Гело сидел в своем кресле в тревожной задумчивости и смотрел перед собой. Он постоянно поглядывал на часы. Был поздний вечер вторника и это не предвещало ничего хорошего. То, что происходило на станции нельзя было назвать нормальным. Команда уже потеряла двоих – Я.Кат и Я.Веенги исчезли в прошлую и позапрошлую среду при обстоятельствах, так и не выясненных до конца.

Несколько месяцев назад на других станциях уже случались такие же исчезновения. Служба безопасности безуспешно пыталась их расследовать, но все окончилось денежной компенсацией близким, это предусматривал стандартный контракт. Контора нехотя расставалась с деньгами, однако все было слишком очевидно, чтобы увильнуть от выплат. И было похоже, что те случаи странным образом связывались в единую цепь с событиями, последовавшими вскоре.

Гело, командир станции, впервые не знал, что предпринять. Станция находилась на таком отдалении от Центра, что это делало бессмысленными любые попытки призвать помощь. Ближайший же пост располагался в девяти неделях полета и его командир Л.Сенкоста, нелюдимый и угрюмый, не проявлял желания поддерживать даже видимость дружеских контактов.

Гело переменил позу. Спина болела меньше, чем год назад, но все еще доставляла много хлопот. Он хотел было прилечь на кушетку, как делал обычно, когда боль усиливалась, но раздался короткий стук, потом щелкнул замок и в дверь заглянул Е.Грейс.

“Проклятье…” – подумал Гело. Обычай входить без приглашения, заведенный с незапамятных времен, очень тяготил его сейчас. Е.Грейс грузно опустился в кресло за столом.

– Ну… это… как мы решим? – в нерешительности начал он и замолчал, остановленный жестом Гело.

– Сначала надо узнать, что скажут Дрейян и А.Лескей, не говоря уж о Д.Яволо. – ответил тот.

– Д.Яволо! Ха. Его никогда не бывает на месте, когда он нужен. А времени нет!

– Ладно, не суетись, – устало сказал Гело, – подождем немного. И Скимма еще должен прийти.

В боксе у Рамго сидели Дрейан и А.Лескей. Дрейан, сложив руки на груди, молча слушал разговор. А.Лескей снова и снова спрашивал Рамго, что она видела. Рамго не знала, что сказать. Смутные образы, едва сохранившиеся в ее поврежденной памяти, не могли пролить свет на вопрос, который мучил всех обитателей станции: что, черт возьми, происходит по средам?

Дрейан встал. Он то мешал уже остывший кофе, то заглядывал в холодильник, то включал чайник или кофеварку и никак не мог успокоить мысли. А.Лескей в беспомощности отошел от Рамго и взглянул на Дрейана. Не сговариваясь, они вышли из бокса.

Курение не поощрялось, но запас сигарет и папирос на станции имелся и благодаря Е.Грейсу был поистине нескончаемым. На полке рядом с книгами и видеоиграми в общей комнате всегда хранился блок, зажигалка и пепельница. А.Лескей закурил, затем протянул пачку Дрейану, но тот помотал головой. Вместо этого он взял зажигалку и медленно прокручивая колесико и иногда высекая пламя, сказал:

–Это невыносимо, Лес. Когда это закончится?

А.Лескей выпустил дым, поднял взгляд, но не ответил. Ответ был слишком очевидным. Все и так обстояло скверно и без сведений, которые бы могла сообщить Рамго, положение становилось совсем безвыходным.

– Давай просто попытаемся еще раз. Гело ждет. – сказал А.Лескей и мрачно добавил про себя: “Мы все ждем.”

Дрейан кивнул и они вернулись в бокс. Рамго все так же сидела с безучастным видом и не повернулась на звук их шагов. Все молчали. А.Лескей взял руку Рамго. Рука была теплая, мягкая и абсолютно безвольная.

– Рамго… Попытайся вспомнить… Нам всем это очень нужно. – произнес он тихо.

Рамго сидела не шевелясь. Дрейан вскочил и, стуча кулаком по столу, закричал:

–Да мы сдохнем тут все! Понимаешь ты это?! Или не понимаешь?! Все! До одного!

