— Нашел! Вот они! — закричал он и торжественно рассыпал веером фотографии, обнаруженные в тайнике. Он был горд и доволен собой, старался изо всех сил выглядеть сдержанным, полным достоинства. Настоящий мужчина не должен выплескивать чувства наружу. Но это плохо удавалось.

— Порядок, дружище, — обрадовался Фокин и, пристально вглядевшись в снимки, выбрал именно тот, о котором прежде рассказывал Тарас. Повернувшись к Зарубину, он сказал: — Надо размножить и раздать людям.

— В один момент, — отозвался майор, сгребая заодно и другие снимки. — Удача! Как раз то, что необходимо. — Убегая, он приветливо махнул Тарасу рукой и крикнул: — Молодец, солдат!

После обеда зарядил дождь. Разрушенный отель окутался серым зловещим полумраком. Сидя в номере, оказавшемся, кстати, поврежденным меньше других, Тарас смотрел в окно. После беспокойной ночи и пережитых волнений клонило в сон. Но прилечь означало уснуть. Ему же хотелось дождаться отправившихся в полицию Фокина и Зарубина. Офицеры обещали скоро вернуться со свежими новостями.

Крупные дождевые капли неровно скатывались по стеклу, оставляя за собой змеящийся след. Тарас прислонился щекой — стекло было ледяным. В коридоре занимались уборкой, передвигали мебель, сгребали битое стекло.

Окружающая обстановка вызывала тревожное чувство зыбкости и неустроенности окружающего мира. Так уже было. Тарас точно знал: он уже испытал нечто подобное. Память цепко хранит даже такие вещи, о которых хочется забыть. Слишком мучительно бывает иногда вспоминать пережитое. Тяготит, что совершено слишком много ошибок, можно было бы уберечься от них. Но жизнь нельзя прокрутить вспять. Невозможно заново повторить удачи, суметь уйти от поражений, Впрочем, тогда, в Эстергоме, могли ли они поступить иначе? Даже права умереть — и того не было. Не вернуться с задания означало не выполнить его…

Уже вечерело, и немцы были не далее чем в ста шагах, окружив двух советских разведчиков плотным кольцом. Надежды вырваться никакой.

«Сколько у тебя осталось гранат, Поярков?» — спросил у Тараса Горшков.

«Три. А что?»

«Отдай мне. И слушай… Есть один вариант!»

Тарас, судорожно сжимавший автомат, почувствовал, что ему стало жарко. Губы предательски задрожали — впору зареветь… Неужели удастся выбраться из передряги? Появился выход, который дядя Коля должен был обязательно найти. Или, на худой конец, придумать…

«Я тут, пока немцы дремали, приметил из окошка лукошко, — продолжал Горшков. — Глянь в пробоину, видишь трубу?»

«Нет, ничего не вижу!»

«Экий ты непонятливый, отрок. Гляди, над водой полукругом выступает сточная труба. Раз обозначена половина дырки, значит, между водой и верхним сводом есть промежуток. Помалу, помалу и пройдешь. Вода там потеплее будет, чем в Дунае, потому как под городом течет…»

До Тараса наконец дошел замысел старшего сержанта. Но… лезть в зловещую клоаку? Кто знает, что там: вдруг оползень, обвал?

«Попытка — не пытка, — пробурчал Горшков. В сумерках лица его было не разглядеть: — Готовься!»

«Я?.. Один?..»

«Отставить разговорчики. — перебил Горшков. — Вместе на тот свет смысла отправляться не имеет».

«Не могу я без тебя, дядя Коля». — В голосе Тараса послышались слезливые нотки.

«Вот что, парень, — тихо сказал Горшков. — Я понимаю: страшно. Да и меня жалеешь. Но дело прежде всего. Надо добыть схему минирования Дуная. И сделать это можешь только ты. Помнишь показания пленного сапера? Бункер, где размещается немецкий инженерный штаб, ночью охраняется лишь снаружи. А поскольку он расположен в подвале, там непременно должен быть сток воды. Вот его-то и нужно отыскать…»

«Вдвоем сподручней», — настаивал Тарас.

