В шестидесятых мы пережили хрущевское реформаторство, когда партия была структурно разделена на сельский и городской массив. Я был избран первым секретарем Ленинградского сельского обкома комсомола и создавал этот обком, создавал совершенно другой мир отношений. Несколько лет спустя я оказался во главе журнала "Сельская молодежь". Журнал имел незначительный тираж, и передо мной стояла задача создать журнал заново, как говорят "возродить из пепла". Я не заменил команду, не стал подыскивать журналу новое название, я задался целью доказать, что эти же самые люди, которых мне было рекомендовано уволить как бесперспективных, могут подняться на новую творческую ступень, захваченные высоким замыслом. И дело совсем в немногом - создать образ этого замысла и заставить поверить в него. Именно в те годы я сформулировал свое кредо, сначала как молодежного лидера, а затем как профессионала: руководить - значит разрешать. И мне с коллегами удалось создать один из самых популярных журналов.
И наконец, спустя двадцать пять лет, уже будучи немолодым человеком, я согласился на рискованное плавание, не без сомнений, внутреннего сопротивления, но согласился. Надо было создать общероссийскую телерадиокомпанию. Создать и построить в условиях тотального разрушения вокруг. Мои друзья и единомышленники, а в каждом из этих дел они были, я верю, не жалеют, что судьба нас свела вместе.
Возможно, переворачивается последняя страница моих карьерных притязаний. Я устал от непонимания и угроз. Общество никогда не бывает идеальным. И период смуты - время неподходящее для торжества великих идей. Я не знаю, что утешительнее: когда жертвуем мы или жертвуют нами. Самое странное, что в эти моменты интеллигенция отождествляет свою нужность обществу с нужностью власти. Это объяснимо. В разбушевавшейся стихии тонущие хватаются за рифы в надежде на спасение, не подозревая, что эти самые рифы станут причиной их гибели.
Вопрос, почему мы не нужны власти, терзает душу. Как объяснить, что хаос тем и страшен, что в нескончаемом смешении и движении находится миллион частей раздробленного общества? И будучи не в силах управлять процессом, власть уповает на то, что хаос образуется логикой самого хаоса и в нем сложатся, суммируются, обозначатся связи выживания. И сама власть становится одной из дробных частей, которая борется за свое выживание. Власть всегда живет по своему сценарию, полагая, что она должна выжить не как часть общества, наподобие завода, банка, института. Она должна сохраниться как власть. И находясь на пересечении конфликтов и сознавая, что уже не управляет, а только присутствует, использует эти потрясения не как импульс реформаторских перемен, а как усиление своих дивидендов в борьбе с другой ветвью власти. Нестерпимо признавать, что в этом случае общество выполняет роль горючей смеси, которую подбрасывают то в одну, то в другую топку.
Один из лидеров Фронта национального спасения в приватной беседе сказал обо мне: "Либо мы заставим Попцова уйти, либо превратим его в жупел и он станет олицетворением приспособленчества" (последние четыре слова добавлены мной). Оставаясь наедине с собой, я могу не скрывать своего человеческого желания - оставить свой пост. Людей, сочувствующих этому моему шагу, из круга людей мне близких, наверное, не меньше тех, кто разубеждает меня в целесообразности такого шага. Егор Яковлев, оказавшись свидетелем одной из таких филиппик - "Все, ухожу!!!", - высказался в исключающей манере: "Сам, по своей инициативе?! Никогда! Пусть снимут, освободят". Я слушал его эмоциональные возражения и думал: во имя какой цели ждать мгновения, когда уготованная тебе расправа свершится?! Не проще ли заявить о своем несогласии публично, подтвердить ещё раз собственные взгляды, уйти достойно?
Конечно же, проще. От тебя же требуют сохранения ранее заявленного образа. Все укладывается в обыденную, не лишенную цинизма формулу - зрители пришли на спектакль, надо выходить на сцену, надо уважать зрителя!
