Пришел на службу в хорошем настроение. Его тянуло узнать о своей пленнице, но драук наложил на это табу, а чтобы не было соблазна, забрал отряд и выехал патрулировать границы крепости. Вернулся поздно, успел только омыться и переодеться. Прихватив большую корзину ягод куагэ, отправился в гости к принцессе, которая, вероятно, заждалась его.

    Он опоздал часа на два. Принцесса было надулась, но когда увидела столь щедрый дар, расплылась в улыбке. Кокетливо махнув хвостиком, с прицепленными к нему украшениями, поманила драука ближе к рукотворному водоему. Долго-долго целовала, сама сняла с него пояс и одежду и игриво занялась тем, зачем было назначено это свидание. Получив разрядку, Ршшик, против обыкновенного, не испытал весь спектр чувств, которые ему раньше доставались. Он чувствовал себя морально неудовлетворенным, и был от этого зол. Любезно попрощавшись с принцессой, вернулся домой. Злился, пинал все подряд, в итоге, выпил снотворное зелье и лег спать без снов.

    Открыв глаза, он совершенно не помнил сна, кроме горячего поцелуя и дикого желания продолжить. Только вот с кем? Всячески отгоняя мысли о человечке, которая уже с утра умудрилась затесаться в его голову, Ршшик опять выехал на патрулирование, доказывая самому себе, что он чего-то стоит, что его выдержка никогда не откажет. Уж этим он может гордиться. Вечером, напившись снотворного зелья, уснул. И следующий день в точности повторил предыдущий. Комендант вызвал его вечером четвертого дня, сообщив, что в городе орудует шайка, убивая и грабя приезжих. И, между прочим, заметил, что его пленницей никто не заинтересовался, хотя он рассчитывал хотя бы на храм, потому что теперь ее никто точно не возьмет. Не выдержав нейтралитета, драук лениво спросил в чем, собственно, дело. Оказалось все просто: человечка не принимала пищу с самого начала, а через сутки перестала принимать и воду. Ршшик судорожно сглотнул, сердце сжалось внезапной тоской, удивляя самого обладателя этого органа. Молча встал и пошел в подземелье, где была камера.

    На открытие двери человечка не отреагировала. На полу в кувшине стояла вода, в плоской чашке каша с куском хлеба. Все не тронутое. Ршшику хотелось заорать на все подземелье:

- Да что ж ты делаешь? – хотя и так было понятно. Не хотела жить в неволе, поэтому выбрала смерть. Вольному воля, но почему тогда так карябает больно? Тут его впервые стукнуло, что он даже ее имени не знает, не спросил! Раньше никогда у пленников именем не интересовался: какая разница, лишь бы деньги за них дали, а сейчас это его в очередной раз неприятно удивило.

    Чтобы привлечь внимание, прокашлялся, но она не отреагировала. Тогда решил подать голос:

- Ты почему не ешь и не пьешь? – и тут же укорил себя: «Глупо, очень глупо такое спрашивать, весь и так понятно». Женщина не шевелилась, хотя по напряженной спине было ясно, что она не спит и в сознании. Разозлился. Пусть делает, что хочет и как хочет – это ее жизнь. Вышел захлопнув дверь и провернул замок, закрывая камеру. Прислонился горячим лбом к холодной стене, пытаясь понять самого себя, и уловил, не слухом, вибрациями, тихий плач, который скрутил, сжал уже не сердце, душу. Приложил горячие ладони к холодным камням подземелья. Нет, не легче, совсем никак.

- Что же ты сделала со мной, ведьма? Почему я так на тебя реагирую? – еле слышно прошептал он, облизнув внезапно высохнувшие губы. Не было сил слушать этот тихий, надрывающий душу плач, и не было сил уйти. Не помогала даже злость. Отлепившись от стенки, Ршшик отпер камеру, решительно подошел к женщине, повернул ее лицом к себе. Нет, она не всхлипывала, плакала молча, и это было жутко: слезы текли из-под закрытых век градом, без звука. Драук поднял ее на руки, прижав к себе, пошел к выходу, сказав подошедшему к нему стражнику, что забирает себе свою пленницу, раз за столько дней не удалось ее выгодно продать. Стражник равнодушно пожал плечами и освободил проход, а Ршшик с грузом двинулся к своему дому, предварительно накинув на женщину плащ.

