Сначала Ленку шокировало это действо, но со временем привыкла и относилась к неприятной процедуре, как к необходимости. Утром на дороге перед воротами закрытой зоны появлялись машины с охраной и собаками. Летом солдаты из охраны были одеты в форму защитного цвета и сапоги, а зимой в белые, нарядные тулупы и валенки, шапки-ушанки и меховые рукавицы. Солдаты с автоматами и собаками выстраивались вдоль дороги с обеих сторон. Округа оглашалась лаем собак и командами военнослужащих. Для небольшого, тихого поселка подобное нашествие не могло оставаться незамеченным. Заключенных привозили на грузовых машинах, с высокими бортами. Перед закрытыми воротами задний борт откидывали. Сначала спрыгивала охрана, сопровождавшая зеков в пути, потом по очереди, друг за другом они сами. Вечером все повторялось. Сначала выстраивалась охрана с хрипящими от возбуждения собаками, потом выводили зеков. Погрузка, машины отъезжали.
Зеки работали на строительстве шесть дней в неделю с выходным в воскресенье. Привозили их в любую погоду и время года. Температура воздуха на улице тоже не имела никакого значения. Летом еще куда ни шло, а вот зимой на сибирских морозах этим людям, несомненно, было тяжело. Порой, в морозы за сорок в школе отменяли занятия, но никто никогда не отменял работу зеков. Ленка, хоть и родилась в Сибири, холод переносила с трудом. Она закутывалась в мамину шаль так, что на улицу выглядывали только глаза, до самой школы бежала бегом. Впрочем, этого короткого времени хватало, чтобы ресницы, брови и шаль вокруг лица покрывалась белым налетом инея, а руки немели.
Лена с другими ребятами бегала смотреть на заключенных. Одетые в темно-серые телогрейки, шапки и штаны на лютом морозе, пронизывающим до самых костей, ветру, они спрыгивали с машины на землю и жались друг к другу. Рев машин, истошный лай сторожевых собак, злобные выкрики охранников, разлетались по округе, казалось, на многие километры. Ленка до глубины своей детской души жалела этих серых, мрачных зеков. Дома родители, в школе учителя всячески объясняли, что среди заключенных воры, убийцы, насильники. Эти люди специально изолированы от общества. Они опасны и ходить глазеть на них нельзя. Кого из детей, когда останавливало «нельзя»? Наоборот, если нельзя, то просто необходимо.
Девочка бегала смотреть на печально-горькое действо не из любопытства. Ее ум не воспринимал невольников, как злодеев, глаза видели только страдания людей. Ей просто было их жаль. Пока строилась колонна для прохождения через ворота на территорию обнесенной зоны, некоторые из заключенных умудрялись кинуть нам, ребятишкам, искусно вырезанные из дерева, игрушки, ложки, шахматные фигурки. Справедливости ради, хочется оговориться, что среди зеков были весьма рукастые мастера. Порой от фигурки трудно глаз оторвать. Чувствовалось, что вырезано с теплом и любовью.
Ребятня, в свою очередь, бросала в толпу зеков пачки с чаем. Не берусь сказать из благодарности или из жалости. Впрочем, находились и такие, которые набивали пустую пачку опилками или песком. Зеки, с надеждой, наперебой, тянули руки к летящим пачкам и трудно представить что испытывали эти люди, поймав «пустышку». Ленка копила деньги. Экономила на буфете, кино, мороженом. Только собиралось тридцать восемь копеек, именно столько стоила пачка грузинского черного чая, бежала в магазин. Вечером у ворот ожидала выхода заключенных. Выбрав удобный момент, когда охранник отвернется, бросала драгоценную пачку. Ей было все равно, кому достанется подарок. Важно другое, лишь бы долетел.
Этот чай могла перехватить охрана или пачка падала далеко от цели и не могла быть поднятой. Когда операция завершалась успехом, юная нарушительница порядка испытывала несказанную радость и гордость. Операция требовала мужества, бесстрашия. Вдоль шеренги вооруженных солдат, бегали и такие, которые хватали детвору с чаем и доставляли их в милицию. Милиция сообщала о нарушениях родителям и школе. Так, что тем, кто попадался, мало не казалось. Ленка старалась действовать наверняка и с минимальным риском для задержания. Если бы ее поймали, внушением не отделалась. Отец наверняка выпорол ремнем.
