Все эти акции так или иначе ставят автора в позицию не героя или судьи, который противостоит обществу и отделен от него, а собеседника или собеседницы, которые в общество включены. Такая позиция отчасти напоминает эстетику «тихого» активизма восточноевропейских художников 1970–80-х годов, но резко отличается от них в одном отношении – а именно в принципиальном повышении роли коммуникации между людьми.

«Тихий пикет» с его диалогичностью, отказом от претензий художника/цы на особый, исключительный статус помогает выработать антигероическую и при этом нонконформистскую позицию в современном искусстве.

В целом на протяжении 1990–2010-х годов в мировом искусстве стали резко более заметными два процесса, которые «вызревали» в нем на протяжении всего ХХ века. Первый – это размывание граней между художником и нехудожником, возможность для самых разных людей принять участие в создании произведения искусства – как у добровольцев, танцевавших с авоськами в руках в проекте Дебры Келли. Второй процесс – это превращение повседневных взаимодействий между людьми в материал для работы художника, который стремится сделать эти взаимодействия видимыми, заметными (как Риркрит Тиравания) или изменить, как Деллер: разговоры вокруг сгоревшей машины помогали изменить и представления о войне в Ираке и о самом Ираке, сложившиеся в американском обществе. На пересечении между ними формируются новые типы искусства, которые называют коллаборативным или диалогическим[11] или, – что, наверное, будет звучать здесь еще точнее, – искусством встречи[12].

В разговорах, которые описывают участники «Тихого пикета», можно заметить довольно частый мотив: те, кто сочувствует авторам плакатов, говорят – «но ведь этим ничего не изменишь», или, если им попадаются оптимисты, – о том, что «нужно же с чего-то начинать». Не оспаривая второй точки зрения, добавлю, что акция Серенко уже произвела некоторый эффект. Она изменяет сами способы общения между людьми, на что постоянно обращают внимания и сами участники «Тихого пикета», и их собеседницы/собеседники.

Прежде всего для того чтобы включиться в деятельность «Тихого пикета», нужно было преодолеть страх: стать иным/иной в толпе, выделиться, привлечь к себе внимание – и вдобавок нарушить общепринятую норму, которая предписывает не обсуждать болезненные для общества вопросы, не называть их вслух, не пытаться их проблематизировать. О преодолении страха, сильном волнении, чувстве опасности, о пересечении невидимой преграды подробно пишут сразу несколько участниц/участников «Тихого пикета» – и эти страницы для меня относятся к самым важным в книге. Страх приходится преодолевать тем больший, чем более табуированная тема выносится на плакат, и судя по тому, что здесь описано, к наиболее взрывоопасным относятся вопросы о правах ЛГБТ и о домашнем насилии в отношении женщин и детей.

Опыт преодоления такой невидимой преграды у ста с небольшим молодых людей – вроде бы совсем не великое событие в масштабах большой страны, но из деятельности «Тихого пикета» становится понятно, что это вообще возможно: вступить в коммуникацию с другими людьми о том, что тебя беспокоит больше всего, при всей рискованности такого разговора в нынешней России.

«– Знаете, я заметил, что сейчас вообще мало люди с разными взглядами разговаривают.

– Ну так да, об этом и проект! У меня нет задачи вас в чем-то убедить, у меня задача сделать проблему видимой, а потом человек пусть сам решает, как к ней относиться».

«Чем дольше я в акции, тем сложнее осуждать людей».

Самый поверхностный – но и необходимый – смысловой уровень «Тихого пикета» состоит в том, что это персонализированная и гуманистическая (основанная на нуждах и интересах каждого конкретного человека) форма просветительства. Плакаты, воспроизведенные в этой книге, часто содержат не только указание на ту или иную общественно значимую проблему, но и гиперссылки и даже списки литературы – например, какие популярные книги о сексуальности можно давать для чтения подросткам. С одной стороны, это напоминает библиографии в научно-популярных и онлайн- и оффлайн-изданиях. С другой – весь формат пикета предполагает, что предлагаемый текст станет поводом для диалога между участниками, чьи общие интересы будут обнаружены путем дискуссии. Здесь Серенко опирается на идею искусства как пространства для беседы, выработанного московскими концептуалистами. Можно вспомнить, например, о том, как Д.А. Пригов в середине 1980-х вывешивал на фонарных столбах или стенах домов в Москве абсурдистские «обращения к гражданам» и давал в 1990-е огромное количество уже совершенно серьезных интервью, объясняя свои эстетические позиции. По-видимому, Пригов одним из первых почувствовал необходимость позиции художника-как-собеседника в переломные, или как минимум исторически переходные периоды.

