– Ярр варс не трррону, – наконец, справившись с собственным речевым аппаратом, произнесла я. – Хошет, кровь у тебя больше не идет да и боли нет. Рана вон заживает сама по себе, так что вставай, – вложив как можно больше силы в свои слова, произнесла я.
– Хина, это ты? – удивленно спросил эхисир, продолжая держать алебарду наготове.
– Даррр, яр, – прорычала я в ответ, совсем не от злости.
– Невероятно, – выдохнул Тиури. – Будучи настолько сильной, ты никогда не пыталась сбежать? Что же у тебя за нервы…
– Не время, – получилось более внятно. – Вы оба садитесь верхом на меня и крепко держитесь. Придется прорываться.
– Хина, это глупо, – как всегда спокойно ответил Эрэд. – Уходи одна, а мы их задержим. Ну что Тиури, умрем как герои?
– Да запросто. Ради такой, как она и жизни не жалко, – улыбнулся Тагальтек поудобнее перехватывая свое оружие.
– Я вам больше не подчиняюсь, – угрожающе начала я, зверь все сильнее и сильнее злился, требуя охоты и крови. – И раз уж так вышло, что из всего этого проклятого лагеря только я одна способна вас вытащить, то уж будьте любезны меня слушать и подчиняться! – я наступала на эхисира, отступавшего к эхисару. – Быстро убирайте клинки и садитесь верхом. На вакишики магия не действует, как впрочем, и различное холодное оружие. Так что ваши зубочистки мне абсолютно не страшны, а вот мои клыки и когти для вас сродни мечам самой лучшей ковки. Так что живо садитесь мне на спину, пока у моего зверя совсем не снесло крышу и иммунитет к магии, который распространяется на вас, – немного приврала, спасибо силе, – не перестал действовать!
– Хо… Хорошо, – заикаясь, проговорил Тиури и его алебарда, засияв зеленым, уменьшилась до размера серьги, которая была тут же возвращена на место, то есть в правое ухо эхисира.
– Ты совсем другая сейчас, – тихо обронил Эрэд и мечи с легким лиловым сиянием осыпались блестящей пылью к ногам эхисара, оставив после себя только два кольца на указательных пальцах обеих рук.
– Отлично, – вздохнула я, прося барса вытащить из лагеря этих двух полудурков и бежать за Элини.
Присаживаться я сочла ниже своего достоинства, поэтому просто ждала, пока двое чрезвычайно сильных, невероятно спортивных и ужасно заносчивых мужчин сядут мне на спину. Тиури и Эрэд долго испытывать мое терпение не рискнули, и уже через две минуты я ощутила совсем не приятную тяжесть. Тащить на себе почти два центнера оказалось для меня весьма проблематичной задачей. Однако долго ждать и размышлять над тем, что я могу, а что нет, времени тоже нет. Барс уже довольно мурчал, чувствуя запах крови и убийства из-за двери.
Контроль был отдан коту и тот себя показал во всей красе. Дальнейшие события я видела как бы не своими глазами, а со стороны. Довольно-таки сложно объяснить, как тело вакишики делят между собой человеческая и животная половины души. Миказу мне рассказывал, что из-за того что души людей и зверей сильно различаются, боги совместными усилиями создали специально для нашего народа своеобразный сосуд душ, который связывает две абсолютно непохожие друг на друга частички в единое целое.
Вакишики называют этот сосуд – внутренним миром, в который мы погружаемся, трансформируясь в животное. У моего брата это был водопад с огромной поляной вокруг. Миказу говорил, что зверя, которого мы встречаем во внутреннем мире надо приручать или попытаться подружиться… Но… Как бы сильно вакишики не верили в своего зверя – все их бояться. Поэтому многие каждый раз, призывая своего зверя, ведут с ним непрерывную борьбу за контроль тела, чтобы животная часть души не захватила и не поглотила человеческую часть.
Мой брат со своим волком подружился, непонятно как конечно, однако он никогда с ним не воевал. Все их разногласия они решали во внутреннем мире моего брата. А вот папа… Он заковывал в цепи своего медведя, чтобы полностью подчинить его и овладеть его силой. Откуда цепи? Все просто для своего внутреннего мира каждый из нас бог и может создать, что угодно. Вот у мамы, например, был с белкой своеобразный договор – животинка не пытается ее захватить, а мама раз в три дня отдает весь контроль над телом белке, которая веселиться от души целые сутки. Ну а мне и тут повезло…
После моего рассказа о том, что мой внутренний мир это сплошная чернота и полное отсутствие чего-то, Миказу чуть не поседел. В своем сосуде я вижу барса и себя, больше ничего нет. Кромешная тьма, отсутствие пола, потолка, дверей и окон… Но при этом мы по чему-то ходим и на что-то садимся.