Может быть, другие бросали чай зекам из желания самоутвердиться путем противостояния запретам взрослых или доказывали презрение к страхам. Ленка делала это исключительно из жалости и сострадания к людям. Она не ловила игрушки из зоны. Не дралась за обладание изящной шахматной фигуркой, как другие. Просто искренне, по детски сочувствовала «несчастным», «обездоленным» людям. Из жителей Байкальска никто не имел доступа в зону. Говорили о том, что зеки строят некий центр с магазинами, кинотеатром, домом быта и прочими нужными и важными объектами.
Стояли последние августовские дни. На улице настоящая осень с дождями, опавшей листвой и заморозками под утро. В понимании Ленки, это самые лучшие дни в году. В конце весны и в начале лета народ спешно разъезжался из поселка. Имеется в виду, детвора. Одних родители отправляли в деревни к родственникам, чтобы не шатались без присмотра. Других помесячно определяли в пионерский лагерь. То есть, собирали на первую смену, потом на вторую и автоматом случалась третья. Между сменами путешественников отмывали, обстирывали и отправляли под присмотр специалистов. В летнее время поселок словно вымирал. Движение наблюдалось уже после пяти вечера, когда взрослые возвращались с работы.
Дворовая ребятня собиралась, обычно, в последнюю неделю августа, перед самой школой. Двор наполнялся шумом, смехом, воспоминаниями о проведенном времени. Все уже собрались, но учеба еще не началась. Давали высказываться всем. Кому-то сочувствовали, кому-то завидовали. После обсуждений и воспоминаний праздник ничего не деланья заканчивался, наступали трудовые будни.
Откуда во дворе появился симпатичный рыжий щенок, никто не знал. Никакой похожей рыжей собаки по поселку не наблюдалось. Видимо привезли и за ненадобностью бросили. Иного объяснения не находилось. Разве теперь сознаются? Очень может быть, когда везли, надеялись на понимание взрослых, но такового не случилось и собаку пришлось выгнать на произвол судьбы. Не везти же назад. Вот и обосновался рыжий щенок во дворе.
Вечерело, солнце напоследок осветило верхушки деревьев, еще час, полтора и сумрак опустится на поселок. Погода не радовала и не располагала к подвижным играм. Сидели на спинке сломанной лавочки, поставив ноги на остатки сиденья. Целыми во дворе лавочки долго не держались. Кто и когда их ломал совершенно не понятно. Абсолютная загадка для всех. Расходиться по домам не хотелось.
– Ой, паразит, что творит, – неожиданно не в тему вскрикнул Левка. – Смотрите, Мишка Гуров под крыльцом палкой орудует.
Компания обернулась в сторону, куда показывал Левка. Там, действительно, стоя на коленках и заглядывая под крыльцо, огромным дрыном шуровал местный шестилетний сорванец Мишка Гуров. Везде сущий, все обо всех знающий, он неизменно находился в курсе происходящих событий. «Мишаня» знал, кто, куда, когда и зачем пошел, чьи родители дома и кому за что влетело.
– Крыс, наверно, гоняет, – равнодушно предположила Веерка. – Их в сараях пруд пруди. Перебежали под крыльцо.
– Надо немедленно отнять у него палку. Бабушка в деревне держит свиней. В этом свинарнике крыс полно. Представляете, они поросячью еду таскают. Без стыда и страха, в наглую, спокойно ходят по свинарнику, едят из лоханки. Бедная бабушка не может их вывести. Они же такие злые. Если довести крысу, она ведь и на человека броситься может, – предостерегала Ольга. – Укусит чего доброго дурака малолетнего.
Тем временем, увлеченный сражением с невидимым зверем, Мишка не выпускал палку из рук. Ползал на коленках вдоль крыльца, не поднимая головы. Последние слова заботливой Ольги, как по команде подняли компанию друзей. Не сговариваясь, они направились к мальчишке. Подойдя ближе, окружили полукругом, отрезав пути к побегу. Хотелось разобраться. Мишка в последний момент заметил опасность. Он не успел вовремя отреагировать на приближение компании, смыться. Пришлось прекратить охоту и подняться с колен.
