Со отвращением борясь.
Я буду днем скрывать печали,
А ночью дико тосковать,
И в полусне, как во тумане
Кого-то тайно призывать:
«Приди! Приди, души желанье!
Кто ты? Господь иль человек?
Приди, уйми мое страданье!
И прогони печаль навек!»
Без высшей цели жизнь ничтожна,
А без любви она пуста.
Хочу любить, молиться, верить,
Но на душе лишь пустота…
Читал я с выражением, но, не завывая монотонно, как это любят делать некоторые поэты, а менял тон и ритм, исходя из смысла стихотворения. И мне казалось, что я в своем стихе до невозможности раскрываюсь. Вся душа была нараспашку, и это было похоже на исповедь. Мне было страшно, что когда я дочитаю, то кто-то скажет что-то хлесткое и нанесет удар по моей раззявленной душе. Но странное дело! Никто ничего не говорил! Все молчали. А я посмотрел на устремленные на меня лица и почувствовал, как щекам снова становится невозможно жарко. «О нет! – внутренне содрогнулся я. – Только не краснеть!»
– А что хорошее стихотворение! – подал голос парень лет тридцати. – Мне понравилось!
– Да вообще стихотворение замечательное! – с воодушевлением сказала полная дама средних лет. Она с большим пониманием, с сочувствием, чуть ли не с нежностью, словно на сына смотрела на меня. Под ее взглядом я ощутил себя совсем зеленым пацаном, которого пожалела сердобольная тетенька.
На следующий день в коридоре института я нежданно-негаданно столкнулся с Катей. Она тоже не ожидала встречи со мной. Но если я смутился, увидев ее, то она совершенно спокойно поздоровалась. Уверенная в себе, вызывающе-красивая она снова ухмыльнулась при виде моей растерянности:
– На тренажеры пойдешь сегодня?
– Нет… То есть да!
Катя снова ухмыльнулась, будто находила меня смешным:
– А ко мне пойдем?
– А-а-а… – мне хотелось отказать ей, но я, глядя в ее уверенные красивые черные глаза, словно получил разряд тока. Это было похоже на огонь. Можно было подумать, что я влюблен в нее. Влюблен безумно, именно безумно. Меня влекла к ней неудержимая, ничем не сдерживаемая страсть. Огненная ненасытная плотская страсть, которая вот-вот, казалось, даст насыщение не только моему телу, но и душе. У меня было такое чувство, что через сексуальное наслаждение я пытаюсь загнать и в душу блаженство насыщения.
Снова мы были у нее дома, снова между нами был невообразимый секс, а потом снова мне было противно до тошноты. Катя же была довольна. Она лежала передо мною голая, ничем не прикрытая. Кажется, ей доставляло удовольствие то, что я вижу ее такую. Сексуальное удовлетворение опять было таким ярким и полным, что даже не верилось, что это все со мной произошло. Но в то же время сам я, моя сущность снова не ощущались мною. Я весь был телом. Мне казалось, что с Катей в постели я обращаюсь в горячего жеребца, который весь охвачен желанием, дрожит, жаждет, трясется. Но после соития я снова из жеребца становился человеком, и мне чудилось, что я только что был не жеребцом, а мерзким сатиром с рогами и копытами. Становилось так гадостно, что хоть два пальца в рот суй, чтобы очистить себя от невозможной мерзости. Хотелось, чтобы всего этого со мною больше не случалось, хотелось навсегда покончить с Катей. Но глядя на ее голое тело, я осознавал, что пройдет день-два, и я снова буду искать с ней встреч, и если она соблаговолит меня позвать, то я словно привязанный пойду за ней.
– Знаешь, – подала голос Катя, – ты был бы идеален, если бы не думал много.
Я полулежал возле нее на подушках и откровенно рассматривал ее картинно лежащее тело.
– С чего ты взяла, что я много думаю?
– Видно. Лицо сосредоточенное и серьезное, ничего не замечаешь вокруг…
– Слушай, а зачем тебе все это?
– Что? – устало спросила она.
– Куча мужиков, секс с ними. Могла бы выбрать кого-то одного, а ты с разными. Ты распыляешь себя.
Катя усмехнулась, немного скривив рот:
– Где я распыляю? Вот она я вся и все мое со мной. Я вся своя и мне хорошо, а вот ты как раз потерянный какой-то. Вот опять сидишь подавленный, будто тебя сломали. Если тебе так плохо со мной, зачем идешь ко мне?
