Неуверенно осматриваю его, пытаясь найти в нём хоть один изъян, за который буду нужным его ненавидеть.
Он раздражает меня. Бесит, что кровь кипит сейчас в жилах! Он ведь даже не касался меня, просто находился рядом и сказал одну фразу! Как этому дьяволу это удается?!
— Я хотела бы с тобой поговорить, — тихо выдала я, неотрывно рассматривая его глаза, излучающие сейчас ничто иное, как нежность.
— Официально? — поинтересовался он, склоняя голову на бок, опираясь спиной о инструмент.
— Да.
— Тогда, попрошу пройти в мой кабинет. — деловито растягивал Паша, наблюдая за моим смущением, как только оторвался от фортепиано и возвысился надо мной.
Отвернувшись, я судорожно двинулась в кабинет, который успела изучить всего за пару минут.
Он следовал за мной, не догоняя и не отставая. Держался на одном расстоянии, беспрекословно следуя за моими неуверенными шагами.
В голову будто ударила молния. Я забыла сложить документы обратно! Он сейчас увидит и сразу поймет, что я рылась в его архивах! Не представляю, что мне сейчас достанется за наказание.
Дверь кабинета хлопнула за мужской спиной, а когда я замерла у входа, бросив судорожный взгляд к полке, остолбенела, разглядывая прибранный кабинет без намека на моё вторжение. Чуть расслабившись, я была обогнана Суворовым, который статно прошел вдоль комнаты к столу, не осознавая безнаказанности моих делишек. Видимо, позже нужно будет отблагодарить домохозяйку за её работу по моему спасению.
В голове вновь созрела мысль о том, что я вовсе позабыла свой чрезвычайно важный вопрос про побег.
Судорожно соображая, что сейчас сказать, я направилась за ним, останавливаясь в нескольких шагах от стола.
— Ты, кажется, хотела поговорить, — начал после долгого молчания он, облокачиваясь на стол, скрещивая руки на груди.
В этот момент моё сердце и сжалось с неистовой силой, прежде мне ни разу не известной.
Сноски:
*«Security» — секретно;
*«access card: Mr. Suvorov» — карта доступа: Суворов.
========== Часть 2.1. Конечная точка слабости. ==========
— Ты, кажется, хотела поговорить, — начал после долгого молчания Суворов, облокачиваясь на стол и скрещивая руки на груди.
В этот момент моё сердце и сжалось с неистовой силой, прежде неизвестной мне. Эндорфины возбудили мозговой штурм и он быстро выдал нелепый план.
А что, если я вылучу средство связи? Позвоню маме и она вызовет кого нужно мне на помощь… Если, конечно, вообще меня послушает или хотя бы ответит на звонок…
Оглядываю Суворова и ненадолго сомневаюсь в своем желании побега. Чары! Он и его чары действуют на меня! Вот почему я постоянно сомневаюсь! Но сейчас его вид меня совсем не волнует… Так ведь?
Чуть расслабившись, настраиваю голос на мягкость.
— Да, я имею право на звонок. — уверенно начинаю я, мысленно ликуя от абсурдной гениальности своего плана, — Родителям.
Парень неотрывно наблюдает за мной, чуть склонив голову.
Прикрыв глаза и издав не слишком довольный вздох, он тянется к своему карману, достает оттуда мобильник и протягивает его мне. Сверлю глазами электронный прибор, который, я уверена, спасет меня из этого логова и я снова вернусь в привычную мне жизнедеятельность.
В голове плывут картинки с тем, как я убегаю с мобильником в другую комнату и воздуха вдруг становится чуть больше.
Делая бодрые шаги к Суворову, я уже готова была хвалить себя за умение стратегически думать и, возможно именно сейчас, подавать ложные надежды, но не всегда всё получается так, как нужно нам.
В следующий миг мои планы обрушаются. Чуть видная ухмылка появилась на лице мужчины, когда он перехватил мою руку, дернул на себя, и, развернув в воздухе, посадил на деревянную поверхность, устраиваясь между ног, продолжая удерживать между нами неприлично малое расстояние.
