– Ну вот, прошло, значит, пять дней, а старик в лагерь все не возвращается. Искали его еще четыре дня и потом нашли.

Он немного помолчал, бросив на Марка быстрый взгляд.

– Как ты себя чувствуешь, мальчик мой?

– Нормально, – ответил Марк. А сам подумал о том, что повидал в жизни много смертей и сам не раз убивал и все же еще одна смерть, тем более деда, глубоко его тронула. – Продолжай, пожалуйста, дядя Фред.

– В общем, Пит рассказывал, что, похоже, он карабкался вверх на гору и оступился, упал на свою винтовку, а она возьми и выстрели. Прямо ему в живот.

Они смотрели, как в бассейн прыгает последний бык. Фред Блэк, кряхтя, слез с забора и встал, держась за поясницу.

– Совсем старый уже становлюсь, – проворчал он.

Марк тоже спрыгнул, и они направились к дому.

– Пит со своим сынком похоронили его там же. Четыре дня пролежал на солнце – куда такого тащить домой? Место обозначили, а когда вернулись в Ледибург, то сходили в магистратуру и дали, значит, показание под присягой…

Тут Фреда перебил крик, и они увидели бегущую к ним по аллее голубых эвкалиптов тоненькую девичью фигурку. Толстая светло-каштановая коса подпрыгивала на бегу и била ее по спине; быстро мелькали под вылинявшей юбкой из дешевой хлопчатобумажной ткани длинные, загорелые босые ноги с грязными ступнями.

– Марк! – снова крикнула она. – О, Марк!

Он узнал ее, только когда она оказалась уже совсем близко. За четыре года девушка очень изменилась.

– Мэри… – только и смог выговорить Марк.

Горечь утраты тяготила его сердце. Время поговорить еще появится. Но даже в печали он не мог не заметить, что Мэри Блэк уже не тот озорной чертенок, на которого он когда-то старшеклассником ледибургской средней школы смотрел свысока, а совсем взрослая девушка.

У нее было все то же усеянное веснушками смеющееся лицо и крупные, немного неровные передние зубы, но теперь она подросла и превратилась в крепкую, простоватую деревенскую девушку с широкими бедрами и звонким, радостным смехом.

Ростом она едва достигала Марку до плеча, фигурка ее под тоненьким, потрепанным платьицем стала округлой и полненькой, бедра при ходьбе покачивались, ягодицы так и ходили, талия расширялась кверху наподобие горлышка вазы, а полные груди при каждом шаге свободно подпрыгивали.

Они шагали рядом, и она засыпала его бесконечными требовательными вопросами. Девушка все время держала его под руку, а потом и вовсе схватила за руку и стала трясти, чтобы добиться ответов на свои вопросы, снизу вверх озорно заглядывая ему в глаза и громко, заливисто смеясь. А Марк смотрел на нее и ощущал в душе странное беспокойство.

Жена Фреда Блэка узнала его сразу, еще со двора, и протяжно вскрикнула – так кричит дойная корова, когда у нее надолго отняли теленка. У нее было девять дочерей, а она всегда страстно желала иметь сына.

– Здравствуйте, тетя Хильда… – начал было Марк. И тут же чуть не задохнулся, попав в ее крепкие объятия.

– А отощал-то как, бедный, изголодался небось! – вскричала она. – И что это на тебе надето, от этого же воняет, и от тебя тоже воняет, Марки… а волосы-то, волосы… скоро до земли отрастут.

Четыре незамужние сестрицы под руководством Мэри установили посреди кухни оцинкованную ванну и влили в нее несколько ведер горячей воды. На задней веранде Марка усадили на табуретку, обмотав шею простыней, а тетя Хильда вооружилась огромными тупыми ножницами и принялась его стричь.

Потом она прогнала протестующих дочерей с кухни. Как отчаянно Марк ни боролся, защищая свою стыдливость, она не обратила на это внимания.

– Я женщина старая, видала и получше, да и подлинней, – заявила она.

Решительно содрав с него всю одежду, она швырнула ее поджидающей за открытой дверью Мэри.

– Возьми постирай, детка… и держись подальше от этой двери.

Марк покраснел до пят и быстренько окунулся в горячую воду.

Уже в сумерках Фред Блэк с Марком сидели во дворе на крышке колодца, и между ними стояла бутылка бренди. Напиток под названием «Кейп смоук» оказался лютый, едкий, как серная кислота, и Марк, глотнув разок, больше к своему стакану не прикасался.