«Правильно, Поярков, — невесело усмехнулся Горшков. — Но такого шанса у нас нет. К тому же вымахал я вширь, габариты велики, А ты худющий, проскользнешь хоть в дырку, хоть в щель. Смотри и запоминай… — Старший сержант достал карту и, прикрывшись бушлатом, присветил ее фонариком. — Вот тут ты войдешь. Двинешь прямо, никуда не сворачивая. И лишь под площадью возьмешь чуток влево. Разведанный нами бункер находится как раз здесь. Ну а потом по обстановке… Возьми карту и фонарик. Я сейчас фрицам небольшой тарарам заделаю, а ты времени не теряй…»

Горшков выглянул в пробоину и, достав гранату, швырнул ее через борт. Раскатисто ухнул взрыв. В ответ застучали автоматы. Пули защелкали по воде. Вот оно — ощущение зыбкости и безысходности.

— Ты почему сумерничаешь? — громко спросил Фокин, входя в комнату.

Щелкнул выключатель. Свет полоснул по глазам, будто рядом разорвался снаряд. Зажмурившись, Тарас увидел жерло трубы, себя перед броском во тьму и… вернулся к действительности.

В комнату входили майор Зарубин и Курт Вильде. Все были возбуждены и оживленно переговаривались.

— Я ждал… ждал чего-то в этом роде! — воскликнул Зарубин, подкрепляя слова энергичными жестами. Горячий, порывистый, он ни минуты не мог оставаться в покое.

— Что касается меня, — заметил Курт Вильде, снимая фуражку и ладонью приглаживая седые волосы, редким венчиком обрамляющие круглую лысину, — то я сразу решил: тут не обошлось без гестапо. Его повадки мне хорошо известны.

— По личному опыту?

— Именно так, майор, — вступился за немца Фокин. Голос его прозвучал резко. — Товарищу Вильде пришлось познакомиться даже с Бухенвальдом.

— Простите, не знал… — Зарубин удивленно поглядел на шефа полиции. — Рад, что вам удалось остаться в живых. Я был недавно в Бухенвальде по делам службы и знаю…

Наступила неловкая пауза. Нарушил ее Фокин:

— Вы полагаете, Курт, организация «Стальной шлем» чисто фашистская?

— По имеющимся сведениям, она формируется в зоне ваших союзников из удравших на запад гестаповцев.

Тарас ничего не понимал: какая организация? при чем гестапо? Фокин перехватил его взгляд и рассмеялся:

— Товарищи, наш юный разведчик в неведении. А уж ему, согласитесь, следует быть в курсе. Разрешите проинформировать, товарищ майор?

— Я противник разглашения военных тайн. Однако это не относится к солдату Пояркову. Знаешь, кто снят на обнаруженной тобой фотографии?

— Ганс Майер?

— Увы, Курт Флик, хозяин «Приюта охотников».

— Муж Евы?

Фокин кивнул.

— Он самый. Точнее, бывший… Теперь она вдова. В мае сорок пятого года шарфюрера СС Курта Флика, принимавшего в своем отеле Геринга, наци номер два, схватили югославы и, разумеется, отправили на тот свет.

— При чем же здесь Майер?

— Да он и не Майер вовсе, а тоже Флик, родной брат Курта и, кстати, эсэсовец. На его счету сотни загубленных душ.

«Так вот почему его так боится Гертруда, — подумал Тарас. — Она знала…»

— Братья были близнецами, — уточнил Курт Вильде. Немец сидел в кресле, устало откинувшись на спинку, и полицейский мундир на его узких плечах походил на разъехавшуюся гармошку.

— Выходит, Ева и Майер, или как там его, были давно знакомы?

— Конечно, дружище, — подхватил Фокин. — Помнишь, сцену в гараже? Она лучше всего это подтверждает. Да и смешно было бы близким родственникам не знать друг друга. Но самое главное, — продолжал Фокин, — Курт Флик служил… знаешь где? В гестапо, сектор «С».

— Русский агентурный отдел, — опять пояснил Вильде.

— Вот пока что все факты. Остальное относится к области догадок, — остановил Фокина стоявший у окна Зарубин.

— Не совсем, герр майор, — возразил полицейский. — Фрау Ева на допросе показала, что муж был дома в последний раз в марте этого года, причем всего одну ночь. Видевший его бармен сообщил: при хозяине, когда тот появился, находилось два объемистых саквояжа. Что в них было, он не знает. Зато та рыженькая девчушка…

— Гертруда? — невольно вырвалось у Тараса.

— Да-да, известная вам особа, — понимающе улыбнулся немец, — рассказала, что в то утро, когда Курт Флик покидал дом, она привозила в отель молоко и видела его. В руках хозяина, Гертруда точно запомнила, был лишь маленький чемоданчик. Разве это не факты, достойные внимания, герр майор?