– Когда еще прокатимся по главной улице с оркестром? – Организатор весело подмигнул коллегам.
Через четверть часа процессия приземлилась у цокольного этажа высотки. Стены после недельной окраски. Кованый забор. Широкое крыльцо с навесом. Бронзовая статуя Фемиды. Золоченая вывеска: «Басманный суд».
Задержанных ввели в здание. Рамка срабатывала на каждом. Два местных охранника останавливали, помогали выворачивать карманы, заставляли вновь проходить металлоконтроль. После соблюдения мер безопасности участников «Бессмертного полка» отправили в залу с местом для судьи, креслом для свидетелей, ложем для присяжных. Ряд скамеек со спинками. Бордовые тона. Спертый воздух гнилого помещения.
Судья, старичок в седовласом парике и черной мантии в традициях английского права, кряхтел, попивая кофе. Досаждали мухи, летевшие на лоск парика и белизну чашки. Дедок вяло отмахивался, стараясь несильно трепыхать воздух. По дороге на работу он успел бегло ознакомиться с видеозаписями и внутренне досадовал за раннее выдергивание из постели с теплой «уткой». Анахронизм, доставшийся от бабушки. Семидесятилетний мужчина пытался лечить геморрой новомодными средствами, мазями, кроватью с подогревом, но лучше всех помогала именно «утка». Он безумно дорожил резиновым бурдюком, таких давно не выпускали. Несколько раз приходилось чинить, и то в гаражном автосервисе. Фирмы по починке и ремонту почти исчезли, – дешевле купить новую вещь, нежели залатать старую.
Володя сутулился на стуле, покусывая палец. Он – законопослушный гражданин, ни разу не бывавший в суде даже на экскурсии. Большинство «однополчан» сидели расслабленно, будто не опасались наказания. Долговязый разместился рядом с женщиной с георгиевской ленточкой. Она иногда одергивали сына, порывавшегося прогуляться меж рядами или выкрутить саморез. Казак держал спину прямо, с выправкой человека служивого, хотя российскую армию расформировали до рождения старика. Розовощекий, точно завсегдатай подобных заведений, развалился на скамье, широко раскинув руки по спинкам, будто хотел захватить как можно больше юрисдикции.
– Надеюсь, ваш адвокат уже едет? – устало выдохнул судья.
– Он уже здесь! – Организатор вскочил. – Я – юрист, и мои соратники дают согласие на защиту их интересов. Позвольте отрекомендоваться – Иван Пустовайло.
Розовощекий приложил руку к ближайшему прибору, встроенному в спинку, с красной лампочкой. Через секунду цвет сменился на зеленый. Идентификация личности прошла успешно, диплом подтвержден. Организатор самодовольно хмыкнул.
– А-а, это вы… – Старичок в мантии узнал вставшего, но сверился с встроенным в столешницу планшетом. – Почему вы, Джейкоб Либерзон, каждый раз представляетесь чужим именем?
– Это имя и фамилия моего предка! Я давно подал документы на смену реквизитов, но бюрократы, по-прежнему, тормозят процесс. Я буду с ними судиться! В соответствии с Конституцией каждый человек имеет право на смену имени, фамилии, пола. И оно такое же неотъемлемое, как право на Интернет! В соответствии с законом Вейкиса-Рексона…
– Окей, окей, – прервал дедок в мантии. – Что можете заявить по существу дела?
– Это очередная провокация! Каждый год власти специально совмещают «Бессмертный полк» с гей-парадом, причем в одном месте. Они нас провоцируют, и мы оказываемся в суде. Это возмутительно! В соответствии с поправкой Макгрегора-Тайсона…
– Окей, – вновь прервал судья. – Что можете заявить по поводу избиения граждан?
– Это была самозащита в пределах допустимого. На нас напали, причем прошу заметить и отразить в протоколе – заведомо большей численностью. Никому из нападавших не был причинен ущерб имуществу, здоровью, жизни.
– Я думаю, некоторые из этих… ребят напишут на вас заявление.
– Пусть! Обжалуем в установленном порядке, подадим встречные иски. Ваша честь, вы еще не предъявили обвинения.
– Пока вы проходите по статье «мелкое хулиганство».
– Прошу представить доказательства для рассмотрения нашей стороной и доводы противной стороны.
