– Нам это не грозит. Во-первых, мы не ежики, а во-вторых, в холодильник нам еще рано, – рассмеялся Блудов.

Лев Моисеевич, сообразив, что явно затянул с теорией, перешел к более насущным вопросам.

– Как вам должно быть известно, наш сон состоит из двух состояний: быстрый и медленный. Быстрый сон еще называют третьей формой жизни. Разбудить человека во время этого состояния непросто, однако при этом энцефалограмма показывает почти бодрствование. Быстрым сон назвали от движения глаз, зорко наблюдающих за происходящим во сне под закрытыми веками. Все, что видите во сне, вы отслеживаете при помощи глаз.

– Хорошо, но если разбегаются глаза, почему не машут руки и не ходят ноги по третьему измерению сознания? – Мозгалевский с любопытством наблюдал за профессором.

– Дабы обезопасить человека от сонных похождений, мозг парализует остальные мышцы.

– А как быть с лунатиками? – блеснула улыбкой Вика.

– Лунатики – люди с поражением мозга, у которых эта система не работает. Так вот, – профессор откашлялся. – В среднем движения глаз проявляются у человека четыре-шесть раз за ночь. При этом длительность фазы быстрого сна к утру возрастает до получаса. Именно на это время приходится основная нагрузка дримтриппинга, как мы называем наше потустороннее путешествие. События, которые мы видим во сне, сжаты во времени. То, что должно происходить наяву часов за десять, вы можете увидеть во сне за десять минут. Это сложно осознать, поскольку человеку кажется, что сон он проживал в течение целой ночи, но на самом деле сон длился всего лишь минуты. Таков и способ сверхкомпактного хранения информации в нашем сознании. Этот феномен ярко выражен при воспоминаниях. Например, два часа смотрели фильм, но, чтобы в памяти воссоздать отдельные фрагменты, вам потребуются какие-то секунды. Второй любопытный факт – мы не удивляемся во сне, даже если начинаем летать, изрыгать пламя, видеть чудеса и небылицы. При этом, когда мы просыпаемся, в течение первых минут бодрствования самый невероятный приснившийся нам абсурд кажется абсолютно реальным и осязаемым. Некоторые умники с учеными степенями утверждают, что мы не удивляемся во сне, потому что все это – наши собственные мысли, мечты и фантазии. Я же считаю, что это связано только с тем, что во сне наше сознание свободно от предубеждений, вбитых нам в голову.

– Как это? – удивился Блудов.

– Например, вы летали во сне и ничего странного в этом не заметили. В первые мгновения после пробуждения вы также не видите в своих полетах ничего удивительного. О чем это говорит?

– О том, что мы окончательно не проснулись, – отозвалась Вика.

– Это говорит о том, что мы можем летать, перемещаться во времени, видеть мертвых или тех, о ком принято так считать, можем не умирать от смертельных ран и исцеляться от всех болезней. Однако наши сверхспособности, гениальность и бессмертие тут же заковываются сознанием в оковы разумных условностей – законов физики, природы и морали. Мы сами придумываем себе тюрьму, из которой вырваться удается единицам. Наша воля и могущество – заложники человеческих знаний. Скажу вам, как убежденный атеист, – профессор выпрямился и словно забронзовел: – Человек отличается от животного возможностью стать богом, но многие ли из нас задумываются об этом? В мире нет истины кроме силы и нет мира вне нашего сознания. Если в это поверить, то можно, не выходя отсюда, из этого вот бункера, менять реальность по лекалам наших желаний.

– «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "Перейди отсюда туда", и она перейдет», – изрек Блудов, но профессор, пребывая в мистическом запале, уже никого не слышал.

– Почему человек боится яви и не боится снов. Чем наша жизнь реальнее сна? Тем, что наши сны эпизодичны. И все! По сути, во снах мы, следуя от абсурда к абсурду, радуемся с утра, что нам это лишь приснилось, но проявляем удивительную беспечность и бесстрашие перед ночью грядущей, обрекающей нас на очередное астральное испытание… Дорогая Виктория! – вскрикнул Лев Моисеевич. – Не могли бы вы представить, что ваши сны стали бы вдруг реальностью. Вспомните, что вам снилось за последние пару недель и представьте.

