Оказалось, у нас есть экономисты, много экономистов. Когда их впервые в 1988 году собрал академик Абалкин (в ту пору вице-премьер), получилось зрелище впечатляющее. Только в нашей стране, практически не имевшей действенной экономики, могло существовать такое количество экономистов, обслуживающих политику, игнорирующую законы нормального экономического развития. Не сочтем это лыком в строку, но Попов из числа тех самых экономистов. Разумеется - это никак не принижает Гавриила Харитоновича. Просто все это беды нашего исторического развития, и все мы часть этих бед. Еще перед выборами мэра Попов подбросил идею о своей отставке. Это был пробный укол, добавивший Попову политической популярности. Москва желала иметь своего реформатора, находящегося в череде высших политических жрецов новой демократии. Попов в тот момент в сознании москвичей продолжал существовать как ключевая фигура общего демократического процесса, как человек, близкий к Ельцину, а значит, способный влиять на политику последнего. Ельцин, по крайней мере внешне, этого заблуждения не нарушал. Ельцину была нужна Москва, как оплот его политического курса. Но уже в тот момент окружение Ельцина прикладывало достаточно усилий, чтобы вытеснить Попова из зоны активного влияния на Президента. Использовался хрестоматийный метод, столь привычный в политических интригах, - заронить подозрение. Как поступил Попов, что и где он сказал. В таких случаях власть податлива. Не потому, что она плоха, а потому, что соперничество, ревность - составляющие любой власти.
Ельцин на пути своего политического восхождения дважды пережил предательство своих непосредственных помощников, должностных лиц, подчиненных ему лично. Правда, оба случая были схожими. Ельцин либо приходил в окружение не своих единомышленников, а, скорее, десантировался на уже занятый плацдарм власти, так случилось в Москве в 1987 году, либо создавал окружение как компромисс, расплачиваясь за свою долю власти, так случилось в 1990 году, когда он был избран Председателем Верховного Совета России. Московский партаппарат его предал классически, массированно, сразу во всех эшелонах. Справедливости ради уточним: как в первом, так и во втором случае Ельцин проявил слабость. Он трудно вписывается в непривычную для себя кадровую ситуацию; оказавшись на высшей ступени власти, он по собственной инициативе, а это синдром одинокого человека, как бы отдаляется от своего окружения, выдерживает дистанцию. Это не проходит бесследно. Аппарат мгновенно свидетельствует заинтересованность в подобных процессах, так как на его глазах сужается круг самых близких. Однако всегда находятся люди, без которых невозможно существование главы государства. Он общается с ними ежечасно. И вот тогда люди, поначалу выполняющие хотя и жизненно важную работу, создающие среду обитания лидера, главы государства, но не его политику: обеспечить его безопасность, отследить распорядок дня, подготовить текст выступления, организовать встречу, - оказываются самыми значимыми. Так постепенно меняется интеллектуальная среда окружения, его многокрасочность. Появляется возможность дозирования информации, а значит, владения гневом и восторгом лидера, направить их на тех людей, которые противостоят теперь уже интересам не Ельцина, а этих, наиболее приближенных лиц. О Ельцине правомерно сказать - Президент был ужален змеей дважды. Его осторожность, недоверчивость сотворены политической судьбой. В окружении Ельцина крайне часто можно услышать слова: "Напрасно он доверяет такому-то". Это слова-предвестники. С этой минуты "такому-то" не позавидуешь. Отрицательная информация о нем плюсуется ежечасно. Иногда это делается из добрых побуждений, искренне. Но очень часто этим злоупотребляют те, кто знает о повышенной ранимости Ельцина.
Подозрение - это ещё и искушение аппарата приоткрыть некую запретную дверь, получить информацию, которой не обладает никто. И тогда складывается классическая ситуация - король не терпит дурных вестей. Вот тогда возглас со стороны, будь то газета, телевидение, радио, - по сути, крик, заставляющий оглянуться власть во благо её собственного спасения. Если ещё власть к тому способна.
В обстоятельном и откровенном изложении причин, в силу которых Попов уходил в отставку, о чем из уст самого Попова Москва сразу же и узнала, безмерно много правды, однако и лукавство тоже есть. Попов не говорит - "я не справился". Он предпочитает иную формулу - "мне не дают справиться".
