Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Победа на выборах уже в первом туре потрясла воображение даже американских политиков. Сначала страсти несколько утихли, но возвращение к этим накаленным дням крайне полезно. Мы уже успели привыкнуть к формуле рассуждений: "Голосуют не за Ельцина, голосуют против Горбачева. Фамилии меняются, а суть остается прежней. Не обольщайтесь - из двух зол выбирают меньшее".

Я думаю, что эти выборы с максимальной откровенностью показали не кризис, а некую прострацию, в которую впали. Говорили, что КПСС проиграла потому, что не имела явно значительного лидера. Это утверждение несостоятельно хотя бы уже потому, что лидер партии, утратившей авторитет, в лучшем случае в состоянии мобилизовать часть части. Он может выиграть выборы в разваливающейся партии, но не в обществе. Рыжков не посчитал для себя возможным назваться кандидатом от РКП. Этим сказано больше, чем может показаться. И дело не в Полозкове и его окружении. Рыжков понимал: если даже представить невероятное - победу Рыжкова на выборах, его опорой в парламенте будут не коммунисты. Политик вне памяти не существует.

Именно консервативное, ортодоксальное крыло на местах саботировало даже сверхумеренный реформизм Рыжкова, сделав его, лично, "козлом отпущения" повсеместного краха КПСС. Демократы теребили Рыжкова, пощипывали, разыгрывали дачный вариант, предлагали ему достойную отставку, давали шанс "хлопнуть дверью", совершить поступок. Конечно, Рыжков был обречен. На его месте был бы обречен всякий. Ибо само состояние кризиса предполагало временное правительство как норму, как вариант исполнительной власти этапного характера. Спасители Отечества появляются не в момент хаоса, а лишь после того, как осядет пыль разрушений. Над Рыжковым во время выборов довлел груз прошлой ответственности. Над Ельциным груз настоящей. Первый все время повторял: нам не дали до конца воплотить замысел. Второй мне не дают его начать. При всей разнице, уязвленность обоих почти идентична. Разговор о том, что на Ельцина работал аппарат власти, скорее, вызывает улыбку. Конечно, на Ельцина работал актив, но не аппарат. Рискну повторить, именно аппарат - ахиллесова пята демократов. Самые решительные, сверхоптимистичные подсчеты говорят о том, что демократическая Россия располагает - чуть более или чуть менее - 25 процентами демократически настроенных депутатов всех уровней, которые, увы, и это особенно откровенно засвидетельствовал последний съезд, никакая не монолитная и организованная масса. Аппарат, находящийся в оппозиции к демократам, работал на Рыжкова, ещё не отвыкшего видеть в нем значительную власть, но, лишившись опорной пяты, чем была для любого аппарата, хозяйственного, законодательного, министерского, партия, а аппарат самовызрел в мысли, что он и есть КПСС; так вот, лишившись этого заслона - аппарат просел. Из повсеместно почитаемого, держащего в страхе всесилья аппарат превратился в нечто прошлое, полуотставное, образ либо тревожных, либо умиленных воспоминаний, в соседа по лестничной клетке, у которого ещё возможно "стрельнуть" сигарету и поболтать, объединившись в ругани на существующую власть, которая развалила, распродала и, конечно, погубит державу. Именно этот аппарат, численно множественный, но зависший в политическом межсезонье, агитировал за Рыжкова. Еще хорохорился, проводил собрания, бороздил глубинку, открывал ей глаза на диктатора Ельцина. Затем сочинил информацию, из которой следовало, что переломил, переубедил, повел за собой. Лгал неосознанно, мысленно оставаясь в прошлой роли влиятельного, всем владеющего - получалось весомо: скорее всего, равенство голосов, а значит 2-й тур. И вот тут... И вот тогда...

Рыжков был лидером вне самодеятельных начал, лидером занятого рабочего времени. Директорам он был ближе и понятнее, и они были искренними, заверяя Николая Ивановича в своей поддержке. Но выборы погасили амбициозный пожар. Власть над зарплатой ещё не есть власть над душой. Директорский корпус на выборах пережил внезапное отрезвление. Проголосовав на партийном собрании за Рыжкова, подчиненные сочли свой моральный и сочувственный долг исполненным. На избирательных участках они почувствовали себя свободными людьми. Поведение свободного человека программируется по иной шкале. У Рыжкова не было программы, и виной тому не краткосрочность выборной кампании, он олицетворял ту, прошлую, которая не увенчалась успехом, которой в общем-то тоже не было, была череда осторожностей, опасений, предупреждений, их следовало считать искренними.

