– Не знаете ли вы, в каком театре работает Каролина?

– Да мне ли этого не знать! В Народном, в том, что недавно закрывали. Всех актеров похватали да в тюрьму отправили, а она, стало быть, выкрутилась.

Она потянула носом воздух и опрометью бросилась на кухню.

– Прощайте, голубушка! У меня мясо горит.

Недоумевая, я даже не попрощавшись вышла на улицу.

После душного полумрака солнечный свет морозного ясного утра показался мне особенно ярким.

– Мама, мама, мы теперь идем на площадь Революции смотреть Скарамуша? – весело крикнула подбежавшая Аврора.

Мне стало тошно при одной мысли о том, что я пойду на эту страшную площадь, но я сдержала себя. Аврора раскраснелась и выглядела такой счастливой.

– Ну, так мы идем или нет? – настойчиво повторила Аврора.

– Пойдем, но чуть позже. Зайдем сначала в театр, хорошо? Изабелла настороженно посмотрела на меня.

– Что-то случилось?

– Нет. Но Каролину нельзя застать дома. Она, оказывается, актриса. Мне наговорили о ней кучу не очень лестных вещей.

Изабелла, жившая в последние дни постоянным предчувствием несчастья, облегченно вздохнула.

– Дорогая моя, я не совсем понимаю мотивы, заставляющие нас разыскивать эту особу по всему городу.

– Но вы пойдете со мной, Изабелла, не так ли?

– Так.

– Ага! – вмешалась Аврора, беря меня за руку. – А после мы непременно пойдем смотреть Скарамуша, правда?

Первое, что мы услышала, войдя в «Комеди Франсез», а ныне Народный театр, – это тихое женское пение и звуки виолончели, доносившиеся откуда-то из глубины здания. И растерянно оглянулась по сторонам. В этом месте я не бывала уже несколько лет, да и вообще я знала здесь только зал.

Из бокового коридора выбежал мужчина, наряженный в римскую тогу. Мы уставились на него во все глаза. Не обращая на нас внимания, он направился к широкой мраморной лестнице.

– Гражданин! – окликнула я его. – Постойте, гражданин! Мужчина обернулся и недовольно посмотрел на меня.

– Скажите мне, где я могу найти Каролину Бретвиль? У меня к ней срочное дело.

Незнакомец произнес очень быстро, почти скороговоркой:

– Она в гримерной. Третий этаж, вторая комната налево, поднимитесь туда черным ходом.

Повернувшись к нам спиной, актер побежал по лестнице вверх.

– Эй, а где находится этот черный ход? – крикнула ему вдогонку Изабелла.

– Прямо по коридору, потом направо. Сами увидите.

Поднявшись по узкой, давно неметенной лестнице, мы вошли в длинный коридор с низким потолком и грязными серыми стенами. Здесь ужасно пахло дешевыми духами.

Я настойчиво постучала в указанную актером дверь и, не дожидаясь ответа, толкнула ее. Передо мной открылась маленькая, тесная комнатка.

Рыжеволосая женщина, сидевшая перед зеркалом с кисточкой для помады в руке, недовольно повернула голову в нашу сторону. Она вовсе не была красива, черты ее лица казались грубыми, как у крестьянки. Румянец на щеках был явно фальшивый. Она была моего возраста, но годы уже оставили на ее лице след в виде мелких морщинок у накрашенных глаз.

У нее был посетитель – мужчина в красном фригийском колпаке и распахнутой на груди карманьоле. Небрежно раскинувшись в глубоком кресле, он не обращал на нас внимания, полагая, вероятно, что мы – восторженные поклонницы таланта гражданки Бретвиль.

– Мне нужно поговорить с вами, – обратилась я к женщине, прерывая затянувшуюся паузу.

– Ну, – ответила она оборачиваясь.

На какой-то миг ее лицо исказила странная гримаса, в глазах сверкнула искра удивления и злости. Я вздрогнула. Может, мы уже где-то встречались? В том, как она меня разглядывала, было что-то подозрительное.

– Я должна передать тебе поручение отца. Он…

– Как, этого мерзавца еще не гильотинировали? – перебила меня Каролина.

Она вскочила с места и, подойдя к мужчине, схватила его за плечо.

– Нет, Жак, ты только послушай. Негодяй смеет обращаться ко мне с поручением, и это после того, что он сделал со мной!

Мужчина, которого назвали Жаком, молча пожал плечами и уставился в потолок, дав понять Каролине, что это его нисколько не интересует.

