Ещё полно всякой живности и тайн. Но я пока не со всем разобралась. Вернусь к этому потом, если не забуду. А пока продолжу.

Позднее я очень сильно разболелась. Так называемые простудные заболевания, терзающие обычных людей (или неизменных, как их принято называть у русалочьего народа), обычно нас не трогают. Ибо холода русалки не так уж сильно боятся. Но иногда нападает что-то очень похожее. От переизбытка эмоций, то есть нервов, или вирус какой-то злобный пробрался в наши ряды. Я улеглась в постель и дня три не могла отыскать в себе сил, чтобы выбраться наружу. Слабость и головная боль доканывали. Иногда Клара, являвшаяся под вечер, рассказывала мне новости. Впрочем, в голове ничего не укладывалось. Аппетит отсутствовал. Хотелось только спать. И, временами, – выпустить хвост. Но добраться до грота я бы не смогла. Потому хвост дремал там, где ему положено дремать в момент нахождения на свободе ног. А я крепко спала и три дня отказывалась от бутербродов, приносимых Кларой.

Бутерброды съедал Славик. Он иногда заходил меня проведать. А вот Леонида я не видела давненько.

На четвёртый день болезнь начала отступать, и ломтики белого хлеба с маслом и сыром Славика не дождались. Остывший чай я тоже выдула, после чего почувствовала, что если немедленно не выпущу хвост, то просто взорвусь. Три дня без плавания – приличный срок.

Где-то за каменными стенами шла обычная жизнь. Светило солнце, гуляли люди, шумели русалы. Они все обладали кучей сил, а я с трудом оделась и, держась за стенку, вышла в коридор.

Клару я увидела в одной из комнат. Дверь оказалась распахнута. Соседка сидела спиной ко мне и над чем-то смеялась с незнакомыми девчонками. Она общительная. Быстро обзавелась здесь подругами. Я прошла мимо. Не хотелось отвлекать. Да и на разговор тоже силы найти надо. А они временами в большом дефиците.

Я спустилась вниз. Как ни странно, в гроте никого не оказалось. Царила поразительная тишина, только где-то капала вода. Грот освещался одним факелом, торчащим из держателя на стене. Потолок и дальние стены тонули в темноте. Возможно, мне стало бы даже несколько не по себе. Я впервые оказалась здесь одна и в такой тиши. Но желания пугаться сейчас не нашлось. Я скинула одежду и, плюнув на купальник, упала в воду. С удовольствием отпустила на свободу хвост. Положила локти на каменное ограждение, опустила голову на руки и закрыла глаза. Хвост медленно колыхал солёную воду. Меня никто не беспокоил, и уже навалилась дрёма, как вдруг в неё вклинился женский, высокий, малость противный голос.

– Как быстро меняются нравы. В моё время русалка не могла себе позволить погрузиться в воду совсем голой. Что, впрочем, всегда потешало морских дев. Зато здесь ничего не изменилось. Разве что раньше обычно зажигали три факела. Или времена нынче на земле совсем трудные? Ах, как давно я не посещала землю…

Я разлепила глаза и медленно повернула голову в сторону, откуда доносился голос. Над водой, там, где свет факела почти рассеивался, висело ярко-оранжевое нечто. Оно состояло из хищного лица морской девы, длинных тонких рук с перепонками между пальцами, призрачных волос двухметровой длины, не испуганных расчёской, и… ног, также с перепонками. Ноги менялись на хвост, затем возвращались обратно. Странно. Если это призрак морской девы, то ног у неё появляться не должно в принципе. А если – русалки, то совсем ни к чему перепонки. Да ещё оранжевый цвет… я никогда раньше не слышала о существовании подводных привидений такого оттенка. Надводных – тем более. Однако в том, что яркое пятно являлось призраком, сомневаться не приходилось.

От неожиданности и переизбытка чувств я едва не помянула Ёшкина кота. Но вовремя прикусила язык. Этих котов в Скале обитает так много, что даже примерное количество не прикинуть. Брякнешь в разговоре, и сразу с десяток явится. Они на такие вещи реагируют. В питерской школе проживал только один представитель семейства Ёшкиных. Любимец Антипа Евсеича. Тот кот уже давным-давно находится в преклонном возрасте, потому и не часто умничает. Больше спит. И лишь изредка цитирует Конфуция или Лао-цзы. Здешние же коты не могут пройти мимо, не дав совета. Или другими способами демонстрируют свою разумность. Конкуренция у них немалая. Коты всячески доказывают свою сметливость. Меня пока игнорируют. Случается, оценивающе оглядывают. Но жить пока не учат. Поминать их тем не менее не стоило.