Единственным капиталом Рыжкова оказалась его ссора с Горбачевым. Возможно, и болезнь не случайна. Уход Рыжкова был сопряжен с большими сложностями для Горбачева. Рыжков многое знал доподлинно. Болезнь позволила уйти Рыжкову без скандала, но именно такой уход оставил Рыжкова в широкой палитре политических комбинаций. Николай Иванович покинул Олимп ничем не жертвуя, а, скорее, рассчитывая на сострадание к жертвеннику. В пределах парламента, в окружении нежертвующих, он этого сострадания добивался, и не без успеха. Но в окружении страдающих, а в роли страдающих оказался народ, Рыжков не имел никаких шансов на выборах. Рыжков слишком поздно понял, что настроение союзного съезда, и тем более парламента, не адекватно настроению общества. Болезнь сыграла с Николаем Ивановичем злую шутку, не как болезнь - урон самочувствию, а как политическая краска. Остановив свой выбор в качестве вице-президента на генерале Громове, человеке приказного, сильного характера, Рыжков, вполне возможно, не сознавая этого, допустил иное толкование своей политической стратегии. Появилось суждение о марионеточном варианте, опровергнуть которое было не так просто. Перенесший инфаркт Рыжков выполняет обязанности Президента в щадящем режиме, может быть, год, может, чуть больше, затем по состоянию здоровья уходит, и бразды правления принимает вице-президент. И реакционная Россия воплощает вожделенную идею - отцом нации, Отечества становится генерал. Генералиссимус уже был. Теперь будет генерал-полковник. Затраты минимальные, зато Россия обретает покой и железный порядок. Акулы империализма, естественно, отплывают от наших берегов на положенное расстояние. Рынок, естественно, обретает привычные формы Ждановского, Центрального, Тишинского и прочих колхозных рынков. Касательно демократии, парламента и других внеуставных взаимоотношений: "Мобилизовать по существу!"

Всякое предположение - отчасти фантазия. Всякая фантазия - отчасти гротеск. И тем не менее замысел не лишен обнадеживающей простоты. Допускаю возможное раздражение. К чему все это? Ведь не случилось. Рыжков получил свои 17,5 процента голосов. Генерал Громов в прежней должности. Жириновский вместе с КПСС выступил против демократизации. И неслучайность поддержки Жириновского на Российском съезде именно коммунистами перестает быть загадкой.

Генерал Макашов не оказался в череде генералов-президентов и не занял предназначенного ему историей места после Дуайта Эйзенхауэра, Чан Кайши, Ро Де У.

Вадим Бакатин желает забыть президентские выборы, как скверный сон. Хотя, минуй он барьер 1-го тура, мог бы рассматриваться как серьезная фигура политической реальности уже на следующих союзных президентских выборах. Еще был Союз, и мы жили ощущениями его нескончаемости. Но ничего этого не произошло. Бакатин получил необъяснимо низкий результат.

Абдулатипов распрощался со своей скрытой надеждой баллотироваться на пост Председателя Верховного Совета РСФСР. Его партнер и оппонент Хасбулатов прошел свою адову дорогу на съезде и не был удачлив на выборах в должности Председателя Верховного Совета, но это глава уже другого повествования, из категории - "бей своих, чтоб чужие боялись".

Глава II

ШОК

ТАРУСА

19 августа 1991 г. 6 час. 20 мин. утра Это был первый день моего отпуска. В шесть часов утра раздался стук в окно. Я открыл глаза и долго не мог понять, откуда этот стук. На улице стоял сосед. Он произнес всего одно слово: "Переворот!"

Уже по дороге к нему я узнал подробности. Президент отстранен. Создан Государственный комитет по чрезвычайному положению. Обязанности Президента принял на себя Янаев.

14
{"b":"69100","o":1}