В конце XVIII века в Несвиженский замок князей Радзивиллов переехала их шестилетняя осиротевшая племянница – графиня Агнесса. Девочка, не привыкшая к такому богатому убранству, в первое время беспрестанно бродила по замку, разглядывая каждую роскошную деталь в потрясающем ансамбле. Особенно ей нравилось роскошное полотно Тициана: малышку манила красавица со жгучими карими глазами и привлекательной улыбкой.

Однажды ей показалось, что нарисованная женщина хочет что-то сказать ей, но только наедине. Ночью бесстрашная Агнесса взяла свечу и отправилась к картине. Девочка всмотрелась в полотно повнимательней – и потеряла сознание. Очнувшись, девочка так никому и не сказала, что она увидела в картине. С этого момента маленькая графиня ни за что не соглашалась переступать порог парадного зала. При одном только взгляде на двери злополучной комнаты девочка чувствовала леденящий ужас: ее начинала бить крупная дрожь, а слезы так и катились по щекам. Агнесса так ни разу и не зашла в зал.

Шли годы, она стала взрослой красавицей. Пришло время выходить замуж: к девушке посватался прелестный молодой человек. И вот в том самом зале собрались гости, желавшие поздравить молодых. Толпа уже начала волноваться, ведь невеста все никак не желала почтить их своим вниманием. Когда за Агнессой пришли, она объяснила, что смущается множества незнакомых людей. Княгиня Радзивилл, заменившая девушке маму, мягко объяснила ей, что это неприлично, ведь гости ждут её. Наконец, невеста вышла к гостям, которые к тому времени уже переместились в столовую.

В самый разгар праздника дядюшка подвёл её к дверям парадного зала, втолкнул внутрь и запер дверь. Ему казалось, что теперь, выйдя замуж, Агнесса должна понять, что её детские страхи беспочвенны. Девушка умоляла князя выпустить её, но ни угрозы, ни слезы, ни просьбы не помогали. И вот Агнесса вскричала страшным голосом: «Неужели вы не понимаете, что Сивилла с картины напророчила мне гибель?!» Лишь тогда княгиня заставила мужа открыть двери. Радзивиллы вбежали в зал, и в тот же момент случилось страшное. Картина сорвалась со стены и раскроила череп плачущей Агнессы.

Митрополит Филарет в своих письмах упоминает такой случай. Во время крымской войны 1854-1855 гг. и обороны Севастополя туда прибыла в качестве медицинской сестры одна женщина. Она за свой счёт построила в Севастополе небольшой домик, приняла туда двадцать раненых и ухаживала за ними.

Однажды она пришла к своей знакомой и выпросила у неё для себя нарядное шелковое платье. На вопрос: для чего? – отвечала: сегодня мой последний день, прощай! Потом зашла к одному из командующих князю Горчакову и сказала то же самое, а Горчаков пожелал ей многих лет жизни.

Затем она пошла на одну из батарей, где её знали и даже замечали, что при её присутствии не бывало убитых. Здесь она сказала: поберегите меня сегодня; если сбережёте – сбережёте Севастополь, – если меня не будет, – и Севастополя не будет. Прилетела бомба и разорвала её на части. Это было недели за две до оставления нашими войсками южной части Севастополя.

Предчувствие железнодорожной катастрофы. Поезд в Чикаго шёл со скоростью тридцать миль в час, когда машинист Горас Сивей, сам того не зная почему, начал уменьшать ход. После он объяснял: «В одну секунду я увидел перед собой очертание местности, в которой на расстоянии двух миль от проезжаемого нами пункта находится мост над крутым оврагом, так ясно, как будто она действительно была предо мной.

Картина эта блеснула мне как молния. Я сказал себе: «Моста нет, я знаю, что нет». Со мной бывало нечто подобное и прежде, и я не мог не полагаться на свои предчувствия. Так поступил и в этот момент с полным убеждением, что мост уничтожен. Я остановил поезд на расстоянии тридцати футов от моста. Кочегар и я, мы оба смотрели как одурелые.

Моста действительно не было; мы соскочили с паровоза и стали осматривать местность. Там, где был пролёт, лежала груда тлевшей золы; от моста остались одни рельсы, висевшие над оврагом, все ещё скреплённые своими болтами. Кочегар спросил меня, как мне удалось остановить поезд, я ничего не мог ему ответить, так как и сам не знаю. Одно могу сказать: я был уверен, что моста нет. Кондуктор подошёл посмотреть, что случилось, и когда увидел висящие в воздухе рельсы, был так поражён, что не мог вымолвить ни слова. Мы от всей души благодарили невидимую силу, спасшую жизнь сотням людей».