– Да, я частенько об этом думал, – согласился Фред, слегка уже осоловевший от бренди. – Старина Джонни любил свою землю.

– Он когда-нибудь говорил с вами, что хочет ее продать?

– Нет, никогда. Мне всегда казалось, что он будет жить здесь вечно. Частенько говаривал, что хочет лежать в земле рядом со своей Элис. Хотел, чтоб его там и похоронили.

– А когда вы в последний раз видели дедушку, дядя Фред?

– Дай подумать, – он почесал лысый затылок. – Где-то около двух недель до того, как он отправился с Грейлингами в Чакас-Гейт. Ну да, верно. Он съездил в Ледибург, закупил патронов, кое-какие припасы. Заглянул к нам вечерком в старенькой двуколочке, мы с ним потолковали о том о сем, как всегда.

– И он не говорил ничего о продаже?

– Нет, ни словечка.

Тут распахнулась кухонная дверь, осветив двор желтым светом лампы, и в проеме показалась тетя Хильда.

– Еда на столе! – провозгласила она. – Давай-давай, Фред, не держи там мальчика, небось всяким глупостям там его учишь. И бутылку свою в дом не приноси. Слышал, что я сказала?

Фред, скорчив гримасу, вылил последние три дюйма темно-коричневой жидкости в стакан и кивнул пустой бутылке:

– Ну, прощай, старый дружок.

Он швырнул бутылку через забор и залпом, как пьют лекарство, осушил стакан.

Марк протиснулся на скамейку возле стены и оказался зажатым между Мэри с одной стороны и одной из ее крупных, грудастых сестер – с другой. Тетя Хильда сидела прямо напротив; накладывая ему на тарелку еду, она громко пеняла, что он мало ест.

– Фреду уже нужна здесь по хозяйству чья-то помощь. Он стареет, хотя этот старый дурак не догадывается об этом.

Не имея возможности отвечать с набитым ртом, Марк только кивал. Мэри потянулась за очередным куском еще теплого хлеба домашней выпечки. Ее большая грудь прижалась к Марку, и он чуть не подавился.

– У девочек никакой возможности познакомиться с хорошим парнем – торчат все время на ферме.

Мэри подвинулась к Марку, плотно прижавшись к нему бедром.

– Оставь парня в покое, Хильда, старая интриганка, – заплетающимся языком добродушно проговорил Фред, сидящий во главе стола.

– Мэри, добавь Марку подливки к картошке.

Девушка послушно исполнила просьбу матери и, наклоняясь к Марку, уперлась свободной рукой в его ногу повыше колена.

– Доедай, мой мальчик! На десерт еще будет молочный пирог, Мэри сама для тебя готовила.

Руку Мэри с его колена не убирала, наоборот, ладонь ее медленно, но целенаправленно ползла вверх. Все внимание Марка мгновенно сосредоточилось на этой ладони, и еда застревала в горле.

– Положить еще тыквы, Марки? – заботливо спросила тетя Хильда.

Марк слабо покачал головой. Он никак не мог поверить в то, что сейчас происходило под столом, прямо под носом у ее матери.

Его охватила нарастающая паника.

Стараясь действовать как можно более незаметно в сложившихся обстоятельствах, он опустил одну руку под стол и, не глядя на девушку, крепко схватил ее за запястье.

– Ну как, Марк, наелся?

– Да, конечно-конечно, вполне! – горячо ответил Марк, пытаясь оттащить руку Мэри.

Но не тут-то было: девка оказалась сильная, справиться с ней было не так-то легко.

– Мэри, лапочка, вымой тарелку Марка и положи ему кусочек твоего замечательного пирога.

Мэри и бровью не повела; казалось, она ничего не слышала, сидела, скромно уставившись в свою тарелку, щеки ее ярко порозовели, губы едва заметно трепетали. Сидя рядом, Марк смущенно ежился и ерзал.

– Мэри, что это с тобой, девочка моя? – раздраженно нахмурилась мамаша. – Ты меня слышишь, детка?

– Да, мама, я тебя слышу.

Она наконец вздохнула и, встрепенувшись, преодолела себя. Медленно встав, обеими руками взяла тарелку Марка. Он даже слегка просел на скамейке, ослабев от облегчения.