    Дома, сгрузив женщину на кровать, драук набрал в кружку воды, накапал успокаивающего зелья и заставил ее это выпить. Намочив полотенце, обтер ей лицо и руки, потом заварил травяной напиток, стал готовить еду и поймал себя на мысли, что ему все это нравиться: касаться ее, ухаживать за ней, даже просто смотреть. Она ослабела за эти пять дней. Вяло выпила кружку напитка, через нехочу, под его настойчивые уговоры съела пару-тройку ложек очень жидкой каши и сразу же уснула.

Поев, убрав за собой, Ршшик все шагал и шагал, потом решился, вошел, сел, а потом и лег возле нее. Откинув прядь золотисто-медных волос, он любовался ее лицом, осторожно прикасаясь, чтобы не разбудить, гладил щеки, притронулся к носику, обвел пальцем контур губ. После последнего действия скакнуло сердце и разгорелся внутренний жар, шептавший, что можно сейчас сорвать поцелуй, ведь завтра, когда она придет в сознание, не позволит целовать себя. Он гнал от себя эти мысли, но они возвращались к нему с настойчивостью бумеранга.

С дико бьющимся сердцем этот суровый и выдержанный воин, взволнованный как мальчишка перед первым свиданием, нежно, почти невесомо, коснулся губ женщины, чуть лаская и понимая, что она откликается на поцелуй. Драук уже не сдерживал себя. Он хотел почувствовать ту головокружительную эйфорию, как после первого поцелуя в камере. Не хотелось больше сдерживаться и лгать, прежде всего, самому себе, что ему это не нужно. Нет, ему это нужно, очень нужно. Ему нужна эта женщина, имени которой он не знал. Поцелуй, долгий и страстный, совершенно сбил ему дыхание. Мужчина, уткнувшись в макушку своей пленницы, прошептал:

- Какая ты сладкая! Невыносимо вкусная! – и обнял ее, прижимая к себе. Он первый раз, после встречи с ней, спокойно и безмятежно заснул, впрочем, даже во сне, не выпуская ее из рук.

***

    Она проснулась от взгляда. Открыла глаза, на нее смотрел с легкой улыбкой Ршшик. Она смутилась. Он провел пальцем по щеке, обрисовал контур губ, склонившись, с жаром поцеловал, немного испугав своим напором. Драук это понял, еле слышно, немного разочарованно выдохнул и спросил:

- Как тебя зовут, сладкая? – Теперь ему было приятно ее смущение, окрашивающее щеки в красный.

- Аня. – Имя иноземное, незнакомое, но уже такое родное. Он попробовал его произнести, медленно, с расстановкой:

- А-ан-ни-а, Ани. Красиво! А что оно обозначает?

- Милость Богов.

- Будем считать, что Боги мне проявили милость в твоем виде, - с сожалением выпустил ее из кольца своих рук. – Надо завтракать и на службу идти.

Поднявшись, он на полотняный пояс надел жесткий, железный и пошел готовить завтрак, разговаривая из соседней комнаты, кухни и столовой в одном помещении. Разговоры были о еде, что она любит, какие блюда предпочитает, как готовит, какие продукты любит использовать и прочее.

    Лежать было стыдно, драук все-таки забрал из темницы. С трудом приподнявшись, села, отдышавшись, пошаркала на кухню. Ршшик не стал ругать. Просто подхватил на руки и отнес на широкий диван. Быстро приготовив на стол, подвинул его к Ани. Во время завтрака усиленно пытался накормить ее, потом убрал посуду, отнес обратно на кровать, заварил ей укрепляющий настой, велел пить его, пока он не вернется с работы. Накинув кожаный жилет на голое тело, быстро нацепил всю амуницию, вылетел из дома, закрыв дверь на замок. Ему не хотелось, чтобы кто-то увидел ее, особенно такой, беспомощной, не сумеющей  сейчас даже постоять за себя. И вообще не хотел, чтобы кто-то смотрел на нее. Ани – его. От мысли, что ее могут отобрать, у драука заходили желваки на скулах и в глазах появился опасный огонь.

Никто не тронет то, что принадлежит ему. Никто!

Глава 5

Ршшику пришлось вести следствие, искать убийц. Он постоянно дергался из-за того, что не может попасть домой в обед. Ани сейчас не в состоянии сама что-нибудь приготовить. И сам себе удивлялся. В их мире, то есть мире драуков, нет такой особой заботы. Да, самка, другие самцы и дети гнезда будут ухаживать за раненым, но чтобы так переживать – никогда. А он переживал. Отговорившись какой-то небылицей, прибежал домой буквально на пару минут. В двух словах объяснил Ани обстановку, поставил еду, воду и какой-то таз для исправления нужд, поцеловал и помчался вновь искать преступников. На обратном пути улыбался. Теперь поцелуй стал наркотиком.