Надо признать – в свете того, что я знала о Чарльзе, эта версия выглядела ещё более убедительной. Этот человек не знает сочувствия, жаждет власти и не боится идти по головам. Но сам рук не марает, предпочитая использовать для грязной работы колдунов.

Но кого? Валери? Джеймса?

В причастность Джеймса я никогда не поверю. Валери… Она та ещё убийца, однако Розмари права – приносить людей в жертву совсем не в её духе. Валери может ударить в спину, убить исподтишка, но собственноручно перерезать горло десятку человек… Не похоже на неё.

Тогда что? Есть кто третий? Ещё один тёмный маг, которого мы доселе ни разу не видели?

Но если за всем этим действительно стоит Чарльз, то друзей надо выводить из игры немедленно, пока очередное Общество Искателей не стёрли с лица земли, а с ним за компанию одного журналиста и одного будущего дантиста.

Была здесь ещё одна деталь, имевшая просто колоссальное значение, которая могла разрушить всю теорию о вине Чарльза, как карточный домик. Алекс сказал, что всё жертвы последнего ритуала были совершенно случайными людьми. Но я хорошо помнила слова Анабелл – когда подобное жертвоприношение состоялось в девятнадцатом веке, все убитые были Путешественниками. И я совершенно уверена, что все убитые недавно в Эйлсфорде были отнюдь не случайными жертвами. Они все были такими же Путешественниками, даже эти двое студентов, которых я видела в новостях.

Тогда получается, что Джеймс был прав, и вся эта история развивается не вокруг кресла Хранителя, а вокруг Путешественников с их интригами. Возможно, именно поэтому незадолго до ритуала Джеймса видели с одной из жертв – если это был Путешественник, Джеймс вполне мог выследить его, чтобы узнать что-то.

Но если всё дело в Путешественниках, то я возвращаюсь к главному вопросу – зачем? Зачем их убивать в ритуалах? Что задумал наш неизвестный враг? Чего хочет добиться?

И тогда возникает ещё один вопрос, для меня ничуть не менее важный. Как я должна себя вести? Возможно, мне известно о происходящем больше, чем кому бы то ни было. Джеймс, правда, тоже неплохо осведомлён, но его отношения с ковеном сейчас весьма непросты. С одной стороны, мне ничто не мешало прямо сейчас объявить остальным, что я Путешественница во времени, и рассказать всё, что знаю. Но…

Это слишком опасно. Теперь, когда я очнулась, тёмный маг и так наверняка захочет избавиться от меня – поскольку один раз я уже сорвала его планы, когда по моей подсказке была организована засада в Эйлсфорде. А если ещё станет известно, что я та самая Элиза, которая здорово мешалась под ногами в тысяча восемьсот восемьдесят пятом… Нет, слишком рискованно. Даже если эта информация не распространится слишком широко, Валери наверняка так или иначе узнает – ведь она и так достаточно в курсе происходящего. С этой беловолосой ведьмы станется убить меня заново, ведь Джейн Эшфорд она терпеть не может так же сильно, как Элизу Блэквуд, а уж если выяснится, что это одно и то же лицо…

И ещё не стоит забывать, что нашему врагу, кем бы он ни был, известно о книге заклинаний, которую прячут Майкл и Розмари, и это обстоятельство он наверняка использует против нас. И будем откровенны – «дополнительных» жизней у меня больше не осталось, и, если меня убьют снова, никакого перехода в другое время и тело уже не будет.

Но предупредить остальных всё равно необходимо, иначе над ними продолжает нависать огромная угроза. Хотя бы намекнуть, что Путешественники замешаны в происходящем по уши, иначе маги и мои друзья уйдут совсем не в те дебри и до правды никогда не докопаются.

До середины ночи я просидела без сна, обдумывая свои дальнейшие шаги, и набросала примерный план действий.

Выполнение первого пункта было назначено на завтра.

За сто тридцать лет Друри-Лейн заметно изменила свой внешний облик, хотя ни с чем другим я бы не смогла её перепутать. Ставший мне уже практически родным театр сейчас почти не выделялся на фоне четырёхэтажных домов, белый фасад выглядел значительно новее, чем в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году. Афиши рекламировали мюзиклы, и я вспомнила, что в этом времени театром владеет Эндрю Ллойд Уэббер – тот самый автор мюзикла «Призрак Оперы». Неподалёку припарковался автобус, а у дверей толпилась в ожидании экскурсовода группа утренних туристов. Одни радостно галдели, фотографировались на фоне театрального подъезда и делились впечатлениями от увиденного. Другие – преимущественно молодёжь – казались заспанными и безразличными к достопримечательностям Лондона. Я не винила их – экскурсия была самая первая на сегодня, девятичасовая, и неудивительно, что кто-то до сих пор не успел проснуться.