В 1941 году Уинстон Черчилль после очередной проверки батарей ПВО вернулся к своей машине и хотел сесть на привычное место – переднее сиденье. Но вдруг его что-то остановило, и он сел сзади.

И буквально через час, когда машина ехала по улице, впереди взорвалась бомба. Когда его спрашивали об этом случае, Черчилль объяснял: «Я словно услышал «Стоп!», когда собрался сесть на привычное место».

В другой раз, когда Черчилль принимал у себя трёх своих министров и пригласил их на обед, начался воздушный налёт. Невзирая на это, обед продолжался. Вдруг, неожиданно для всех, сэр Уинстон резко встал, пошёл на кухню, попросил дворецкого отнести обед в столовую и перейти туда министрам, а всем поварам спуститься в бомбоубежище. Через несколько минут, когда Черчилль уже вернулся к гостям, в дом грохнулась авиабомба, взрыв полностью разрушил кухню, не затронув столовую.

В годы ленинградской блокады Ольгу Поликарпову спасло предчувствие, как она описала это журналистке Татьяне Лейе. Во время бомбёжек она никогда не спускалась в бомбоубежище, но однажды после сигнала воздушной тревоги её обуял ужас. Она долго металась по квартире в ожидании взрывов, но вдруг, повалившись на кресло, ощутила спокойствие и тут же уснула в нем. Проснулась от грохота. Открыла глаза – а дома нет. Осталась лишь часть стены, у которой стояло кресло, и кусок пола. Её сняли солдаты, прибывшие на расчистку развалин.

14 ноября 1996 года в аэропорт города Ухта вошла женщина, подошла к кассе и сдала билет, а вечером того же дня в районе посёлка Пысса Республики Коми потерпел крушение пассажирский самолёт Ан-12. Из пассажиров и членов экипажа в живых никого не осталось. На вопрос, почему же она сдала билет на тот рейс, счастливица так и не смогла ответить: «Не знаю, я просто чувствовала: лететь не надо. Знаете, как бывает, – подкашиваются ноги при мысли о полете. Я тогда провела на улице день и следующую ночь, потому что не было денег на гостиницу. И спокойно улетела домой на другом рейсе».

Победитель шестого сезона шоу «Битва экстрасенсов» Александр Литвин в своей книге «Выше Бога не буду» рассказывает, как он в возрасте пяти лет предчувствовал катастрофу. «Подошёл автобус. Мы сели в него и поехали в центр города. Автостанция находилась возле центрального рынка. Автобусы были переполнены, они приходили и отходили строго по расписанию. Вот в таком, битком набитом людьми автобусе третьего маршрута мы подъехали к своей платформе.

Мы стояли в центре салона, я держал мамину руку – это я точно помню: не меня держали, а я держал. Мама направилась было к передней двери, но я, вцепившись в маму, упёрся ногами в пол, покрытый чёрной рифлёной резиной, и изо всех сил потянул маму назад. Она в недоумении посмотрела на меня, поняла, что уступать я не собираюсь, пожала плечами и двинулась за мной.

В тот самый момент, когда мы выходили из задней двери автобуса, в переднюю на огромной скорости врезался грузовой автомобиль. Я был маленьким и за спинами взрослых не видел, как он летел. Что-то голубое мелькнуло над толпой. Одновременный крик множества людей и… гробовая тишина. Кто-то из стоявших на платформе мужчин подбежал к кабине «Эмки», открыл дверь – и из неё выпал абсолютно пьяный водитель. Он не был без сознания – он был просто невменяем. «Мама, он сумасшедший?! Так выглядят сумасшедшие люди?!

Что-то голубое, мелькнувшее над толпой, оказалось маленькой девочкой, завёрнутой в голубую пелёнку. Её папа выходил из передней двери автобуса и, оказавшись прямо перед мчащимся автомобилем, сумел спасти своё дитя, бросив его в толпу».

Американский парапсихолог Вильям Кокс собрал и детально изучил данные о сотнях катастроф, происшедших за последние 6 лет на железных дорогах. Профессор выяснил, что в поездах, попавших в аварию, пассажиров было значительно меньше, чем обычно. Та же закономерность выявлена современными учёными в случаях аварий на авиатранспорте. По каким-то необъяснимым причинам, многие из тех, кто должен был лететь на разбившемся самолёте, либо опаздывали на рейс, либо в последний момент сдавали билеты.