Я с удивлением посмотрел ей в глаза. Надо же, как точно подобрала она слова к моему состоянию: потерянный, сломанный, подавленный. А мне казалось, что она вообще ничего не понимает в жизни и только мужиков перебирает. И мне захотелось приоткрыть ей свою душу, сказать о духовной пустоте, о желании любить, рассказать о животном влечении к ней, которое снова вводит меня в пустоту. Я уже открыл рот, чтобы поделиться с ней своими откровениями, но она опередила меня:
– Я вообще не понимаю серьезных, озабоченных жизнью людей. Столько вокруг всего потрясающего, а они будто не видят за своей серьезностью ничего. И ты вот сейчас. Что тебе надо? Ты получил удовольствие, так радуйся! Чего ты все думаешь?
– Без любви противно как-то… – тихо ответил я.
Катя на мгновение притихла, а потом молча встала и стала одеваться. Я тоже поднялся и принялся натягивать джинсы. Мы молча одевались, почему-то торопились. Я путался в рукавах, штанинах, а когда уже обувался у порога, она, выйдя за мною, сказала:
– Приходи ко мне на следующей неделе в среду в 15-00.
– Я не приду, – не очень уверенно сказал я.
– Придешь, – очень уверенно сказала Катя.
Выйдя на улицу, я пошел, не разбирая дороги какими-то дворами, закоулками. Внутренняя тошнота не отпускала меня. Зачем она позвала меня в среду к себе? Чего ей надо от меня? Неужели ей мало всех ее многочисленных парней? Или она спит с ними по расписанию? Сегодня с одним, завтра с другим, а со мной решила переспать в среду на следующей неделе. Еще назначает, когда прийти! Но я больше не пойду к ней! Ни за что! Я не должен больше пить эту грязь! Но в душе моей не было уверенности в том, что я выдержу и не пойду как телок к этой Кате.
Я шел, петляя по подворотням, а перед глазами у меня так и стояла Катя. Вот ее лицо, глаза, вот она лежит бесстыдная и голая, вот усмехается, вот говорит мне о том, что меня будто сломали. Мне уже сейчас хотелось вернуться к ней и быть просто рядом, слушать ее, смотреть на нее… Но ведь я не люблю ее! Или уже люблю? Почему же тогда меня так тошнит?
Я вышел на оживленную улицу и увидел большой белый храм. В отчаянии я зашел в этот храм. Там было пусто и сладко пахло ладаном. Я медленно прошел вглубь храма, остановился у иконы с седовласым старцем. Это был Николай Чудотворец. Умные глаза старца проникновенно смотрели мне в душу. Казалось, он все знает обо мне. И я стал клясться перед святым, что больше никогда не буду с Катей, что никогда не приду к ней, обещал разорвать порочную связь.
Николай Угодник с пониманием смотрел на меня, будто принимал меня и мои клятвы.
Вышел я из храма облегченный, будто с меня сняли неимоверный груз, хотя душевная тошнота все еще была со мной. Я знал, что тошно мне будет еще несколько дней, а потом все пройдет. Верил, что клятва перед Чудотворцем избавит меня от злого наваждения, освободит от горького вожделения.
Выходные прошли спокойно. Я наслаждался безмятежностью, о Кате совсем не думал. Но вот подошла среда и внутри меня стала происходить самая настоящая духовная борьба. Я никак не мог успокоиться и только и думал о том идти мне к Кате или нет. Хотелось проучить ее, показать свое равнодушие к ней, но тут же мне становилось страшно потерять ее. И я не понимал, что со мной происходит. А когда занятия в институте закончились, я долго метался и то шел к остановке, чтобы немедленно уехать домой, то устремлялся к Катиному дому, высившемуся за парком. В конце концов, я сел на лавочку в парке и постарался хладнокровно подумать, проанализировать ситуацию.
Итак, меня почему-то тянет к Кате. Вопрос: почему? Я люблю ее? Нет. Она нравится мне как человек? Нет. Но меня влечет к ней не только физически. Я будто жду от нее чего-то, будто у нее есть что-то большее, чем ее тело. Будто еще чуть-чуть и она прольет на меня душевное тепло, и тогда я в ней отражусь как в зеркале. Да, меня влекла к ней чисто животная страсть. Но в душе при этом постоянно была надежда получить от нее что-то большее. И самому мне хотелось излить на нее что-то из сердца, такое сокровенное и тайное… Нет, я не был дураком и отдавал себе отчет, что Катя совсем другой человек, что она не примет мою душу, да и ее душа была мне не интересна. Зачем нам открываться друг другу? И все же я почему-то надеялся на это раскрытие. Моя пустота требовала заполнения, и это было для меня насущной необходимостью, такой сильной, что я совершенно неадекватно ожидал наполненности от человека, который не мог мне этого дать. Причем Катя будто улавливала во мне эту мою духовную нищету и вела себя словно богач. Она будто прятала от меня некое сокровище, но на самом деле никакого сокровища у нее не было.