В одном из разговоров я задал вопрос Хасбулатову: каким он представляет свое собственное будущее? Я думаю, он был откровенен в этот момент. Он сказал, что такая мысль возникала, но он её гонит от себя. И не умиленное - займусь профессорскими делами, буду писать книги, что он проговаривает прилюдно, есть ответ истинный. Он готов уйти и понимает, что рассчитывать ему, чеченцу, на президентский пост нелепо. Он готов уступить (Президенту, потому что он Президент). Но уступить шантрапе, окружающей Ельцина, которая поставила целью сломать Хасбулатова, - этого не произойдет никогда. Я и нашел, угадал слова, которые хотя и не были сказаны, но являлись логическим продолжением - он должен доказать Президенту, что тот совершил пагубную ошибку, не оценив хасбулатовской верности в минуты для Президента, ещё не ставшего Президентом, драматические. Он - гордый человек и не простит подобной неблагодарности. И еще, он докажет Президенту пагубность его выбора, что тот позволил Бурбулису, Полторанину, Шумейко оттеснить Хасбулатова. Он не просто сведет с ним счеты, не просто превратит их в политические трупы, он их доведет до скамьи подсудимых и докажет Президенту, что он остановил свой выбор на преступниках.
Традиции неистребимы. И никакие степени: докторские, академические и, возможно, даже религиозные - не в силах заглушить голос предков, голос кровной мести. Отбросим цивилизованную шелуху. Отмщение! - вот суть его поступков. Бесовщина, бесовщина во плоти своей.
И все-таки о будущем. Вряд ли, выполнив роль тарана, роль свинцовой бабы, при помощи которой непримиримые намерены прошибить кремлевскую стену, Хасбулатов сумеет удержаться в седле. Джинн выпущен из бутылки...
Нечто подобное инкриминировалось Горбачеву, тогда речь шла о демократических свободах. И сам Горбачев, под нажимом руководства КПСС и правого крыла Верховного Совета СССР, пытался приостановить действие Закона о печати, но не смог. В то недавнее время Хасбулатов сделал бы ответственный шаг - по принципу: клин клином вышибают. Своими действиями, как спикер, он легализовал Фронт национального спасения, а позже и действовал и сопутствовал захвату власти в парламенте непримиримой оппозицией, после чего объединился с ней, став, по существу, выразителем её интересов. В этом смысле, как самостоятельная фигура, фигура сложная, не лишенная политического мужества, Председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов перестал существовать. Его ведет "под уздцы" Фронт национального спасения. Он ещё надеялся где-то в возникшей суматохе "перескочить с лошади на лошадь", оседлать неоцентристские течения, но не смог. Все эти движения, блоки, пытающиеся занять промежуточную позицию, прикрыться щитом компромисса, слишком слабы, а он сам невероятно похож на Горбачева, в его маневрировании, когда Михаил Сергеевич пытался примирить в себе святые принципы, которым он якобы присягнул, и интересы властного большинства, которое он ненавидел, но боялся.
Но все-таки в Форосе принципы взяли верх. Уже второй вопрос - по причине нравственной силы принципов или от безысходности ситуации. Хасбулатов почитаем как временная сила, но внутренне нелюбим всеми - и союзниками, и противниками. В этом его личностная драма. Я понимаю его, я абсолютно уверен, что его коварство проявится беспощадным образом ко мне лично (а он умеет быть беспощадным). И тем не менее я сожалею, что столь необходимая демократическим свершениям энергия, которой обладает этот человек, утрачена для демократии.
27 августа 1993 года. 14 часов. Я в отпуске, на даче. Звоню в Москву: "Как там на сессии Верховного Совета?"
Обещанная Президентом артподготовка заканчивается. Чего ждать дальше?
Несколькими днями ранее Президент заявил, что он никогда не подпишет бюджет, утвержденный Верховным Советом с немыслимым дефицитом, и вернет закон на повторное рассмотрение в парламент. Владимир Исаков, ключевая фигура в рядах непримиримой оппозиции и Фронта национального спасения, тотчас отреагировал в привычно жесткой, неприязненной манере:
