Спок понимал, что он должен был уточнить у Кирка, верно ли он истолковал значение его слов, но подобный поступок мог быть воспринят Человеком как беспристрастный и нетактичный. Спок был на семьдесят шесть процентов уверен, что Кирк искал вулканского наставника для Сталека, учителя, который мог бы предоставить ребенку знания непосредственно из первых рук – то, чего Кирк не смог бы сделать должным образом, даже при учете его подробного изучения вулканской культуры, которое он проделал с невероятной тщательностью.

Несмотря на то, что его растил Человек, Сталек, по-видимому, был здоров ментально и контролировал эмоции, что означало, что Кирк проделывал достойную похвалы работу, создавая подобие вулканского образования в жизни мальчика. Однако постепенно вулканцу потребовалась бы информация, куда более тщательная и основательная нежели та, что предлагали на Земле. Спока заинтересовало, начал ли уже Кирк преподавать Сталеку или пока нет, поскольку возраст в четыре года для вулканца был подходящим временем, чтобы приступить к обучению. Так же ему было любопытно, что намеревался бы делать Кирк, когда Сталек вырос бы достаточно для того, что ходить в земную школу, и что бы он предпринял после того, как его самого назначили бы на борт корабля Федерации.

И все же, поскольку Кирк пришел к Споку за помощью, это был его долг и как вулканца, и как умного уникума, внимательного к другим существам, и потому он просто кивнул. Счастье, излучаемое Кирком, ослепляло, но что на самом деле удивило Спока, так это протянутая рука Сталека. В этом телодвижении он опознал предложение слить их разумы.

Кирк, похоже, тоже понимал значение этого жеста, и Спок бегло посмотрел на него, безмолвно спрашивая разрешения. Когда человек осторожно наклонил голову в согласии, Спок опустился на колени и поднял пальцы к пси-точкам на лице Сталека. Тот проделал то же самое.

- Мой разум к твоему разуму, – прошептал Спок. – Мои мысли к твоим мыслям.

Внезапно он обнаружил себя на необъятных просторах чужого сознания. Разум Сталека был ярок и полон жизни, в нем смешались прохлада тени и вспышки солнечных зайчиков и тепла. Его чувства текли глубоко внутри него, куда глубже, чем чувства Спока, из-за того, что мальчик был полноценным вулканцем. Но они не были скрыты, в них не было ни капли смущения; никакого стыда, что Спок создал внутри самого себя. Забавно, с горечью и завистью подумал Спок, что чистокровный вулканец сумел принять свои неистовые, так похожие на человеческие, эмоции целиком и полностью.

Родственная связь, существовавшая в сознании Сталека, была лишь с Кирком – река золотого света, окутывавшая всю его сущность. Она окружала разум Сталека, защищая его, обнимая, пряча за собой остатки двух темных оборванных связей. Возможно, Сталек не ощущал их и не мог воскресить их в своем подсознании.

Сталек показал Споку картины своего раннего детства и свою нынешнюю жизнь. Он показал ему самого себя, контактирующего с человеческими детьми в комнате, определенно предназначенной для развлечений, а не учебы; показал, что если Кирка долго не было, то он общался с сурового вида мужчиной с каштановыми волосами и угрюмым лицом, одетого в красную кадетскую форму.

Это Боунс, объяснил Сталек, или доктор Леонард МакКой, друг моего отца.

Видения, передаваемые ему Сталеком, открывали Споку одну тайну за другой. Он смотрел, как Сталек изучал основы алгебры, листал повести для земных подростков и неприязненно морщил нос, читал и писал на вулканском в языковой обучающей программе в базе компьютера и рассматривал в книге изображения некоторых из представителей флоры. Но по большей части в видениях Спок видел Кирка.

Спок узнал, что Сталек находился под опекой Кирка приблизительно с шестимесячного возраста. Он узнал, что точная дата рождения Сталека была неизвестна, и что Кирк нелогично обозначил ее десятым сентября и по земным обычаям исправно праздновал ее каждый год. Спок узнал, что Сталек говорил с Кирком на вулканском, и что вулканский самого Кирка был грамматически безупречным, но у него был сильный акцент. Он узнал, что Кирк заставил Сталека принять участие в вулканской образовательной программе, чтобы он смог услышать правильное произношение.

Он узнал, что Кирк проводил со Сталеком все свое свободное время, а к курсам готовился, когда у Сталека были послеполуденные чтения. Он узнал, что Кирк вел себя более сдержанно рядом со Сталеком – будучи в неведении, что сын заметит это, – чтобы не влиять слишком сильно на логику и душевное равновесие, свойственное вулканцам. Он узнал, что Кирк, не имея возможности на Земле обеспечить Сталека сехлатом, взамен подарил ему на четвертый день рождения бездомного котенка, найденного на улице, и поручил ему заботиться о нем.

Сталек показал ему Кирка, забирающего его из детского сада и задыхающегося после того, как он пробежал весь путь от Академии; Кирка, рассказывающего ему о многогранности и сложности человеческой натуры, пытающегося добиться смеха Сталека и преуспевающего в этом лишь иногда; Кирка, моющего голову Сталеку, расчесывающего его волосы и заправляющего их за острые уши. Сталек показал Кирка, упражнявшегося в медитациях, когда он думал, что его сын не смотрит, а после помогающего Сталеку успешно освоить их, объясняя их природу и то, как разум вулканца постигает эти состояния; показал его отца, дарящего ему и человеческий, и вулканский поцелуи в щеку, прежде чем вечером покинуть его комнату.

Мой отец - исключительный человек, которого я глубоко люблю и уважаю, сказал ему Сталек. Если вы переживаете, что он проявляет неуважение ко мне или не знает, как обеспечить мое благополучие, то оно того не стоит. Он не перестает упорно трудиться над тем, чтобы я смог впитать лучшее и от мира людей, и от мира вулканцев.

Спок покинул сознание Сталека, удерживая свой порыв полюбопытствовать о незаданном и неотвеченном вопросе – о том, как все-таки Сталек оказался под опекой Кирка. Вместо этого он посмотрел вверх на кадета Кирка. Тот стоял со сложенными на груди руками, выражение его лица было отстраненным, а взгляд, устремленный на Спока, выражал очевидный вызов. Спок предположил, что Кирк ожидал упреков, возможно, уже неоднократно услышанную лекцию о том, как он молод, о том, что неспособен в одиночку воспитывать ребенка другой расы. Но Спок не был заинтересован в том, чтобы сказать ему что-то подобное.

- Профессор Спок обладает высоким умом, он искренен и сострадателен, совсем как ты, – сообщил Сталек отцу, прерывая тишину. Спок сдержал кровь, грозившую прилить к его щекам. Кирк покраснел, отводя глаза. – Я согласен принять его как своего вулканского наставника, когда у него представится возможность.

Кирк кивнул, и на этом разговор был окончен.

–оОо–

Исполняя ритуал вместе со своими земными сверстниками, Сталек глубоко кланяется Джиму. Он садится на колени, его лоб опускается к ногам Джима в знак уважения и бесконечной благодарности. Не прерывая поклона и смотря вниз, он поднимает руки, преподнося Джиму цветочный браслет, поднимает достаточно высоко, чтобы последний мог взять его [1]. Когда Спок замечает, как трясутся пальцы Джима, когда он тянется, чтобы принять браслет, он кидает заинтересованный взгляд на его лицо.

Оно выражает удивление и тоску, смешанные с виной и воспоминаниями о прошлом, которые неожиданно наполняют любящее сердце Джима. Спок чувствует, как со щек Джима капают слезы, так же отчетливо, как и видит их; что-то сильно сжимается в его груди слева и не хочет отпускать. Джим кусает нижнюю губу, заглушая любой звук, грозящий вот-вот вырваться, но Спок теперь знает, каково это – держать Джима в своих руках, когда он плачет. Он знает душераздирающие рыдания Джима, то, как содрогается от них его тело, совсем как сейчас. Спок хочет дотянуться до Джима, успокоить его, сказать и показать ему, что Сталек в безопасности, что он любим, и все это лишь благодаря Джиму. Но он знает, что не может сделать этого. И поэтому он наблюдает за тем, как катятся слезы по его лицу, и как Джим смотрит вниз, осуждая самого себя и не произнося ни слова.