Вздрогнув, Рамго опустила голову и закрыла лицо руками. Спустя мгновение она с раздражением, переходящим в клокочущую ярость, произнесла:

– Я же сказала! Я! Ничего! Не помню! Не помню! Не помню! И ты мог бы не орать на меня, знаешь ли! – и разразилась рыданиями.

Дрейан побелел, сжал кулаки и вышел, неслышно закрыв дверь. А.Лескей смотрел на плачущую Рамго. Он жалел ее, понимал ее, но вместе с тем и злился на нее за то, что… Все он понимал очень хорошо, но это ничего не решало ровным счетом. Он налил ей стакан воды, поставил на стол и вышел вслед за Дрейаном.

Рамго понемногу успокаивалась. Всхлипывания и подергивание плеч становились реже, гнетущее гудение в голове ослабевало. В отсутствие коллег она почувствовала себя свободней. Вытерев глаза, Рамго несколько раз распустила и забрала в хвост волосы. Вспомнить… Это их там не было! И это не они видели это! Шок, испытанный тогда, стер из памяти увиденное, но не пережитое и Рамго не решалась сделать даже малейшую попытку думать о происшедшем.

На глаза Рамго вновь навернулись слезы, но она быстро справилась с нахлынувшим порывом. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Все-таки медицинский за плечами. Ребята правы, эти воспоминания могли бы прояснить если не все, то многое.

То была вторая среда, когда…

Это была вторая среда, когда была убита Я.Кат.

В первую погибла Я.Веенги. Ее нашли в холодильной камере, где хранились продукты. Она сидела на полу, привалившись к стене, укутанная в плед. Казалось, она спала. Следов насилия обнаружено не было. Как это все могло произойти, не понимал никто. Добровольно запереться в холодильнике – возможно ли? Случайно – исключено абсолютно, так как замок открывается изнутри. Поэтому вопрос, кому бы понадобилось (и удалось!) сделать такое с Я.Веенги преднамеренно и – опять же, – без следов борьбы, был за гранью разумного.

Все это еще можно было бы списать на случайное и никак необъяснимое стечение обстоятельств, приведшее к суициду – она и в самом деле была немного странная, хотя те, кто хорошо знал ее, никогда не поверили бы в это, – но на следующий день тело исчезло. Центр запросил дополнительную патологоанатомическую экспертизу и когда Рамго открыла капсулу, Я.Веенги в ней не было. Зато было кое-что другое – в капсуле было свечение, оно медленно тускнело, потом распалось на отдельные электрические змейки и, наконец, пропало. Весь экипаж несколько часов подряд без перерыва обыскивал каждый закуток станции, но напрасно. Тела не было. Отправив в Центр отчет, Гело приказал всем разойтись и отменил все работы и задания на следующие сутки, кроме стандартного дежурства по станции.

Прошли выходные и первое потрясение стало понемногу спадать. В бесконечных разговорах строились самые невероятные предположения и догадки. Вечер в память о Я.Веенги решено было провести во вторник. Каждый чувствовал необходимость собраться общим кружком, как будто это могло избавить от ощущения незащищенности и отчаяния.

Все сидели в общей комнате. Впервые, считая с той среды, команда собралась вместе. Глинтвейн согревал испуганных непонятным событием людей. Гело, Д.Яволо и Скимма произносили какие-то особенно проникновенные речи. Е.Грейс безостановочно курил. Скоро разговоры от “а помните?” перешли к “кто и как” и, наконец, “за что”. Нелепость обстоятельств смерти Я.Веенги не давала ни единой зацепки, ни одного логического довода и, следовательно, шанса понять хоть что-то.

После полуночи стали расходиться, устав от дыма и разговоров. Рамго и Я.Кат, наведя поверхностный порядок после вечера, были последними. Их боксы были в одном отсеке и они шли, иногда начиная и так и не договаривая фразу, и понимая друг друга с полуслова.

У бокса Я.Кат они остановились. Рамго не могла вспомнить ничего такого, что могло бы насторожить ее в последних словах Я.Кат: “Завтра среда. Уже среда…”

Если бы Рамго знала, чем это обернется для нее и для всех! Она не оставила бы Я.Кат ни на минуту, ни на секунду! Но тогда, под действием глинтвейна, испытывая только грусть вперемешку с усталостью и желанием спать, она не придала этим словам никакого значения.