Затем мысли снова вернулись к хозяйке и альбому. Значит, вчерашний гнев Евы вызван лишь тем, что Тарас вел себя неприлично? Но фотография… Как быть с ней? Там определенно запечатлен Ганс. Тарас не мог ошибиться, особенно когда закрыл левую сторону лица и взглянул на ту, что не изуродована.
Это он. Несомненно он! Однако как объяснить надпись: «Милой Еве от любящего Курта»? Может, под прикрытием контузии хозяйка скрывает близкого человека, может быть, мужа. Глупость, зачем таиться? В лагерь для военнопленных калеку все равно не заберут…
Тарас был окончательно сбит с толку. Скорее всего, он ошибся, на фотографии не Ганс, а просто похожий на него человек. Следует еще раз проверить… Коли хозяйка разрешила беспрепятственно заходить в комнату, почему не воспользоваться моментом?
Тарас поднялся по скрипучей с темными дубовыми перилами лестнице и постучал в крайнюю дверь.
— Войдите, — раздался голос фрау Евы.
Увидев Тараса, она в восторге всплеснула руками. Как хорошо, что сын герр коменданта воспользовался ее приглашением. Она счастлива предложить ему книги. Здесь много писателей, получивших всемирное признание. Гете, Шиллер, Гейне… Несмотря на запреты наци, она сумела сохранить свою скромную библиотеку в неприкосновенности.
Краем глаза Тарас сразу увидел лежавший на бюро альбом. Если там действительно находилось что-то запретное, его полагалось бы убрать.
Открыв дверцу книжного шкафа, парень заинтересованно разглядывал корешки книг. Фрау Ева какое-то время стояла рядом, давая советы относительно очередности чтения. Потом извинилась и ушла, сообщив, что ей необходимо распорядиться по кухне.
Выждав, когда шаги хозяйки затихли на лестнице, Тарас бросился к альбому и, открыв застежку, лихорадочно перелистал. Сперва не обнаружил злополучной фотографии и с облегчением вздохнул: так он и предполагал… Но, перевернув несколько страниц, увидел тот снимок. Закрыл рукой левую половину лица — на сей раз сходство не показалось таким уж очевидным.
Выбрав книгу с картинками, юноша сунул ее под мышку и спустился к себе. Попытался читать, но из этой затеи ничего не вышло. Многие слова были незнакомы, а бесконечные артикли, опускаемые в немецкой разговорной речи, сбивали с толку. Отложив книгу, Тарас задумался.
В пятнадцать лет он, в силу обстоятельств, привык анализировать поведение окружающих взрослых. Полная опасностей жизнь разведчиков, когда постоянно приходилось решать задачи со многими неизвестными и по едва уловимым признакам делать точные выводы и обобщения, выработала в нем качества, не свойственные сверстникам, — приучила быть наблюдательным, вдумчивым. Недаром старший сержант Горшков после того, как Тарас внес как-то дельное предложение, сказал: «Ты, Поярков, становишься мудр, аки змий. Не отрок, а пророк!..»
Облокотившись о подоконник и глядя на унылый двор, Тарас продолжал раздумывать, пытаясь установить зависимость между различными эпизодами, которые последовательно разыгрались у него на глазах. Связь несомненно существовала. События шли своим чередом, нарастали, близились, по-видимому, к своему завершению. Неумение охватить все разом, сориентироваться в нагромождении множества мелких деталей угнетало. Не хватало жизненного опыта. Но если уж быть до конца честным, то и с Фокиным он не поделился до сих пор потому, что боялся насмешки. «Ну и что? — скажет Саня. — Подумаешь, страсти-мордасти. В Шерлока Холмса играешь?»
За воротами послышался стук колес. Тарас увидел въезжавшую во двор знакомую повозку Рыжухи и обрадовался. Наконец-то! Теперь уж он непременно расспросит девчонку обо всем. Гертруда должна многое знать.
Подождав, когда бидоны с молоком были выгружены и Рыжуха освободилась, Тарас подошел.
— Добрый день! Как цены на молоко? — спросил весело и улыбнулся. Рыжуха производила впечатление независимой, дерзкой. И в то же время вызывала жалость.
Она смерила Тараса насмешливым взглядом и ответила: цены на продукты прежние, сыну герр коменданта должно быть известно, что в Германии давно существует карточная система. Продукты строго нормированы, а покупать на черном рынке ее семье не по карману.
