О да, Вероника помнила, как волновалась и переживала. И как приходила к его дому, но её не пускали.
— Знаешь, Славка над тобой как коршун кружил, или как собака на сене: и сам не ел, и другим не давал. Я не знал, в чём там дело, но меня такое положение вещей вывело из себя, — Паша сделал ещё глоток. — У нас вышел спор, и я, заносчивый дурак, предложил решить дело по-пацански, кулаками, а проигравший должен был от тебя отстать. Я же знал, что нравлюсь тебе, и рассчитывал на безоговорочную победу, все дела. Ну, и получил от него в бубен.
На Нику будто ведро холодной воды опрокинули.
— То есть вы меня разыграли… как вещь?! — опешила она. — Вы вообще подумали о моих чувствах?
— Прости, Ник. Говорю же, дурак был, когда предложил, а потом уже стало поздно отступать.
— Ну да, «не по-пацански», — горько выдохнула Вероника.
— Но ведь победитель тебя ни к чему не принуждал, разве нет? — он заглянул ей в глаза. — Мы со Славой уговорились, что он против твоей воли ничего делать не будет, только если сама обратишь на него внимание и захочешь. Иначе бы я не отступил.
Ника поднялась и пересела с дивана на стул, чтобы увеличить личное пространство и иметь возможность посмотреть на несостоявшегося мужа со стороны.
— Паш, ты хочешь сказать, что все эти годы «не обращал на меня внимания» только из-за этого вашего «пацанского» спора, своего проигрыша и «неприкосновенности девушки друга»? — уточнила она.
— Ты сама всё сказала, мне добавить нечего.
— То есть ты на самом деле любил меня вот уже столько лет?!
— Любил и люблю, — произнёс Паша сокровенные слова, которые Вероника так от него ждала. И не врал, она была уверена. — Странно, так боялся сказать эту заветную фразу, но сейчас она вовсе не кажется пафосной и фальшивой.
— А как же… — Ника запнулась, но продолжила, — как же все те девушки, которые прошли через твою… твои руки?
Дронов вскочил и снова стал ходить по комнате, как хищник в клетке.
— Ник, а ты можешь представить, что это такое, когда та, кого ты любишь, совсем рядом, но ты не имеешь права к ней прикоснуться и показать свои чувства?! — он приостановился и глянул на неё обжигающим взглядом, а потом продолжил хаотичное перемещение. — Все те девушки — бесплодные попытки заменить и выбросить из памяти тебя. Ты ведь заметила, что у них примерно один типаж, полная твоя противоположность. Но нет, каждый чёртов раз, когда я обнимал или целовал кого-то из них, перед глазами, в сознании, в душе и в сердце была только ты. Как в той дурной песне, которую я тогда по радио ставил. Кажется, я скоро свихнусь! — он саданул кулаком по спинке дивана.
— Паш, — Ника сглотнула, — ты говорил, что нарушил слово всего один раз. Ты этот случай имел в виду?
— Да, этот. Обещал Славе, что на тебя не посягну, а сам жениться надумал, но… Чёрт, мы же были всего лишь пацанами! — Пашка запустил пятерню в волосы. — Тогда «слово пацана» было нерушимой ценностью, да и сейчас тоже, но как можно из-за глупого подросткового спора ломать жизнь и себе, и окружающим?! Я как бы «динамил» тебя столько лет, хотя мы уже давно могли быть счастливы вместе! И что с того, что выиграл Славка, если любишь ты меня?! Когда он вернулся через столько лет, я понял: за тобой приехал, заслуженное забирать. И ощутил… что нет, не отдам!
У Вероники будто душу наизнанку вывернули. Произошедшее просто в голове не укладывалось, и она не представляла, как на всё это реагировать.
— Я даже не знаю, что сказать, — пробормотала безжизненно. — У меня слов не хватает…
— Только, Ник, не смотри сейчас на меня, хорошо? — Паша отвернулся. — Мне так стыдно. Стыдно, что проиграл, что слабаком оказался, что тебя не удержал. Вон, в качалку пошёл, чтобы вернуть себя. А сейчас всё и так хуже не придумаешь, так что скрывать и дальше смысла нет. Да и перед тренингом снова схлопотал фингал от Ковалевского, хотя сам хотел ему навешать, что за нами увязался. Он как зверь, дикий, беспощадный, когда бьётся за то, что ему дорого.
— А наша свадьба… — она должна узнать, обязательно. — Выходит, это не потому, что тебе срочно нужна была жена для повышения, а я просто оказалась самым удобным вариантом?
