И, продолжая смотреть на Грань, он перестал отбиваться от воспоминаний о прошлом, даже если уже пытался похоронить их с отцом. Как уже стало ясно — неудачно.

***

Первый, несшийся со всей дозволенной собой скоростью, ворвался в кабинет Монокля, который даже на этот выпад одного из самых прилежных сыновей не повел и бровью. Парень держался за грудь, пытаясь хоть как-то успокоить расшалившееся сердце, но оглушительные удары всё не переставали заполнять эхом его голову.

— Алиса сбегает, – как можно четче пытался произнести Лютер эти два слова.

— Пусть делает всё, что хочет, – хмыкнул отец, но этот холод поверг парня в ступор. — Если она готова отказаться от еды, крова и умереть на улице от холода, то такие дети в моей Академии не нужны.

— Но как же…

Он сомкнул губы в тонкую полоску, уже предполагая его дальнейший ответ. Ладони уже по привычке сжались в кулак, когда парень сам понесся в обратную сторону к куче обескураженных братьев, столпившись рядом с сестрой.

Может так и не скажешь со стороны, но Лютер не хотел, чтобы их дом покидал кто-то как Семь. Может он не дружит с ней как Клаус, не пытался заговорить по душам с ней, зная их натянутое с Эллисон отношение. Но само её нахождение рядом давало ему надежду, что когда-нибудь и у него появится такой же друг. А может и она сама.

Их особая связь с Клаусом внушала ему, что настоящая дружба существует. Алиса была его вдохновителем.

И даже если она сбегает, даже если он ей никто, он не хочет этого допускать. Возможно, он придурок, может он себе преувеличивает, может он эгоист, но он не хочет, чтобы их дом покидала она. И если Лютер осознаёт, что она больше не в силах жить в Академии, которая не раз разбивала ей сердце, почему-то всё же держит её в цепких объятиях.

Она пытается сопротивляться, хоть знает, что его сила в разы превозвышает её. Кусает его ладони, но для него это будто укус от сбежавшей крысы Клауса. Но руки моментально слабеют, когда возле его уха слышится хриплый голос.

— Лютер, я задыхаюсь.

На лбу выступил холодный пот только от мысли, что он причинил ей боль. Может он и самый сильный, но со своей могущественностью сдерживаться практически невозможно, когда происходят непредвиденные ситуации. Алиса падает на колени, руками обнимая свои ребра, которые отразились резкой болью.

Клаус без сомнений сел рядом с ней, пытался дотронутся до её плеча, но Грань отскочила от него со страхом в глазах, снимая чехол с украденного у Диего кинжала.

— Не подходи ко мне… – судорожно проговорила девушка, словно испуганный щенок. — Клау, пожалуйста.

Она с мольбой посмотрела на брата, зная, что она разбивает сердце им обоим. Но она больше не в силах вытерпеть и дня в здании, когда ей нужно беспокоится не только о своём благополучии, но и за Сеансом. Она пыталась его уговорить, но в этот день Амбрелла потеряет только одного ребёнка.

Словно загнанное животное, она отползает от всех подальше, выставляя перед собой лезвие ножа, остриё которого сверкало при янтарном освящении здания. Все смотрят на Эллисон, стоящую в дальней части коридора, но она не желала вмешиваться в её побег. Им остаётся переубеждать её самим, даже не представляя, что происходит на душе у девушки.

Когда Алиса пытается встать, всё так же придерживаясь свободной рукой за больное место, медиум срывается с места, чтобы застать её врасплох, но в момент замирает в метре от неё.

— Кл… – но она замолкает.

Алиса рефлекторно выставила руку вперед, даже не зная кто, на неё надвигается. В тот момент все из присутствующих задержали дыхание.

Клаус сделал пару машинальных шагов назад, открывая её взору окровавленных кинжал. Тело пробила дрожь, а прежняя боль в рёбрах отошла на задний план. Нет, она не могла этого сделать. Это кто-то другой, но уж точно не она. Алиса не могла поранить медиума. Нет, это не правда.

— Алиса… – удивленно прошептал парень, взглянув на неё зелеными глазами, покрывшимися пеленой слёз.