И вот сейчас я нахожусь тут одна, барс исчезает, каждый раз, когда контроль переходит к нему. А если контроль у меня, то пропадаю отсюда естественно я. Видеть, что происходит там, снаружи, очень просто – стоит только сосредоточиться на этом желании и вот – видишь все, только слегка в тумане.
Выбив дверь напавшие на лагерь разбойники и не предполагали, что на них бросится огромный барс с длинными когтями, оскаленными клыками и двумя наездниками. В нас тут же посыпались всевозможные заклинания. Даже те, кто магией не обладал, вступили в дело с какой-то невероятной одержимостью. Стрелы из луков, ядовитые дротики, метательные ножи, просто ножи, копья, даже мечи, топоры и молоты. Люди в своей ярости и ненависти неудержимы. Я не одну сотню раз возблагодарила богов за непробиваемость шкуры вакишики и полный иммунитет к магии не будь их, нас бы уже нашинковали и поджарили не один десяток раз.
Вот мы, несмотря на постоянные атаки, достигли леса. Вот уже преодолели его половину, но навязчивые преследователи нас все еще не покидали.
Прежде чем мы добрались до того самого сада, где я спрятала Элини, прошло не меньше десяти часов. Оно и понятно – мы петляли, как пьяный, косоглазый заяц. Думаю любой следопыт, все-таки рискнувший нас преследовать – уже на втором метре нашего пути – сошел бы с ума и молил о смерти.
Наконец-то знакомые места.
Барс почуяв, что я успокоилась и расслабилась, вернулся ко мне и немного отойдя, лег и прикрыл глаза. Я стояла, как вкопанная и не могла понять – почему такой мощный зверь без каких-либо условий так просто отдает мне контроль над телом и всячески помогает. Десять лет он никак не проявлял себя, словно бы понимая, что это опасно для меня. Ждал, ничего не просил, не пытался забрать себе и поглотить человеческую душу. Почему? Ответа у меня нет. Хотя… Глаза защипало, но я даже не пыталась сдержать свои слезы. Мой ирбис был не просто орудием войны – он всегда был частью меня, другом, родственником, а возможно и кем-то большим…
Не думая, что делаю, я рванула к огромному пятнистому спящему коту. Барс то ли заметил, то ли почувствовал мое движение и сел, удивленно наблюдая за мной. Ни капельки не испугавшись, я кое-как обняла его за шею. Кот был в шоке. Я рыдала непонятно из-за чего. Столько времени прошло с тех пор, как я впервые его тут встретила и до сих пор ни разу не поблагодарила. Стало стыдно. Даже имени ему не дала, считая просто инструментом.
– Знаешь, – хлюпнула я носом, – а ведь за двадцать лет, я даже имени тебе не придумала.
Кот мотнул головой и, стряхнув меня, удивленно уставился, словно бы не понимая, что я несу. Наклонив голову набок, он внимательно смотрел мне прямо в глаза, как бы желая узнать, что же именно я хочу сделать.
– Котенок, – ласково потрепала я его за левым ушком, – теперь ты больше не будешь безымянным оружием, – барс заметно напрягся и, подавшись вперед, боднул меня в грудь. – Я наконец-то сподобилась его тебе придумать, – кот смотрел на меня расширенными глазами, полными надежды и недоверия. – Как бы пафосно это не звучало, но… Отныне и впредь твое имя Сацуран. Рад?
У барса сначала помутнели глаза и он начал заваливаться набок, я тут же попыталась его поймать, но, увы – шестьдесят пять килограмм даже в сказках вряд ли удержат четыреста с лишним. Однако буквально через несколько мгновений – коснуться пола я не успела – его фиолетовые глаза яростно сверкнули и, выгнувшись немыслимым образом, барс прижал меня к земле, нависнув сверху, скаля клыки. Правда, это было больше похоже на улыбку… Не успев испугаться, я смотрела прямо на него, Сацуран же лизнул мне лицо, а потом, прихватив за кофту на левом плече, поднял меня и посадил. И возможно мне показалось, но сейчас кот казался еще больше. Сацуран, посмотрел на меня, принюхался и подтолкнул в спину, что-то вроде: "тебе пора, люди ждут".
