– А Лене можно сказать?

– Елена – это атомная бомба. Она уже через секунду будет на шее Смирнова, заботливо обматывая веревкой.

– Да, и намыливая мылом, – пошутила Настя, а потом подошла ближе и сказала: – Ты мне напиши, где ты, чтобы я не переживала. Ладно?

– Обязательно, как только приду в себя, – прошептала, радуясь, что у меня есть такая подруга. Лена тоже, но пока ей опасно что-то говорить. Латуева слишком эмоциональная и никого никогда не слушает, делая так, как считает нужным.

Вышла из дома и посмотрела по сторонам. Не было машины Мартенс. Увидев черную иномарку на приличном расстоянии, непонимающе пожала плечами. Странная Екатерина. Словно прячется. Может, нужно и от нее бежать?

Застопорилась и услышала пиликающий сигнал. Зовет меня. Вздохнула и, поцеловав сына в щеку, понесла его по дорожке к машине.

 Оказавшись в салоне, попросила:

– Екатерина, отвези нас до автовокзала, а дальше мы сами.

– И что, совсем нет гордости? – грубо рявкнула она, отчего я смутилась.

– Ты о чем? – уточнила, расстегивая осенний комбинезон сына, чтобы Саша не спарился.

– Но ведь он найдет тебя, и ты все простишь. Опять, – процедила она, не скрывая своего отвращения.

– Катя, – резким тоном проговорила, не желая, чтобы посторонняя женщина лезла в мои решения.

– Я хочу спасти тебя потому, чтобы ты не пострадала, как я, чтобы не совершала моих ошибок. Понимаешь? – эмоционально выдохнула она, начиная движение.

Отвернулась, не желая ничего говорить в ответ, а она продолжила:

– Ты подумай неделю или две, а потом скажешь. С любым твоим решением помогу.

– Почему? – спросила, надеясь услышать правду. Уж слишком эта женщина загадочная, непонятная и всезнающая. Настораживало.

– Потому что хочу, чтобы ты была счастлива, как и твой сын. Вы этого достойны. У тебя есть Саша, и только это имеет значение.

Задумалась над ее словами, замечая, как яростно она выжимает сцепление, с какой агрессивностью вцепилась в кожаный руль, и тихо поинтересовалась:

– Ты не можешь иметь детей, да?

Женщина мгновенно убрала руки с руля, и нас повело в сторону. Она тут же взялась за него и сообщила:

– Прости. Да, ты права. Не могу. Совсем соплячкой залетела от крутого парня, но он заставил сделать аборт и забыл обо мне.

– И вы никогда не виделись?

– Виделись, но он не узнал меня.

– Он любил тебя и смог так поступить?

– Нет, это я его любила, а он просто переспал. Вот как. Я поверила в свои мечты, а он спустил на землю. Грубо, в своем репертуаре. Подонок.

– Мне очень жаль, – прошептала, не представляя такого. Получается, после той операции она не смогла больше иметь детей.

– Бывает. А ты даже на таком сроке аборта можешь зачать и родить, так что счастливица.

– Навряд ли я осмелюсь, – тихо призналась, не желая вновь пережить этот ужас.

– Это неважно. Есть шанс и это главное, – нехотя буркнула Мартенс и повернула в сторону выезда из города.

– Тебя не потеряют?

– Меня? Нет! Ушла к врачу. Да и кто потеряет? На работе все молятся на меня. Так всегда было, когда перестала быть тряпкой, и тебе советую.

Молчала, обдумывая ее слова, а потом ответила:

– Я не тряпка и была счастлива. Счастлива, как никто другой. Моя жизнь с Айсбергом – это чувственный вихрь, но без него… я погибаю.

– Даже так? Возможно. Мне не понять, я сразу задушила в себе ненужные порывы. Остались воспоминания и мой приговор.

– Ты желаешь мести? – выдохнула, понимая, что Екатерина очень тяжелая. Неудивительно, что она мне не понравилась с первого взгляда, хоть женщина проявляла заботу.

Она молчала, а потом потянулась к панели и включила музыку. Громкую, невыносимую, отчего пришлось прижать сына к груди, закрыв ушки.

– Выключи или тише сделай! Саша засыпает, – воскликнула, не ожидая от нее подобного поведения.