– Ммммм…. – насупилась Вика. – В этом случае я бы, наверное, или сошла с ума, или покончила с собой.

– И первое, и второе мимо. Во-первых, наши сны – это тотальное сумасшествие, сходить уже некуда, и тем более с ума. Во-вторых, во снах мы то и дело погибаем, поэтому смерть не станет ни лекарством, ни спасением.

– Тогда это был бы ад! – воскликнула девушка. – А ведь правда жесть.

– Но объясните мне, почему в таком случае вы не боитесь засыпать, устремляясь навстречу этому аду?! Ведь во сне мы не знаем, что это сон. Во сне от присутствия ада нас спасает отсутствие памяти и все тех же рабских условностей – знаний. Но дримтриппинг в корне отличается от банальных сновидений. Во-первых, последовательностью. Из ночи в ночь вы будете осваивать чужую биографию, до мельчайших подробностей сохраняя в памяти увиденное, как будто это реально происходило с вами. Во сне на протяжении всего путешествия вы будете чувствовать и мыслить, как донор памяти. В случае вспышек вашего собственного «я» в виде чувств, мыслей, воспоминаний, необходимо будет немедленно связаться с нами. В-третьих, допускается побочный эффект в виде фантомной боли.

Вика испуганно встрепенулась. Мозгалевский поморщился.

– Просто если донор памяти страдал болезнью почек, то, проснувшись, вы можете почувствовать боль в пояснице, но, – поспешил успокоить профессор, – ничего страшного в этом нет и на вашем здоровье это не отразится. Фантомные реакции могут коснуться и вкусовых предпочтений в еде, спиртном, куреве, а также в наркотических и сексуальных пристрастиях. Именно поэтому мы категорически не рекомендуем использовать память бывших наркоманов и тщательно проверяем сексуальную ориентацию как доноров, так и дримтрипперов.

– А я б Высоцким потусовался, – хохотнул Мозгалевский, дернув носом, – глядишь бы и сам петь начал. Даже интересно, чем ширялись великие поэты великой страны.

– К сожалению, это невозможно, поскольку небезопасно, – отрезал Лев Моисеевич. – Как я уже говорил, любой сильнодействующий препарат может спровоцировать необратимые процессы в сознании.

– Но то ж во сне, профессор.

– Дело в том, что сознание фиксирует эмоции, которые наркоман переживает во время «кайфа», и запоминает тонус головного мозга. Поэтому память донора может полностью подчинить состояние организма вполне здорового и уравновешенного дримтриппера. Пожалуй, на этом я пока прервусь. Теперь вам осталось подписать кое-какие бумажки и проследовать в процедурную.

– Договор будем заключать? – деловито поинтересовался Блудов.

– Вы шутите? Какие здесь могут быть договоры? И, главное, куда вы с ними потом пойдете? В ближайшую психушку? Мол, так и так, в Мавзолее Ленина такого-то числа мне с друзьями за миллион американских долларов сделали лоботомию, чтобы во сне отправиться в прошлый век. Выполненной работой остался недоволен, прошу взыскать с Мавзолея вышеуказанные средства и моральную компенсацию? – Лев Моисеевич обнажил гнилые десна.

– Смешно, – прикусил губу Блудов. – Тогда что мы будем подписывать?

– Обязательство о неразглашении государственной тайны.

– То есть, если я проболтаюсь, меня посадят? – хихикнула девушка.

– Боюсь, драгоценная Виктория, в этом случае сажать будет некого.

– Красноперов нас чайком с полонием отпочует? Да, Вить? – пытался пошутить Мозгалевский в напряженную пустоту.

– И сушками с цезием, – сухо ответил генерал. – Несете ерунду! Профессор, извините моих друзей. Здесь все понятно. Давайте вашу канцелярию и пройдемте на аппараты.

– Тогда вы уж проясните по поводу операции, – словно оттягивая момент, поднялся Блудов.

– Покорнейше извините. – Лев Моисеевич принял свое обыкновенное сутулое состояние. – Каждая операция продлится не более получаса, проходить она будет под общим наркозом. Насчет лоботомии, как вы понимаете, это была шутка. Вскрытие черепной коробки не понадобится. В ваших головах и без того входных отверстий хватает. Электростимуляция шишковидного тела мозга будет достигаться разрядами в шейный нерв. Иглу мы…