Судорожный вздох и растерянность на лице выдавала все разрушившиеся планы, которым я так отчаянно поверила за доли секунд. Этот дьявол глядел на меня с равнодушием, демонстративно протягивая предложенный телефон. Эти блистающие глаза выводили из себя. Я бы предпочла ослепнуть, чтобы больше никогда не вестить на его сексуальные феромоны. Как бы сдержаться и не повалить его на этот самый стол?
Его руки лежали на моих ногах, коленками же я прижалась к краю стола, дабы не соблазниться и не притянуть его к себе. Чертовы мысли отвлекали от уже бессмысленного звонка.
Судорожно отыскивая панель клавиш трясущимися пальчиками, я случайно замечаю, что записана у Паши как «Варенька». Румянец озаряет мои щеки, отчего тепло мягко ползёт по телу.
Заметив и его ухмылку, я быстро собралась и набрала номер матери.
Приложив устройство к уху, я опустила глаза к рукам, но пальцы Паши приподняли меня за подбородок и заставили неотрывно глядеть в его глаза. Мельком пробежавшись по губам парня, я чуть не облизнулась от их восхитительной увлажненности, но спешно вернулась к блестящим зрачкам.
Врать, глядя ему в глаза, будет трудно.
— Алло? — заспанный голос на том конце озарил мой слух и я даже немного обрадовалась, что мама мне ответила (хоть и сухо).
— Алло, привет… — начала было я, но была остановлена её внезапным.
— А кто это?
Суворов прекрасно слышал голос из трубки и приподнял одну бровь, показывая, мол «я же говорил». Сердце сжалось от осознания того, что родная мать меня не помнит, а секундная радость быстро разорвалась в клочья.
— Мама, это я, Варя… — без особого желания прошептала я, чувствуя как к глазам подступают слезы, собираясь в уголках. Большим пальцем Паша бережно стер влагу и погладил по щеке.
— А, ой, прости Варенька, — вспоминаю подпись на телефоне Влада. Глотаю слёзы, — совсем забыла тебя подписать… Я вот с отцом и мы на даче, далеко от города… — её голос кишит радостью и я понимаю, чем они только что занимались. От одной только этой мысли захотелось тут же сбросить трубку и больше никогда не думать о их совместном времяпровождении без меня.
А мать всё продолжала рассказывать о том, что им сложно и они не смогут приехать на каникулах и что не в состоянии пригласить к себе.
Всё это я слушала через пелену, замерев на глазах Паши, который снова легко прикоснулся к моим векам.
Больно. Невыносимо больно от осознания того, что родителям живется без тебя намного лучше, чем с тобой. Будто ты родилась нежеланным ребенком, а всё твоё существование — это терпение и мучения для кого-то.
Я слушала и понимала, что не хочу просить у неё никакой помощи, потому что этим людям, которые рады тебя не видеть, абсолютно наплевать.
Сбросив трубку, я всхлипнула в последний раз и заплакала.
Горячие слёзы заблестели линиями на щеках, а я могла лишь пропитаться жалостью к своему существованию.
Паша, не медля ни секунды, притянул ближе к себе и обнял, заключая в свою заботливую теплоту.
Захлебываясь в собственных слезах, я вдруг ответно прижалась к Суворову, сжимая в руках его рубашку, выплакивая все накопившееся разочарование и саморазбитость в неё.
Не помню как он подхватил меня и последовал наверх, поглаживая и касаясь макушки легкими поцелуями, наговаривая успокаивающие слова.
Сейчас было всё равно: несёт он меня снова насиловать или просто принудить к чему-либо ещё. Чувство одиночества залило мою душеньку и я продолжала тихонько плакать, поражаясь своей слабохарактерности. Мне показалось, что я даже кричать и сопротивляться сейчас не буду. Сейчас я просто раздавлена.
Будто в тумане я наблюдала за действиями мужчины, когда он принёс меня в, видимо, свою комнату и аккуратно усадил на кровать. Я уже хотела разреветься ещё сильнее от приближающегося насилия, когда он подхватил края моего платья и начал стягивать его с меня, но вдруг взял в шкафу свою майку, вернулся ко мне и заботливо надел её на меня, приподнимая за бёдра, чтобы уложить под теплое одеяло.