– Окей, окей. – Дедку в мантии не хотелось затягивать процесс дольше обычного, уже мечталось вернуться к любимой «утке», – геморрой неуютно давал знать.
– Если у вас больше нет причин задерживать нас, требуем отпустить!
– Окей. Залог – три тысячи долларов за всех. О повторном слушании получите уведомление по электронной почте.
Е-мэйлы сохранялись в деловой практике, хотя уже стали рудиментом, как до этого факсы.
Джейкоб-Иван снова приложил руку к прибору – зеленый огонек помигал и вернулся к постоянству цвета.
– Не смею вас больше задерживать, – проворчал судья, убедившись в проведении транзакции. – Вещи вам выдадут на выходе.
Все дружно двинулись из зала. Программист неуверенно проследовал в потоке. Последним покинул уважаемый суд Пустовайло-Либерзон. «Оружие» «Бессмертного полка» лежало в фойе под присмотром двух опоновцев в масках, с автоматами на груди. Старик в казачьей форме любовно поцеловал нагайку, как футболисты мяч перед пенальти. Участники шествия разобрали плакаты с фотографиями родственников. «Полководец» схватил транспарант со Сталиным и торжественно вручил Стародубцеву. Глаза розовощекого светились яростным энтузиазмом.
– Мне теперь без надобности, – промямлил Владимир и смутился.
– Тогда мы заберем себе! – обрадовался Джейкоб-Иван. Он выудил из кармана визитку, протянул Володе. – Приходите на наши собрания! Сегодня вечером состоится внеочередное, по итогам акции. Плюс – обсудим планы на будущее. Очень ждем.
Либерзон-Пустовайло с чувством пожал руку новичку, заглядывая в глаза, будто пытаясь влезть в душу. Стародубцев смущенно отворачивался, он не привык к столь пристальному почтению. Остальные участники последовали примеру руководителя. Каждый почел долгом совершить рукопожатие, поблагодарить за смелость, пригласить на встречи. Женщина с георгиевской ленточкой пожала одними пальчиками. У долговязого оказалась жилистая рука, словно плеть казака. Юркий мальчишка зарделся от улыбки «знаменосца».
Программист вызвал такси. Только сидя на заднем сидении, он подумал, – жал руки и не опасался случайных транзакций. «Поразительная политическая близорукость». Этим методом социальной инженерии пользуются мошенники, умудряющиеся списать n-ную сумму со счета незадачливого прохожего, но сегодняшних знакомых язык не повернется причислить к проходимцам.
Машина доставила в Химки. Гей-парад уже рассосался. По улице прогуливались прохожие. Заводской дым пропитал межмолекулярное пространство. Район фонил, точно допотопный компьютер.
Таксист-пенсионер в форменной фуражке извинился:
– Держат нас-стариков в штате. Сами понимаете, народ – вандал, стоит пустить такси без человека, обязательно что-нибудь выломают или распишут салон матерными словами.
Стародубцев расплатился и вышел. Родная машина автоматически узнала хозяина, призывно распахнула двери. Привычная мягкость кресла, сигарета, кофе. После утреннего инцидента клокочущая душа требовала большего градуса. Бутылка коньяка – самое оно. Владимир поймал себя на мысли – во время стычки и в суде он переживал больше, нежели в прошлом. Даже окруженный молодчиками с ножами он знал – в любой момент может ретироваться, хотя поначалу сильно струхнул и растерялся. А из настоящего не сбежишь. Прижат, прикован, пригвожден.
Интересно, а сейчас бродят туристы из будущего? Почему нет? Хотя в наших днях ничего примечательного. Пустое время, без важных событий, потрясений. Американский протекторат. Работа за буханку хлеба. Но, если путешественники есть, обязательно шифруются, так просто не угадать.
Программист оставил визитку Либерзона-Пустовайло у раковины, достал из холодильника початую бутылку коньяка. Коричневая жидкость наполнила стакан наполовину. Стародубцев хотел вернуть емкость на место, но передумал, взял с собой. Удобно расположившись на зальном диване, он долго пил и размышлял. Напряженная мысль мутилась. Тяжелая голова клонилась на бок. Треволнения дня рисовались, как в дымке. Манило прошлое, Революция, Ленин.