Однако если отойти от сугубо информационного уровня, от плаката перейти к человеку-с-плакатом (инициаторка акции назвала себя как-то «девушка-с-плакатом»[13]), то становится понятно, что главное в «Тихом пикете» – это создание, пользуясь компьютерной метафорой, новых протоколов коммуникации или, в другой терминологии, новых способов разговора о ценностях. Средства для такого разговора приходится вырабатывать на ходу, создавая практически из ничего. Социологи и антропологи пишут, что для российского общества характерен «синдром публичной немоты» – отсутствие средств и ресурсов для «публичного обсуждения насущных проблем»[14]. «Тихий пикет» – способ преодоления этой немоты неожиданным способом: вместо привычных пространств публичности (особенно медийной публичности), где собеседники кричат друг на друга, зачастую физически смотря на телекамеру, а не друг на друга, и не слыша доводов оппонента – телестудии или зала в административном здании, где проходят «общественные слушания», – такое пространство публичности создается заново в диалоге двух или нескольких людей.

В одном из обсуждений в паблике, перепечатанных в этой книге, Серенко пишет:

«На мой взгляд, тихийпикет помимо «просветительской» функции выполняет другую, не менее важную: показать ИНОЙ способ говорить. Иную риторику. Не высокомерную, не враждебную, рефлексирующую, самокритичную, пристальную, открытую, внимательную. И не в ответ на такую же риторику, а как раз в ответ на прямо противоположную».

И в другом месте повторяет:

«У нас нет конкретной цели переубедить. Есть цель транслировать другую риторику».

Именно такое переизобретение публичного пространства позволяет собеседникам «пикетчиков» принять саму возможность разговора о том, что представляется дискомфортным и пугающим, – например, о том, что сегодня рядом с нами в тюрьмах и колониях содержатся люди по политическим обвинениям. В книге процитирован разговор Серенко с охранником магазина одежды:

«– Знаете, вот я живу и ничего не вижу, ничего. Все как будто в тумане. Я даже не знаю, что есть политические заключенные. Мы с вами как будто в двух мирах. Я ничего не вижу. Стою, а вокруг все время одежда, одежда, туман, туман. Хочется хоть что-то увидеть, реальность какую-то».

В современной России распространение информации о кризисных процессах наталкивается на существенные ограничения. Многие просто не знают о масштабах домашнего насилия, полицейского произвола или экологических катастроф. Но есть и другая проблема. Общественная жизнь устроена так, что наиболее проблемные или конфликтные ее зоны не могут быть поняты с одной, замкнутой на себя точки зрения – нужны несколько взглядов, чтобы возникла объемная, «стереоскопическая» картина и стали видны возможные стратегии выхода их тупика. «Тихий пикет» необходим для открытия такой картины – как коммуникативное пространство.

Начиная с XIX века в больших европейских городах стали формироваться новые типы повседневного существования. Один из них – жизнь одиночки в толпе, когда человек лишь изредка обращает внимание на других и лучше понимает, что ему говорят товары в витринах, чем лица встречных. Типичного горожанина-созерцателя, ставшего, по Бодлеру, героем современности, историки культуры называют фланером[15]. Другой тип – человек в составе митинга или организованной демонстрации, в которых теряется личность[16]. В обоих случаях не возникает необходимости говорить с теми, у кого другие взгляды, чем у тебя, или с теми, кто потенциально может быть твоим оппонентом. Участницы/участники «Тихого пикета» – это антифланеры: они не закрываются от единообразной толпы, а, путешествуя по городу, открываются навстречу отдельным людям, чтобы поговорить о том, что важно для многих – но тет-а-тет и в пространстве не «встречи идеологий», а «встречи сознаний».