Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Глава IX

БОЙ С ТЕНЬЮ

АТЛАНТА. США. КАРТЕРОВСКИЙ ЦЕНТР

16 ноября 1991 г.

Удивительная страна Америка. Бывший президент Джимми Картер придумал себе игру, а если быть честным, продлил свою политическую жизнь. И тотчас игра перестала быть игрой. О чем-то совещаются, оглашают неплохие идеи. Он остался проповедником, миссионером. Он верит в значимость творимого им, а это уже очень много. Он не был удачлив как Президент, но, пожалуй, в отличие от других сохранил свою самозначимость и после своего президентства. Возможно, Америка подсмеивается над ним как над неудачником, но для Атланты он остается апостолом.

Ельцин постоянно отталкивает от себя судьбу Горбачева. Однако чем настойчивее он это делает, тем разительнее становится сходство. Ему кажется, что, убирая единообразие внешнего рисунка, он убирает похожесть вообще. Ельцин - человек тактики. Его решения нацелены на скорую реакцию. Политик интуитивного ряда. Его сравнивают с генералом де Голлем. На этот счет много надуманных рассуждений. Все неизмеримо проще и естественней. Образ Ельцина как политика исчерпывается двумя словами - очень русский. Отсюда непредсказуемость, обидчивость, недоверчивость, некая смесь осторожности с подозрительностью. Впрочем, власть всегда подозрительна. Уже в день своего коронования власть начинает озираться, пытаясь угадать, кто её намерен свергнуть. Подозрительность Ельцина имеет иные причины. Его политическая карьера разделяется на два этапа. Первый - свердловской благополучности, когда Ельцин просчитывался по шкале заметного партийного работника из глубинки. Все-таки Урал! Открыт, энергичен, напорист, не гнется перед центральной властью. Тогдашнее руководство ЦК КПСС, и прежде всего его новое пополнение, Горбачев, Лигачев, понимали, что без немедленного обновления состава Политбюро им попросту не выстоять. С этой целью и был послан Лигачев на Урал. Находясь под впечатлением от увиденного, он позвонил Горбачеву из Свердловска и дал высокую аттестацию Ельцину. Такова предыстория появления Бориса Ельцина в Москве. В нашем Отечестве всегда бытовало убеждение, что спасение России должно явиться из провинции.

ЖЕЛАНИЕ ОПАЛЫ

Меня раздражает молчание, и я неустанно твержу: ты должен написать эту книгу.

Свидетельства, воспоминания - они уже громоздятся друг на друга. Ощущение такое, что авторов больше, чем участников событий. И зуд раздражающий: не успею, опередят. Но уже после первой строки голос отрезвляющий - рано.

События 19-21 августа 1991 года имели эпическое, трагическое и трагикомическое предшествие, его нельзя миновать. Потом была пауза, затянувшаяся эйфория по поводу победы, справедливо названной пирровой, и снова череда дней, в которой всякий следующий добавлял драматизма. В который раз история писалась не годами и месяцами, а днями и даже часами. Если очень вглядеться в прожитое шестилетие, то с непременной очевидностью вы увидите очертания сна, в котором пребывали мы все до 1985 года. Дисциплинированный сон великого государства. Сон гиганта, проспавшего свою значимость.

Появление Горбачева поначалу воспринималось как очередная номенклатурная перемена. Общество нуждалось в потрясении, но не предполагало его в таком объеме. На шесть невероятных лет тема Горбачева, так или иначе, была определяющей: да - Горбачев, нет - Горбачев. Ельцин появился позже, как развитие все той же темы - Горбачев. Сегодня, на исходе 1991 года, следует задать себе вопрос: как назвать время, которое мы пережили и которое нам ещё суждено пережить?

Перестройка, реформы, обновление - миф или они были на самом деле? Разумеется, были, есть и, скорее всего, будут. Но, как всегда в России, в виде искаженном, мучительном, кровопролитном.

Простим себе противоречивость суждений, заметим главное - это редкое везение, непозволительная роскошь - быть очевидцем нескольких политических эпох.

Горбачева сравнивали с Хрущевым, с кем будут сравнивать Ельцина? Закат эры Горбачева - закат эры шестидесятников. Их поглотит прилив новых политических сил. Они нашли себе временную нишу в движении демократических реформ, но эта лакуна просуществует недолго.

Попов рассчитывал внутри движения подготовить вторую волну реформаторов. Он ушел в отставку в поисках нового политического пространства. Его разъяснение по поводу причин собственной отставки, якобы исключающих противоречия с Ельциным, - маленькая хитрость большого политика. Их противоречия были очевидны. В приватных разговорах Попов уже давно жаловался на непонимание со стороны российского Президента. Каковы эти расхождения?

