Второго приглашения мне не нужно! Ароматы снеди, что явственно источают мешки, уже привлекли моё внимание. Распотрошив ближайший, я едва ли не с головой зарываюсь внутрь. Потребность насытиться настолько неодолима, что я, забыв обо всём, не глядя разрываю руками местную пищу, отхватываю зубами солидные куски и глотаю едва ли жуя. Время остановилось, я не думаю ни о чём, пока не утыкаюсь в полотняное дно первого мешка.
– Ух ты! – Свидетель моей жадности со смехом комментирует мои потуги перекинуться на второй мешок: – Так и знал, что могу опоздать. Дай-ка и мне перекусить! Предвижу, что остаток жизни буду работать на твоё пропитание…
Он настойчиво тянет припасы из моих загребущих рук, а я чувствую, что краснею. Вот! Явный признак завершающейся трансформации. Сейчас, когда я получила новую порцию питательных веществ, можно не сомневаться – к утру я обрету облик, что останется со мной до конца жизни. Но любопытство не особенно мучает – всё заслоняет усталость.
– На, доедай. Вижу даже в темноте, как глаза сверкают. Если будешь так наблюдать за каждым моим укусом – подавлюсь.
Едва ли охотник взял многое – мешок вернулся ко мне таким же тяжёлым. Смутившись, я вновь принимаюсь за еду. Голод немного стих, но всё ещё заставляет меня желать продолжения пиршества. Однако сейчас я ем уже более сдержанно, чувствуя пристальный взгляд мужчины. А вот в его эмоциях ощущается искреннее любопытство и даже умиление – передавая мешок, он коснулся моих пальцев.
Идарианец, хоть и голоден не меньше меня, жуёт неспешно, даже рассеянно, думая о чём-то своём. Насытившись, отпивает из округлого кувшина, прежде чем протянуть его мне. С вожделением припав к горлышку, я посылаю своему заботливому спутнику благодарный взгляд. Пусть охотник не может его увидеть, но моё восхищение почувствует и без контакта. Он определённо не чёрств душой и не безразличен к потребностям ближнего. И, пообещав заботиться, делает это со всей ответственностью.
– Мне принести ещё еды? Можешь не смущаться – тут такими объёмами никого не удивить, все возвращаются из долины смерти изголодавшимися.
Оторвавшись от поедания густого кашицеобразного продукта, сокрытого в плотной корочке, я вслушиваюсь в интонации голоса моего спутника. Иронии не чувствуется – идарианец искренне полагает, что запаса продовольствия мне не хватит. Всполошившись, я перехватываю его ладонь, посылаю волну одобрения и, энергично замотав головой, даю понять, что пищи достаточно.
– Хм… – Он в ответ сжимает и гладит мою руку. – Заморыш, я и не замечал, какая у тебя нежная шкурка!
Занервничав, выдергиваю ладонь. Сейчас суета разоблачения – последнее, о чём я могу мечтать. Мне требуется последний период покоя: на смену насыщению приходит сонливость. Не сдержавшись, я звучно зеваю.
– Да ты ж совершенно измучен! – понятливо реагирует идарианец. – Залезай в юрту, я там уже и топчаны застелил. Прежде отдохнём, а уже затем будем мыться, сменим одежду и решим, куда отправиться дальше.
За что бы ни невзлюбили его соплеменники, сейчас этот мужчина кажется мне идеальным! Спешно отскочив от опустевшего мешка, я ныряю в тёмный проём шатра. Толком даже не разобрав, что там за подстилка, падаю подальше от входа на светлые пятна, заметные в лунном свете, проникнувшем со мной через откинутый полог.
Спать! Спать! Спать! Что бы ни ожидало меня утром, это неизбежно будет утро новой жизни. И дело не только в новой планете, а в новой мне!
Последним осознанным движением, уже в полусне, касаюсь щеки устроившегося неподалеку идарианца. Инстинкт самосохранения заставляет послать ему волну покоя и безмятежности. Пусть спит долго и крепко – это то, что нужно мне сейчас.
