Литмир - Электронная Библиотека

Сегодня благодаря Интернету документация перформансов не просто моментально появляется в публичном доступе – как это происходит с отчетами об акциях Серенко, – но и вызывает столь же быстрые отклики и комментарии от незнакомых людей, которые оказывают влияние на дальнейшее развитие проекта. Принятый в сети «ВКонтакте» термин – калька с английского – «паблик» словно бы проявляет здесь свою этимологию: паблик оказывается частью публичного пространства.

Практика, которую изобрела Серенко, – вклад в обширный репертуар стратегий различных видов деятельности на стыке социального активизма и искусства, который стал складываться с начала ХХ века, стал особо активно пополняться с 1960-х годов и сегодня описывается в терминологии партиципаторного (participatory) и/или социально вовлеченного (socially engaged) искусства[4]. Партиципаторным называют искусство, в котором нет специально закрепленного статуса «художника», но есть возможность включения для зрителей и слушателей, которые превращаются в большей или меньшей степени в соавторов.

Из записей в блоге Серенко видно: она последовательно стремится к тому, чтобы ее плакаты воспринимались не только как общественно-политическое, но и как эстетическое явление. Во время поездок она прошивала плакаты нитками или ездила с зеркалом, в котором отражался зеркально написанный плакат – его держала единомышленница, сидевшая напротив. Все это – методы остранения, которые помогают пережить само чтение текста на плакате как новую, непривычную деятельность. Кроме того, эта «эстетизация» и самих плакатов, и процесса их изготовления вызывала эффект, имеющий большое социальное значение: вокруг «пикетчицы»/«пикетчика»[5] возникало особое психологическое поле, в котором общение между людьми может происходить по иным, чем обычно, правилам.

2

На протяжении нескольких десятилетий начиная с 1960-х годов художники, работавшие в разных частях света, разрабатывали осваивали методы эстетического преображения привычных повседневных практик. Американская художница Элисон Ноулз в 1969 году предлагала всем желающим прийти к ней в гости, чтобы разделить ее несложную трапезу (акция «The Identical Lunch»). Риркрит Тиравания[6] на протяжении 1990-х годов прославился тем, что на международных художественных выставках угощал всех желающих блюдами тайской кухни, предлагая считать именно эту раздачу еды своим произведением. В подобных случаях обычная, привычная деятельность словно бы берется в рамку[7] и не только формирует зону потребления, но и становится предметом специального созерцания.

Деятельность «тихих пикетчиц/пикетчиков», очевидно, больше связана с вторжением в социальные отношения и изменением личных социальных стратегий, чем достаточно бесконфликтное искусство Тиравании. Подобного рода стратегии называют арт-активизмом. Они лежат на границе между искусством и общественной деятельностью и ставят своей целью заставить людей задуматься над политически значимыми проблемами – но делают это методами искусства, а не прямого политического призыва.

Ранний пример арт-активизма – проект «Молчание= смерть» (Silence=Death), реализованный группой из шести нью-йоркских художников в 1985 году: они отпечатали и расклеили по всему городу плакат, где на черном фоне был изображен розовый треугольник (знак, который должны были носить на одежде геи в нацистских лагерях) и написано «Молчание=смерть»: так они смогли обратить внимание общества на проблемы представителей сексуальных меньшинств, страдавших от эпидемии СПИДа.

В Восточной Европе социалистического периода арт-активизм чаще всего был «тихим» – таким, чтобы не привлекать внимания властей. Так, представители советской группы неофициальных художников «Гнездо» летом 1978 года в течение нескольких минут носили по одной из московских улиц красный лозунг, на котором ничего не было написано, но была перерисована работа художника-абстракциониста Франца Кляйна; или, например, чехословацкий художник Иржи Кованда в те же 1970-е провел серию перформансов, когда он то стоял некоторое время на людной площади и вдруг стремительно убегал, то вставал поперек движения пешеходов на людной улице, раскинув руки, то посреди толпы нес в соединенных ладонях речную воду[8]. Те немногочисленные зрители, которые понимали, что стали свидетелями не случайного инцидента, а сознательно разыгранной акции, открывали для себя возможность нарушения сценариев характерных, стереотипизированных действий, принятых в общественных пространствах.

Из более новых примеров международного арт-активизма можно назвать австралийскую художницу Дебру Келли, которая в 2009 году, к годовщине подавления протестов в Пекине на площади Тяньаньмынь организовала в разных странах мира акцию «Танго человека с танками» («Tank Man Tango»): все желающие могли выучить несложные – но странные – движения рук с сумками, напоминающие о человеке с сумками, вставшем тогда, в 1989-м, на пути колонны танков в Пекине; телевизионный кадр, запечатлевший этот момент, вошел в учебники истории.

В 1990-е годы в России появился «шумный» акционизм, представленный такими – уже общеизвестными – именами, как Олег Кулик, Александр Бренер или Анатолий Осмоловский. Александр Бренер стоял на Лобном месте в боксерских перчатках и спортивных трусах, вызывая на бой тогдашнего президента России Бориса Ельцина, а в дни начала первой Чеченской войны разбросал листовки в Елоховском соборе с криками «Чечня!». Олег Кулик, как известно, изображал на международных выставках «человека-собаку» и голым бросался на посетителей – а на поводке его держал тот же Бренер. В основе всех этих акций лежало (и ныне лежит) романтическое представление о художнике как об одиноком герое, который противостоит «мещанскому» или «греховному» обществу и при случае может стать его судьей, подобно средневековым юродивым. Такую позицию утверждали еще французские леттристы, ранние предшественники современного акционизма: в 1950 году они пытались поднять восстание воспитанников в детском доме на окраине Парижа или прервать пасхальную службу в соборе Парижской Богоматери. Современные представители политизированного арт-активизма в России хорошо известны – это группы «Война», «Pussy Riot», Петр Павленский; все они развивали на протяжении 2010-х именно романтическое представление о художнике[9].

