и куска изоленты. К тому же, кажется, я его потерял еще во время своего позорного бегства.

Ничего не изменилось со времени нашего последнего визита сюда – всё оставалось на своих местах… за исключением кровати, отодвинутой к противоположной стене.

Было такое ощущение, что кто-то пытался вытащить ящик из-под кровати, ему это не удалось, и потому он отодвинул кровать. И еще было понятно, что этот кто-то не преуспел в своем начинании.

Ящик находился на том же самом месте.

Немного разочарованный, я сидел на полу и тупо пялился на чертов ящик. Совершенно обыкновенный. Ничего загадочного в нем не было, если не принимать во внимание, что его невозможно открыть и сдвинуть с места. Было абсолютно непонятно, что же делать дальше. Почему я был уверен, что мой друг здесь и нуждается в моей помощи? Сейчас мне все это казалось полным абсурдом. Я уже начал было подумывать о возвращении, как мне показалось, что кто-то зовёт меня… где-то очень… очень далеко.

Как будто ветер доносил издалека чей-то смутно знакомый голос.

Я прислушался… нет… показалось…

И вновь еле слышно: и-а-я… о-о-и-и… е-е-й.

Ту же припомнив Костин рассказ, я прилип к ящику и весь обратился в слух.

Но кроме пульсации своей крови в плотно прижатом к стенке ящика ухе, ничего не услышал.

Крики… если они мне не показались… прекратились. Но теперь я был точно уверен, что доносились они именно оттуда.

И вдруг, заметив в миллиметре от своего кончика носа маленькое светлое пятнышко, я замер на месте, затаив дыхание, боясь спугнуть его судорожным выдохом, который так и просился сейчас наружу.

Прошло несколько томительных секунд… пятнышко стало ярче и шире… я продолжал ждать не дыша… Пятнышко еще более увеличилось, став размером примерно с пятикопеечную монету… Решив, что этого достаточно, я сделал выдох и приник к нему, как к замочной скважине, в твердой уверенности наконец-то увидеть… Что?

Сначала картинка была размыта – просто белая муть со смутными очертаниями.

Постепенно муть рассеялась, и я увидел где-то внизу подо мной последний акт разыгравшейся драмы, предыдущие действия которой я пропустил.

На маленьком пятачке, которым заканчивался узенький серпантин горной тропинки, упиравшейся в отвесную скалу, парень лет двадцати в разорванной на спине футболке метался между трех дверей в стене скалы. Он никак не решался выбрать какую-либо из них. Почти уже решившись, он хватался за ручку одной… но тут же одергивал руку, как от огня, и прыгал к другой двери. Времени на выбор у него не оставалось совсем. Снизу по тропинке наползали на пятачок какие-то странные твари, похожие на грифов, но со змеиными хвостами и совершенно человеческими зубами в нетерпеливо щелкающих клювах.

Передние останавливались в нерешительности перед самым выходом тропинки на пятачок, но сзади напирали все новые и новые… и было понятно: еще пара минут – и парню крышка.

Периодически он бросал взгляд назад и стрелял в приближающихся тварей из огромного старого револьвера. Револьвер, судя по всему, был древней конструкции, после каждого выстрела приходилось взводить курок вручную, как в старых ковбойских фильмах.

Только в вестернах герои делали это быстро и изящно, стреляя, как из пулемета.

У парня с этим дела обстояли куда хуже. Он делал это очень неумело… пару раз умудрившись едва не выронить револьвер из рук. Его неумелость компенсировало только опустошительное воздействие оружия в рядах напиравших тварей. После каждого выстрела не менее десятка монстров падало замертво, и их тут же пожирали напиравшие сзади собратья.

Это давало маленькие паузы, в течение которых осаждаемый тщетно старался выбрать нужную ему дверь. Сверху мне было хорошо видно, что скала на самом деле представляла собой просто стену, за которой находились три коридора, ведущие к трем дверям на площадке.

Один из них (центральный) обрывался в бездонное ущелье, край которого прилегал вплотную к самому порогу.

В дальнюю от меня дверь с воем билась огромная собака… вместо шерсти она была покрыта

стальной щетиной, когти высекали искры из скалы, а хвост, которым она в бешенстве хлестала по бокам, выбивал целые куски бетона из стен коридора.

Пространство за третьей дверью, было укрыто мраком… и было в нем что-то нехорошее… но… все-таки… все-таки… это был единственный шанс.

Когда я перевел взгляд по ту сторону дверей, то увидел, что развязка уже наступила.

Револьвер дал две осечки подряд, и твари приблизились к парню на расстояние вытянутой руки. Они уже никуда не торопились. Он размахивал своим бесполезным оружием, как дубинкой, держа его за ствол, но твари только шипели и не делали ни шагу назад. Похоже, они поняли, что он не в состоянии побороть свой страх перед неизвестным и сделать выбор между тремя дверьми, а значит, никуда не денется.