* * *
Сладко потянувшись, понимаю, что ощущаю дискомфорт. Одежда тесна, а в груди и вовсе сдавило так, что дышать невмоготу. Оттого я и проснулась. Не задумываясь, стремясь лишь избавиться от нестерпимого давления натянувшейся до предела ткани, пытаюсь снять с себя то, что до появления в этом мире было свободной накидкой. Это оказывается непросто. И не бесшумно, потому что местами ткань приходится рвать. Едва закончив, я бросаю насторожённый взгляд на соседний матрас. К счастью, идарианец безмятежно спит, и я с блаженством вытягиваюсь под покрывалом, прислушиваясь к собственным ощущениям. Сонливости нет и в помине. Непривычная бодрость толкает меня встать и себя рассмотреть, но осторожность и нагота эффективно сдерживают этот порыв. Желая хоть как-то умерить любопытство, провожу ладонями по изгибам тела и с толикой непривычности ощупываю полную грудь. Оу… Кто бы ни представлялся в думах охотнику – это точно была женщина, и она не отличалась плоскими формами.
– Гай-Ре!
Громогласный бас заставляет подскочить на месте не только меня. Идарианец, оказываясь немного впереди и сонно жмурясь, таращится на поднявшийся полог.
– Ты спятил? К чему так вопить? Я же только что вернулся. Имею право хотя бы выспаться?
Вопрос адресован наполовину протиснувшемуся в юрту мужчине. Вместе с ним в наше убежище проник и свет, мешая мне рассмотреть бесцеремонного гостя. Но мой спутник явно узнал его.
Гай-Ре? На местное приветствие не похоже, значит, это имя моего спасителя?
Громила с зычным басом давится хриплым возгласом и замирает в проёме. Я не сразу соображаю, в чём причина. Лишь увидев потрясённый взгляд, направленный на мои обнажённые плечи и верхнюю часть груди, понимаю, что, подскочив по инерции, я забыла об отсутствии одежды, покрывало сползло вниз, а меня в полумраке юрты отчётливо высветили лучи дневного света. Опомнившись, дёргаю покрывало вверх, а охотник резко оборачивается, осознав, что знакомец озадаченно смотрит за его спину.
– Я вот питомцем обзав…
Фраза обрывается на полуслове, и в наступившей тишине на меня потрясённо взирают уже двое. Я ожидала удивления, но…
Оба мужчины даже не дышат. Замерли, не шевелясь и не произнося ни звука. И у меня в голове страшная мысль рождается: всё же я жуткая безобразная карга с необъятным телом? Матушка? Бабушка моего идарианца? Это… катастрофа, ведь мне с этим обликом жить!
Гость приходит в себя первым и падает коленями на плотно утрамбованную почву. А вот Гай-Ре… Он неверяще встряхивает головой, моргает и трёт глаза руками.
– Как… как вы оказались здесь, фисса?
Это слово мне знакомо. Так в империи обращаются к женщинам.
– Таймин?.. – синхронно звучит сдавленный голос Гай-Ре. Вот и имя у меня есть. Замечательно.
Прижав покрывало руками, я глубоко вдыхаю, готовясь произнести свои первые слова. Сейчас, после завершения трансформации, моё тело получило возможность для этого типа общения. Мало того, теперь и мои способности эмоционального воздействия основываются не на тактильном контакте, а на голосовых модуляциях. Я стала взрослой ледвару. Я больше не личинка!
– Да… – говорить у меня получается не лучше, чем у Гай-Ре. Про эмоциональную наполненность можно вообще не упоминать. Кашлянув, пытаюсь вновь, надеясь, что хоть слова начнут звучать более отчетливо. – Ты спас меня в… э-э-э… опасных землях и привёл сюда.
– Что?! – Покачнувшись, охотник вскрикивает настолько ошеломлённо, насколько и удручённо. Не надо заглядывать в его душу, чтобы понять: моя новость его потрясла… раздавила. – Как такое возможно?! Умоляю, объясните… фисса.
Он тоже назвал меня фиссой? Странно… Только что звал по имени. Но сейчас важнее не это, а то, что он спрашивает о переменах, не о причинах, по которым я оказалась на его пути.
– М-м-м… Это долгая история. Можно ли попросить прежде какую-нибудь одежду? Моя… пострадала.
Не понимая, как проще объяснить ему своё появление в пустыне и смену облика, я решаю тянуть время. А ещё пытаюсь вложить в интонации побольше спокойствия, чтобы скорректировать эмоциональное состояние мужчин. Однако по их реакции понимаю – безуспешно. Видимо, нужно время, чтобы организм настроился на новый способ воздействия.
– Конечно! Немедленно! Мы найдем для вас лучшее из того, что есть в этом недостойном вашего присутствия месте. И как можно скорее доставим вас в ближайший Дом Счастья. Там вы получите всё истинно достойное вас, – тараторит громила, выползая задом из юрты.