Арт-активизм, однако, может быть и очень «общительным» – с этой традицией и перекликается работа Серенко. Американская художница Адриэн Пайпер в 1983 году провела серию акций «Уроки фанка»: это были занятия, на которых она в самом деле учила слушателей танцевать фанк, но также вовлекала в дискуссии о расовых проблемах американского общества (так как фанк происходит от фольклора афроамериканцев) и учила обсуждать «неудобные» политические темы. Британский художник Джереми Деллер в 2009-м реализовал проект «Деваться некуда: разговоры об Ираке» («It Is What It Is: Conversations About Iraq»). Он объездил десять городов в разных штатах США на жилом трейлере, к которому была прицеплена платформа с автомобилем, обгоревшим и искореженным после взрыва бомбы на багдадской улице аль-Мутанабби (2007). Деллер устанавливал эту полууничтоженную машину перед музеями современного искусства, вставал рядом с ней и отвечал на вопросы прохожих – а вместе с ним в беседах принимали участие его спутники, проделавшие тот же самый путь по десяти городам: воевавший в Ираке сержант американской армии Джонатан Харви, гражданин Ирака Эсам Паша и куратор проекта Нэйто Томпсон[10].

В России «общительное» искусство практикуют Артем Лоскутов с его ироничными «монстрациями», которые помогают участникам изменить отношение к идеологическому языку, или Катрин Ненашева – в тех ее перформансах, которые предполагают возможность вовлечения прохожих. 12 июня 2016 года, в День России, Ненашева привезла в Александровский сад рядом с Кремлем инвалида и активиста защиты прав сирот Дмитрия Жданова, сидящего в кресле на колесах, и на глазах у прохожих стала перевязывать его раны и пролежни. Женщина-полицейский, охранявшая порядок в саду, стала требовать от прохожих не подходить близко к Ненашевой и не смотреть на нее, но вообразим (хотя и не реализовававшийся) иной сценарий, в котором кто-нибудь мог бы предложить художнице и человеку в бинтах свою помощь.

вернуться

4

Подробнее см.: Бишоп К. Искусственный ад: партиципаторное искусство и политика зрительства / Пер. с англ. В. Соловья. М.: V-A-C Press, 2018.

вернуться

5

Я согласен с Серенко в том, что любое упоминание деятельности человека должно по возможности включать в себя возможность гендерной плюралистичности, то есть указания на то, что этой деятельностью могут заниматься и женщины, и мужчины, и те, кто определяет свою гендерную идентичность как-то иначе, но не пользуюсь тем способом записи с подчеркиванием, который принят в паблике «тихийпикет» – для меня более привычна запись со слэшем, которую используют в подобных случаях в англоязычной литературе. Д. Серенко регулярно участвует в Интернет-дискуссиях о так называемых феминитивах – женских окончаниях для обозначений профессий и социальных статусов («авторка», «композиторка» и так далее), которые сторонницы/сторонники феминитивов предлагают ввести в современный русский язык. Я не во всем согласен с адептами феминитивов, но сами эти дискуссии представляются мне полезными. По мысли американского философа Фредерика Джеймисона, феминистская ревизия языка позволяет вернуть в него утопическое измерение. В российских условиях важно, что утопическое измерение в этих дискуссиях придается языку без обращения к традиции фальшивой советской риторики.

вернуться

6

Определить его культурную принадлежность затруднительно: он родился в семье тайских (таиландских) переселенцев в Буэнос-Айресе, а сегодня живет попеременно в Нью-Йорке, Берлине и Таиланде.

вернуться

7

Подобную невидимую, мысленную рамку, которая подчеркивает автономный статус произведения искусства и одновременно включает его в эстетический и исторический контекст, можно обозначить термином «парергон», введенным философом Жаком Деррида.

вернуться

8

Подробнее о «тихом» акционизме в Восточной Европе см.: Kemp-Welsh K. Antipolitics in Central European Art: Reticence as Dissidence Under Post-Totalitarian Rule 1956-1989. London; New York: I.B. Tauris, 2014.

вернуться

9

Сегодня стилистика «Pussy Riot» меняется, но это уже тема для отдельного разговора. Так, например, во время серии экологических акций весной 2019 года участницы группы вывесили лозунг «We need a new Earth» в лесу, «цитируя» одну из самых известных «тихих» акций «Коллективных действий» советского времени – «Лозунг-1977». Тогда в безлюдном месте в лесу участники группы вывесили красную полосу материи с надписью «Я ни на что не жалуюсь и мне все нравится, несмотря на то, что я здесь никогда не был и не знаю ничего об этих местах». Тот же самый лозунг был установлен над входом в художественную галерею «Пересветов переулок», когда Д. Серенко работала там в 2018–2019 годах.

2
{"b":"690626","o":1}