Она знала, что нужно было всё делать за гранью. Знала, что обычное прощание добром не кончится. Знала, что нужно было спокойно покинуть их, но нет, она не могла уйти, не сказав и слова своей семье. Сейчас, когда все держали Четвертого в руках, который хотел наплевать на рану и побежать к ней, Грань застыла на месте, словно статуя. Девушка знает, что Виолетта поможет ему, но сам тот факт, что она его ранила, не давал ей спокойно вдохнуть воздух.

Лютер медленно приближается к ней, пока она смотрела пустым взглядом на брата. Почти было дотронулся до неё, но внезапно та срывается с места и убегает к выходу.

Он бежит за ней, но на удивление девушка оказалась быстрее, чем он предполагал. В момент в него уже летит ваза, которая разбивается об его выставленные вперед руки.

— Я не хотела этого, – доносится до него голос сбежавшей.

Перед самым выходом, она бросает на него взгляд, от которого по его телу проходят мурашки. Раннее голубые глаза были заполнены лишь стеклянной белизной, которую он мог видеть раньше. Когда Лютер уже догнал свою сестру, она растворяется в воздухе раньше, чем он дотронулся бы до неё.

— Прости, – это было последнее, что донеслось до него, после чего он уже вышел на безлюдную улицу.

Лютер понял, что Эллисон помогла ей сбежать. Наверное, это был единственный раз, когда они помогли друг другу. Только не сплотится вместе, а избавить друг друга от совместного существования.

***

Я бегу, не знаку куда, не знаю за чем. Дыхание сбито, а воздействие от слуха давно улетучилось, из-за чего я больше не “бегу, словно это чемпионат мира по бегу”. Должна буду отдать ей должное, но сейчас голова забита лишь видом Клауса. Я до сих пор не могу выкинуть чертов кинжал, он будто прирос к моей руке. Горло начинает жечь, в легких спазм, в голове полный беспорядок. И если я в школьном пиджаке, сейчас мне холоднее, чем обычно. Тело дрожит, а само сердце будто тоже вот-вот остынет.

Это вышло случайно, я не могла специально это сделать. Это рефлексы, нас так учил отец.

Даже если мне больно это делать, если от каждого вдоха мне становится только больнее, а рёбра до сих пор болят от сильной хватки Лютера, я продолжаю глубоко дышать. Кажется, что если я прекращу это делать, то умру. Это была лишь самооборона. Я даже не знала, что это Клау. Если бы я знала, то точно не стала бы этого делать. Да и Виолетта ему сейчас помогает. Точно, я не задела важные органы, я же не могла так поступить. Да, точно. Это сделала не я. Это не я, не я. Случайность.

Смотрю на кинжал, от металлического запаха крови сознание туманится, а от понимания того, что это кровь родного мне человека, сердце защемило. Почему-то я не в состоянии хоть немного расслабить руку, которая продолжает с силой сжимать рукоять. Твою мать, я его могла убить!

Я же не стану убивать собственного брата ради побега… Так ведь?

Не знаю зачем, но расхаживаю из стороны в сторону быстрыми шагами, будто сумасшедшая по среди ночной улицы. Холодно. Больно. Страшно.

Нет, нет, нет. Алиса, всё в порядке. Виолетта поможет ему, а ты на свободе, как и хотела. Я же этого хотела? Я не взаперти, могу пойти в любую сторону, и никто мне не запретит. Больше не нужно бояться новых смертей, Клаус уже большой, сможет и без меня. Если бы отец хотел бы меня вернуть, я бы уже давно была бы им застрелена. Так что я свободна. Я же этого и хотела.

Отец не ищет меня, значит я ему… не нужна.

Даже не замечаю, как при этой мысли замираю. Но что в этом таково? Да, не нужна. И что? Мне плевать. Теперь я на свободе, я могу начать жить своей жизнью, обычной жизнью. Даже если без Бэна, Клауса, Фитса.

Это же то, на что я завороженно смотрела в фильмах. Независимость, самостоятельность. Впереди столько всего, что я хотела бы попробовать. Это сейчас мне больно, только сейчас. Я же не всегда буду это чувствовать. Комок между рёбрами, боль в груди, чертовы сомнения. Это пройдёт, я верю. И эти дурацкие слёзы, которые лишь на мгновение согревали лицо, чтобы потом остаться ледяной дорожкой на лице. Это свобода. Так ведь?