— Меня, между прочим, зовут Тарасом. А тебя Гертрудой?
— Откуда знаешь?
— Сорока на хвосте принесла, — усмехнулся он, но, заметив, что девчонка нахмурилась, пояснил: — Слышал, как фрау Ева окликала.
— Наблюдательный… Я на самом деле Гертруда Шлифке, племянница хозяйки отеля. Моя мать и гадина Ева — сестры. Только мы совсем бедные.
— Вот и хорошо!
— Дурак, что ж хорошего? — огрызнулась Гертруда. — Богатым быть — горя не знать…
— Теперь все, переменится, — горячо воскликнул Тарас. — В Германии, как и в Советском Союзе, власть будет принадлежать рабочим и крестьянам. А богатых побоку!
— Сказочки. Не бывать этому. Никто добром не станет делиться…
— А у них и спрашивать нечего. Землю, дома, заводы надо отобрать. Вам все народы помогут.
Рыжуха обидно хмыкнула, но больше не возражала.
— Хочешь покататься? — неожиданно предложила она. — Садись в повозку.
Тарас не заставил себя упрашивать.
— Только с ветерком, — попросил весело.
— Что есть с ветерком?
— Очень быстро. Шнель-шнель…
— Ладно. Так я тоже люблю.
Гертруда стегнула лошадь. Повозка выкатилась за ворота и, тарахтя, помчалась по выщербленной дороге. Навстречу попался старик. Остановившись, проводил повозку взглядом. Вероятно, не мог взять в толк, с кем это раскатывает дочь соседа.
Тарас живо представил себя со стороны. Кургузый серый пиджачишко, зауженные по здешней моде брючата, коричневая кепчонка с пупушкой на макушке… Типичный аккуратный немецкий мальчик — противно до тошноты.
Зря все-таки Саня не разрешил остаться в форме. Была бы на нем гимнастерка с бриджами, сапоги, пилотка со звездой, медаль на груди — совсем иное дело. Никому не надо объяснять, кто ты, откуда. Что бы капитан Фокин ни говорил, какие доводы ни приводил, он в корне неправ. Тарас уступил лишь потому, что иного выхода не было. Накануне отъезда они крепко поссорились.
…Саня пришел утром веселый и громогласный. Любовно погладив усы, закричал с порога:
«Собирайся, едем!»
«В Россию?» — обрадовался Тарас.
Уже неделю они ждали приказа о переводе Фокина в разведотдел армии. Его повышали по службе и перед новым назначением разрешили использовать отпуск, которого капитан не имел всю войну. Было заранее решено: Фокин оставляет Тараса у своих стариков или определяет в суворовское училище.
«Пока малость поближе отправимся, — охладил восторг Тараса капитан. — Понимаешь, дело какое… Можно было, конечно, отказаться, но уж очень начальник тыла просил. Работы, говорит, у тебя сейчас нет. Роту фактически сдал, а приказ когда еще придет…»
«Куда ехать-то?» — Тарас проворно натягивал гимнастерку.
«Погоди одеваться, — остановил парня Фокин. — Возьми-ка вот…»
Он раскрыл принесенный с собой чемодан, вынул костюм и башмаки со шнурками.
«Что это?» — удивился Тарас.
«Новое обмундирование». — Саня отвел глаза.
«А форма?»
«Так нужно».
«Почему?» — возмутился Тарас. Его без объяснений лишали воинской формы!
Капитан Фокин посмотрел на него умоляюще.
«Послушай, — начал нерешительно и тут же на себя рассердился: — Ну вот что, уговаривать не привык, ты, сдается, про дисциплину забыл…»
Подчинился Тарас неохотно. Одевался молча, всем видом выражая негодование. И тогда Фокин рассвирепел по-настоящему.
«Знаешь, — сказал жестко, — мне пришло в голову, что тебе лучше остаться в полку до моего возвращения…»
Такой оборот никак не устраивал Тараса. В самом деле: приказ есть приказ. А вдруг так надо для маскировки? Мало ли какое задание им поручили…
«Нет, — непримиримо отрезал Фокин, когда Тарас высказал догадку, — командировка у нас самая прозаическая: поручено принимать от немцев дрова. А ты с этого дня считай себя демобилизованным».