Однажды, недалеко от грота, я наткнулась на кошку с котятами. Писклявых комочков насчитывалось восемь штук, и все они в тот момент учились говорить. Ох и гомон стоял! Вот так ляпнешь, не подумав, все и примчатся.

– Ой, – выдохнула я. – Как красиво! Цвет. Я про цвет.

– Спасибо, – оценило мой комплимент привидение. – Да. Цвет у меня исключительный. Такой же исключительный, как и моя былая жизнь.

Оно… или она («Это всё-таки женщина» – запоздало, по причине тяжёлой от болезни головы, определилась я) подлетела ближе, уселась на край грота и свесила ноги-хвост в воду.

– Знаешь, некогда всё было иначе. А чем сейчас живёт Скала? Мне говорят, что мир меняется стремительно, и так интересно узнать… но я редко выхожу на берег. Да и то лишь в один город. Иногда я разговариваю с ныне живущими морскими людьми. Они, правда, не жаждут общения. А с умершими разговаривать… так они и сами ничего не знают. И совсем не хотят. Обычно, когда умираешь, то теряешь интерес к происходящему. Ну, ты понимаешь.

Я отрицательно покачала головой. Яркий оранжевый цвет резал глаза. Пришлось слегка прикрыть их.

– …многие и теряют. Да почти все. А я не такая. Я всегда отличалась от прочих. Мне всё-всё интересно! Недавно вернулась из Индийского океана. Изучала затонувшие города. Там есть целая пирамида на дне. С порталом, как водится…

Она говорила много и быстро. Половину я не понимала, за второй просто не успевала уследить. Какие-то колонны, странные переходы, секты подводных жителей. Минут пятнадцать оранжевая дамочка отчаянно жестикулировала и извергала фонтаны красочных воспоминаний. Потом вдруг на мгновение замолчала, по всей видимости, пыталась подобрать нужное слово, и тут я вставила:

– А почему у вас хвост? И… ноги? И хвост?..

– Это? Долгая история. Да неужели же ты не знаешь? Я думала, всем известно… а, вспомнила, как называется…

Она начала рассказ о своём знакомстве с подводными долгожителями у берегов Новой Зеландии. Он оказался бы даже интересным, если б я ощущала себя способной цепляться за нить повествования. Прошло ещё приблизительно с полчаса. Я чувствовала, как тело напитывается силой, скрытой в воде. Неизменные тоже считают, что вода может многое дать организму, забрав взамен негатив и болезни. Потому столь многие из них любят купания. Когда нет возможности опуститься в водоём, они принимают ванну или душ. А нам необходимо столько воды, чтобы имелась возможность если не пуститься в дальнее плавание, то хотя бы хорошо вымочить хвост. Душа для этого явно недостаточно. А ванна… сошла бы за неимением, но хвост велик, поместить в скромную посудину достаточно сложно.

Я почувствовала себя много лучше. Решила, что пора возвращаться в кровать. Осталось хорошенько выспаться, чтобы завтра быть огурцом. Я открыла рот, чтобы перебить говорливое привидение, и тут поняла, что она меня о чём-то спрашивает:

– Ну так как? Поможешь?

– Ой, – растерялась я, – неужели смогу?

– Конечно! Всего-то нужно разыскать моих праправнуков. Их должно быть сейчас очень много. В прошлый раз… ах, прошлый раз… лет двадцать назад… ну, так и ладно. Я тебе два месяца дам. Прилечу сюда… что у нас будет через два месяца?

– Июнь, – ответила я, тщетно пытаясь понять, чего оранжевая от меня требует. Глаза даже заболели, так внимательно я на неё уставилась.

– Прилечу сюда в июне. Двадцать первого. Под солнцестояние. Тебя устроит? Два месяца – приличный срок. Ты обязательно что-нибудь разузнаешь.

Я не стала говорить, что до двадцать первого немногим больше двух месяцев. И вообще, зачем что-то объяснять явно сумасшедшему привидению? Проще проститься и забыть.