Во-первых, масштаб самостоятельности, которую запросил Попов для себя как мэра Москвы. Теоретически это был оправданный шаг, но практически сил, материализующих эти возросшие права, оказалось недостаточно. Попов не упал, он споткнулся. Это насторожило Ельцина. Ельцин не любит дискомфорта под собственным боком. Он, как медведь в берлоге, не успокоится, пока не угадает причину сквозняка и не нащупает щель, из которой дует.

Осознание всей сложности затеянных преобразований и непредсказуемости сопротивления со стороны своих вчерашних союзников (именно сопротивление некомпетентных Советов доконало Попова), тех самых демократов, которых породил Попов собственными руками и которые пришли к власти в Москве, опираясь прежде всего на авторитет Ельцина и Попова. Конечно, между Поповым и Ельциным есть значительные расхождения. Предложив реорганизацию управления Москвой, точно осознавая неспособность демократов освоить навык исполнительной власти, Попов решился на волевое решение. Он с достаточным опозданием понял, что других аппаратных специалистов, кроме прежних, у демократического правления нет. И, превратив этих прежних в момент избирательной кампании в своих идейных противников, предав их во всеуслышанье анафеме, он совершил непостижимую ошибку не в силу собственной слепоты, а по вине обстоятельств, развернувшихся непредсказуемым образом. Власть упала к ногам. И ничего иного не оставалось, как прибегнуть к услугам тех, кого ты вчера проклинал. Рассчитывать на идейную близость этих людей не приходилось. И Попов вместе с Лужковым избирают единственный доступный путь, предлагая этому микромиру соучастие в предпринимательстве. Они делают власть частью этой среды. Личная выгода, которую извлекает власть, Попову представляется меньшим злом, нежели бесперспективное ожидание. Кстати, точно так поступал царь Петр, заражая Русь идеями первичного капитализма. Власть и согрешит, и украдет, зато его царская воля покарает, но это будет меньшим злом, нежели непротоптанная дремучесть России.

Демократические Советы, ещё не остывшие от митинговой стихии, ринулись на своего кумира, посчитав его ренегатом. Уязвленные публичным признанием их неспособности, они с невероятным злорадством свидетельствовали, что те, с кем они боролись, опять в коридорах власти. Когда колодец один, воду из него черпают все проходящие мимо. В этом случае о прозрачности воды рассуждать не приходится.

Итак, Попов подал в отставку, и, судя по всему, Ельцин эту отставку принял. Почему? Есть много причин, очевидных и не очевидных. Попов систематически встречался с Ельциным. Со стороны, и это впечатление близко к истине, - они выглядели единомышленниками. Ельцина, бесспорно, тяготили настырность Попова, его заметное превосходство в эрудиции и очень настойчивое желание быть определяющей фигурой в окружении Ельцина. А точнее, не фигурой в окружении, а фигурой над таковыми, советы которых и есть политика Ельцина. Попов считал, что он на это имеет право. Ельцин этого не считал.

Почему Попов стал мэром и хотел ли он этого? Полагаю, что нет. Попов упорно искал путь наверх. Он желал материализации своих усилий. На сравнительно коротком отрезке времени он трижды предлагает себя Ельцину. Сначала в качестве вице-президента, затем председателя КГБ, затем министра иностранных дел. И трижды Ельцин отклоняет эти идеи. Причем делает вид, что не воспринимает их серьезно. Он ценит Попова выше. Идея с вице-президентством была первой. Отказав Попову, Ельцин подтолкнул последнего к выдвижению своей кандидатуры в мэры Москвы. Попова избирают с значительным отрывом от остальных претендентов. Не успел Попов приступить к своим новым обязанностям, как его тут же обвинили в узурпации власти. Почувствовав активное противодействие со стороны Моссовета, он очень точно оценил возможности своего демократического окружения. Вывод оказался неутешительным - демократия, пришедшая в коридоры власти, это среда неустойчивых настроений, и те, кого он привел к власти, теперь связывают его по рукам и ногам, требуя равенства властных прав, не имея к этому никакой профессиональной предрасположенности. Дело не в расхождении позиций, дело в невероятном разрыве уровней понимания проблем. Попов, прошедший пусть скорую, но достаточно насыщенную школу оппозиции в среде Межрегиональной группы, уже там начал понимать безмерную слабость демократических сил в навыках исполнения, воплощения программ и идей. Неплохое знание теории, достаточно объемное представление о западной экономике создавали вокруг демократов загадочное облако надежд, дескать, эти что-нибудь придумают, их любит Запад, Запад им поможет. За все в жизни надо платить. Действительно, в политике появилось достаточное количество ученых - факт, бесспорно, отрадный, расширяющий горизонты власти.

48
{"b":"69100","o":1}