Я пишу эту главу, сидя в самолете австрийской авиакомпании. В качестве лоцмана на время пролета над нашей территорией по маршруту Токио Вена на борту вместе с австрийским экипажем наш летчик. Он время от времени выходит из кабины и заводит со мной разговор. Российский пилот - яростный приверженец демократии. Суждения его удивительно точны. "Демократы не брали власть, она сама ковырнулась. Повезло. Так удержите, - говорит он возбужденно. - Докажите, что способны её отстоять, и народ пойдет за вами".
Относительно "повезло" я не соглашаюсь с ним, пытаюсь разъяснить ему, что это не везение, а, скорее, приговор судьбы, вынужденность, и она добром не кончится. Мой собеседник молчит, что-то взвешивает, затем соглашается со мной. "Нынче вся жизнь - вынужденность". Мы ещё о чем-то говорим, он вспомнил статью в "Огоньке", точнее, её эпиграф: "В армии нет демократии, но есть ли у демократии армия?" Вдруг так же внезапно заговорил о Гаврииле Попове, назвал себя его сторонником и подытожил: "Ельцин не прав. Он отдал Попова". Мы не договорили, самолет вошел в зону активных воздушных потоков, последовала команда пристегнуть ремни, и наш разговор лишился продолжения.
Кому Ельцин отдает Попова? Отвечая на этот вопрос, нам следует сделать шаг назад. Итак, Попов предлагал свою кандидатуру Ельцину трижды. До избрания мэром - на пост вице-президента. Чуть позже, в момент формирования нового правительства, на пост руководителя российской Службы безопасности, а затем на пост министра иностранных дел. Об этом никогда не говорилось вслух, но такие мотивы присутствовали в их доверительных разговорах. Если внимательно вглядеться в эти должности, то каждая из них при высоком навыке исполнения может стать ключевой как во влиянии на процесс в целом, так и на Президента, его воззрения, конкретно. Мы уже говорили, Ельцин не отклонил этих претензий. Он поступил иначе. Промолчал и в дальнейших разговорах к этой теме не возвращался. Хотя и насторожился внутренне. Если для Попова подобные предложения серьезны, значит, он не рассматривает пост мэра для себя как реально значимый. Это - если постараться увидеть в поступках Попова карьерные устремления. Но Попов мог высказывать их по другой причине. Он почувствовал, что не в состоянии справиться с ситуацией и не желает оказаться под "колесом истории", боится лишиться политической перспективы на будущее, на которую он, конечно же, рассчитывает. Человек, оказавшийся за спиной главной фигуры, имеет шансы сохранить себя в случае социального взрыва. Его реформы остались невоплощенными. Он всегда может сказать - я предупреждал, мне не дали спасти вас! В таких случаях крайне важно в момент разгрома не оказаться во главе войска. Пожалуй, эту часть своего замысла Попов упустил. А все, что касается сил противостоящих, мафиозных, партократических, - сущая правда. Убежден, что отставка Попова не просто обострит ситуацию, она усложнит её в демократическом движении.
К этому времени Попов уже достаточно разочаровался в своем детище "Демократической России". Он станет искать политическое пространство и неминуемо углубит раскол демократического движения, обескровит его интеллектуально. Профессионалы, тяготеющие к либеральным взглядам, из числа шестидесятников, разобщены и стараются держаться в стороне от митингового буйства демократов. Попов может оказаться тем магнитом, к которому они потянутся. Его движение, партия, реши он её возглавить, никогда не будет многочисленной. Попов устал от массовости.
Благополучность политики реформ в России зависит, в первую очередь, не от сознания, которое поднимет или не поднимет Содружество; останется или покинет политическую сцену Горбачев; будут ли возникать перманентные конфликты между Президентом и парламентом, главное условие в другом - в наличии политической стабильности в столице, Санкт-Петербурге, Свердловске и ещё трех - пяти регионально значимых городах. Столица занимает особое положение. Без гарантированного социально-политического климата в столице не смогут действовать Президент, правительство, парламент.