У меня самой были веские причины, чтобы приехать в такую рань. Я не могла спать – ночью меня начали мучить кошмары, не давая возможности расслабиться. Я то убегала от догоняющего меня Гровера, то снова становилась жертвой Валери, и в итоге вскочила, едва над горизонтом показались первые солнечные лучи. Полюбовалась на красные глаза в зеркале, выпила кофе и отправилась собираться.

Почему они начались? Ни в девятнадцатом веке, ни в больнице ничего такого не было, а тут здравствуйте… Посттравматический стресс, что ли, так сказывается?

Заприметив вышедшую из дверей женщину с табличкой, я вышла из машины и как можно более независимо приблизилась к туристам.

Группа, похоже, была испанская, и из слов экскурсовода я понимала только отдельные слова, но зато мне удалось попасть внутрь без осложнений: охранники просто пропустили всю группу. Просторный холл сохранился без изменений, и на меня накатило щемящее чувство ностальгии, которое удалось подавить, когда я вспомнила, что именно в этом здании меня и убили.

Экскурсовод продолжала что-то втолковывать внимавшим ей испанцам, а я, искренне надеясь, что не привлекаю к себе внимания, вышла в знакомый коридор и подошла к двери, на которой теперь висела табличка «Только для персонала». Сделав максимально деловое лицо из серии «Я очень спешу по важным делам, так что не вздумайте мне мешать», я толкнула её и знакомым маршрутом отправилась к подвалу.

Служебные помещения театра изменились сильнее всего – в девятнадцатом веке они были довольно обшарпанными, с плохим освещением. Сейчас они были отремонтированы, и всюду горел яркий электрический свет. Я не зря выбрала для своего приезда первый час после открытия, поскольку помнила, что в это время народу в театре должно быть немного. Дверь в подвал тоже обнаружилась на своём прежнем месте, только сейчас перед ней был натянут бархатный канатик, недвусмысленно намекающий, что подземными помещениями теперь пользуются ещё реже, чем раньше. Где-то за углом раздались голоса, и я, не тратя время на ненужные раздумья, перемахнула через заграждение и нажала на ручку двери. К счастью, удача была на моей стороне, и дверь оказалась не заперта. Я торопливо шагнула в тьму и сырость подвала и прикрыла за собой дверь как раз в тот момент, когда говорившие дошли до моего коридора.

Закрытая дверь сразу отрезала меня от внешнего мира, и иллюзия, что я вернулась в девятнадцатый век, стала почти реальной. Подвал вообще почти не отличался от себя прежнего. Я зажгла встроенный в телефон фонарь и посветила им вокруг. Те же глухие каменные стены, те же горы старья вокруг. Одна-единственная лампочка висела прямо над порогом, в то время как дальше всё тонуло во мраке. Вспомнить бы ещё, в какой именно каморке я спрятала артефакт…

Нужный закуток я нашла довольно быстро, но уже на месте выяснилось новое обстоятельство – маленькое помещение теперь было забито старым хламом, который, похоже, раньше был декорациями. Но деваться было некуда, и следующие полчаса я оказалась занята тем, что разгребала завалы из полуистлевших тряпок и трухлявых балок. Когда наконец-то открылась нужная стена, я устало отёрла пот со лба и посветила фонариком.

Заткнутая камнем ниша нашлась на том же месте и, похоже, за минувшее столетие её так никто и не обнаружил. Почувствовав, как от волнения задрожали руки, я осторожно вытащила камень. Узкий белый луч выхватил старую тряпицу. Я развернула её, и мне на ладонь скользнул «Знак равных» – артефакт, больше всего напоминающий старинный секундомер. Я повертела его в руках, с удивлением отмечая, что за пролетевшее столетие он совершенно не изменился – не потускнел, не заржавел, на блестящей поверхности не было грязи, и он выглядел точно так же, как в тот момент, когда я прятала его в подвале. Хорошие условия хранения? Или ещё проще – магия?