— Конечно же дело не в повышении, а в том, что Славка вернулся, чтобы забрать тебя! — воскликнул Паша обернувшись. — Не спорю, он в своём праве, победитель, все дела… Но я увидел его рядом с тобой — и понял, что не смогу отдать. Да, не по-пацански слово нарушать, но… Ты уже стала будто частью меня. Как я могу тебя отпустить? Хотел увезти от него как можно дальше, чтобы не нашёл, не достал, и тут такой замечательный случай: повышение, другая страна…
— Боже, всё это длилось так долго, и я сама не представляла, как смогу прожить без тебя, — она спрятала лицо в ладонях и почувствовала, что парень присел на корточки рядом с ней.
— Я все эти годы и отпустить тебя не мог, и приблизить тоже. Хотел, чтобы хотя бы как друг ты была рядом. Пытался забыться с другими девушками, но, как уже говорил, когда был с ними, всё равно тебя представлял. Жуть, да? — его рука коснулась её волос.
Вероника какое-то время молчала, а потом подняла голову и взглянула в несчастное лицо Пашки:
— Не знаю, кого мне сейчас больше хочется прикончить. Тебя, что ввязался в этот спор, или Славу, который всё знал и продолжал меня укорять, что я люблю тебя безответно и только зря трачу время. Ведь, оказывается, не безответно, а очень даже взаимно. Как же так можно?!
— Ника, так, может, плюнем на всё и будем вместе? — Дронов сжал её руку. — Я люблю тебя, ты любишь меня. Возможно, сейчас я веду себя как трус и эгоист, но очень хочу забрать тебя у него и увезти далеко-далеко, раз уж с повышением подфартило. Только ты и я, вместе, без наставлений родителей и подколок Славы. Сможешь простить дурака? Поедешь со мной?
А ведь Паша не врёт, действительно любит. Вон как глаза искрятся. А вот она… Пустота в сердце, пустота в душе.
— Знаешь, Паш, я слишком долго тебя любила и прощала, — этот хриплый голос, произносящий горькие слова, не мог принадлежать ей, но принадлежал. — И сейчас я тебе верю, правда, — Ника сжала его руку в ответ, — но… наверное, моё сердце просто устало. И ты… ты им больше не владеешь. Если бы ты рассказал мне раньше… А сейчас… Я тебя уже отпустила, и теперь пути назад нет, прости. Как и говорила в Хуторках, давай останемся друзьями?
Глава 25
Вероника пила чай и ела сладости, но не чувствовала вкуса, пытаясь осмыслить то, что услышала. Паша больше ничего не требовал и не возмущался относительно печально известной видеозаписи. Видимо, чувствовал свою вину за прошлое и как бы давал и ей «право на ошибку».
И ведь она сама! Сама окружила его неуёмной заботой, сама решила всё для него делать, будто они настоящая семья. Таким образом Ника выливала на него часть тех чувств, которые её переполняли и выплёскивались наружу. Да, если не считать интимной сферы, они были практически семьёй. И ведь Паша ничего от неё не требовал, просто принимал эту всеобъемлющую заботу и, насколько мог, заботился в ответ. Эх, если бы она только знала, как всё обстояло на самом деле! Но у неё даже мысли не возникло, что, заключая в объятия столько девушек, Пашка на самом деле хотел быть с ней и только с ней.
А сейчас остаётся лишь сожалеть об упущенных годах. И если посмотреть на ситуацию с другой стороны… Вероника ведь не прыгала из койки в койку, пытаясь забыться и выбросить Пашку из головы или найти замену. Нет, она была верна и терпеливо ждала своего часа. Возможно, всё дело в том, что мужчины смотрят на подобные вещи по-другому? Им труднее сдерживать либидо, поэтому такая «замена» приносит временное успокоение?
Но, если честно, Ника никогда не понимала мужчин, которые из-за несчастной любви топили горе в калейдоскопе женщин. Да будь у тебя сердце хоть трижды разбито, как можно пропускать через себя мириады посторонних девиц?! Как можно подпускать так близко совершенно чужих людей?
Возможно, она была идеалисткой, но уважала тех мужчин, которые, скажем, после смерти или ухода любимой не баловались случайными связями, а оставались в одиночестве или даже замыкались в себе до следующей серьёзной привязанности. У таких людей желания тела не затмевали разум и сердце, и вот с подобным человеком Вероника с удовольствием связала бы свою жизнь. Возможно, потому что сама была такой же.