Она вырубила и буркнула:

– Прости, у меня таких проблем нет, поэтому не в курсе. Эгоистка, так сказать.

Я ничего не сказала, с любовью смотрела на сына, который открывал глаза, а потом медленно их закрывал, пока сладко не засопел. Нежно поцеловав в щеку, я спросила:

– Куда мы?

– Надеюсь, ты любишь загородные дома. Там, естественно, не так шикарно, как ты привыкла, но и не совсем плохо. Думаю, тебе на пользу. Как раз сможешь подумать, все осмыслить. И поверь, тебя ни одна душа не найдет. Только не будь дурой, как в тот раз, и отключи телефон, разобрав по частям.

– А как же связь?

– Там есть стационарный. Насколько я знаю, у тебя отличная память. Пока есть время, запомни номера, а потом избавься от сотового, чтобы Смирнов не проследил, когда узнает, что ты уехала. И, вообще, зря ты к Верговским поехала.

Удивляла ее осведомленность. Она знала о моих друзьях, наших семейных происшествиях, личные качества. Все! Откуда? Не понимала, откуда она так много знает. Открыла телефонную книгу и начала смотреть все номера, запоминая каждый и кому принадлежит, а потом отложила в сторону и спросила:

– Откуда такие познания о нашей жизни? Уверена, что не Айсберг поделился.

Она усмехнулась и проговорила:

– Конечно, нет. Он не относится к вежливым собеседникам. До сих пор не понимаю, как он так меняется с тобой и с… Ириной.

Напоминание о другой женщине сжало сердце до боли, не давая возможности дышать, и я замолчала, чувствуя, как вновь подступают слезы. Взяла себя в руки и постаралась не думать об этом. Совсем. Отрешиться от любых проблем и разочарований.

«Все будет хорошо. Обязательно. Мы с сыном этого достойны! Я верю».

 Через несколько часов машина съехала с ужасной разбитой дороги к огромному дому, выглядывающему из-за высокого деревянного забора. Наконец-то! Взяла сына на руки и спросила:

– Там кто-то есть?

– Нет. Отопление электрическое, так что не переживай. Продукты у меня в машине. Хватит на неделю.

– Что за деревня?

– Отстойник. Людишки так себе – гнилье завистливое. Мы с мамой ненавидели эту поганую дыру. Клоповник.

– Это твой дом? – воскликнула, вспоминая, что сразу она не так назвала то место, куда везла нас.

– Да, – с ненавистью пробубнила Мартенс. – Соня залетела от приезжего практиканта и промолчала, боясь осуждения. Аборт поздно было сделать, поэтому родила. А что значит родить без мужика в захудалой деревеньке? Да тут ее проституткой считали, потому что без мужа. Тогда считалось, что лучше с алкашом, но зато с мужиком. Баба тогда хорошая. А моя мать… хотела по любви, верила в сказки. Работала она медсестрой в школе, пока не уволили, считая, что такой женщине нельзя заниматься с детьми. Из-за поганого статуса, любая толстая корова ей устраивала концерты, дергая за волосы, намекая, что она не так смотрит на их трактористов. И меня ненавидели.

Промолчала, считая, что больше всех ненавидела она. Понимала, что тяжело им пришлось, но каждое ее слово было пропитано таким ядом, что невыносимо было слушать. На секунду застыла, понимая, что я буду жить в доме, который она презирала и ненавидела всей душой.

Повернулась и сообщила:

– Если получится, мы уедем.

Она пожала плечами и безразлично сказала:

– Твое право, но посмотри, здесь не так плохо. Уверена, что тебе понравится. Это я всегда мечтала убраться отсюда, а ты, вероятно, оценишь.

Удобнее перехватила сына и вошла во двор. Только подняла взгляд, как застыла на месте. С восхищением смотрела на необычайную красоту на деревьях. Яркие краски цепляли воображение, удивляя невероятной солнечной волной цветовой гаммы. Весь двор представлял собой огромный сад, где росли березы, яблони, сливы, груши и многое другое. Их листья были перекрашены в столь яркие цвета, что казалось, видела картину маслом, где художник использовал солнечную поляну, залив зеленым, оранжевым, красным, коричневым, размешав, чтобы увидеть свое, неповторимое и привлекательное.