Я, признаться, уже не надеялась, что Каролина выполнит просьбу отца и позаботится о своей сестре. Видимо, отношения между ними были хуже, чем я представляла. Но, в конце концов, какое мне до этого дело.

– Он простил вас, Каролина, – как можно мягче сказала я, надеясь, что отец все-таки что-то еще значит для этой девицы, несмотря на ту неприязнь, которую она к нему выказала.

– Простил! Ах, простил! – вскричала Каролина. – Это надо же! Подлец, какой подлец!

В ярости выкрикивая ругательства, она не заметила, как впилась ногтями в голое плечо своего Жака. Вскрикнув, он сильно ударил ее по руке и, чертыхаясь, пересел на подоконник. Каролина и не думала оставлять своего приятеля в покое. Наклонившись, она принялась что-то шептать ему на ухо.

– Да ну? – сказал он, выслушав ее.

Сдвинув колпак набок, он в упор уставился на меня, ежеминутно ухмыляясь. Изабелла дернула меня за руку.

– Что это еще за спектакль, Сюзанна? – прошептала она.

Сжав зубы, я перевела взгляд на Каролину. Я ничего не понимала, и мне с каждой секундой все больше хотелось прекратить этот визит и убраться отсюда.

– Твой отец в тюрьме. Он просит тебя приехать позаботиться о нем. Это все, что я хотела тебе сказать.

Повернувшись, я направилась к двери. Каролина подалась вперед, схватила меня за руку.

– При чем здесь мой отец, принцесса, речь ведь шла о твоем папаше!

Я остановилась. Мне показалось, что я окончательно потеряла всякое понимание этого разговора. А эта Каролина – она что, сошла с ума?

– Какое же, по-вашему, отношение может иметь мой отец к этому делу? – спросила я как можно спокойнее.

Ситуация становилась все более нелепой. Интересно, что она выкинет, эта Каролина? И тут, оглянувшись на Изабеллу, я увидела, что лицо ее стало белым, как мел. Должно быть, что-то случилось. «Принцесса… Принцесса!» – эхом раздался в моих ушах голос Каролины. Кровь отхлынула от моих щек. Она назвала меня принцессой, я это сама слышала. Но это невозможно! Откуда ей знать, кто я! Может быть, она просто так это сболтнула?

– Почему ты называешь меня принцессой, гражданка? – Мой голос, к моему собственному удивлению, прозвучал ровно.

Каролина расхохоталась – прямо загоготала, подумала я.

– И как это ваше сиятельство не сломали язык, произнося слово «гражданка»!

Рука Авроры напряглась в моей ладони.

– Пойдем отсюда, мама! Эта тетка сумасшедшая!

– Тетка?! – взревела Каролина. – Какая я тебе тетка, дрянь! Это ваша дочь, принцесса де ла Тремуйль? Вряд ли, она слишком большая для вас, вы ведь моего возраста, правда? Впрочем, дочь она вам или не дочь, это не важно. Она привязана к вам. Никак нельзя разлучить такие любящие сердца! Не беспокойтесь, в тюрьме вас устроят вместе!

Ее хриплый резкий голос звучал с такой ненавистью, что мне стало не по себе. Мы наверняка уже встречались с этой фурией. Нельзя испытывать такую ненависть к незнакомому человеку. Но… но я никак не могла понять, кто передо мной.

– За что же ты так ненавидишь меня?

– А ты не помнишь меня, принцесса? Конечно, где уж тебе запомнить всех бедных девушек, которых опозорил твой отец!

Я молча глядела на нее. Даже догадки не возникло у меня в голове.

– Ты это правильно подметила – я ненавижу тебя, всю твою семейку. Ненавижу за то, что твой отец сделал со мной. Он воспользовался мной и бросил, дал какую-то жалкую подачку, хотел после всего позора выдать меня замуж за вонючего фермера! А я тогда уже отвыкла от фермеров. Да если бы не ты, мой сын получил бы все – и имя и деньги… Я знаю, он признал бы моего ребенка, если бы у него не было тебя!

Она продолжала говорить, взмахивая рукой и откидывая назад голову, словно произносила монолог о бесчинствах тиранов. Я уже не слушала ее. Я поняла. И вспомнила.

Вспомнила Сент-Элуа, утопающий в зелени парка, и молоденькую бретоночку, стыдливо выпархивающую из спальни моего отца. За то лето она насобирала столько золотых монет, что, по бретонскому обычаю, сделала из них ожерелье. Золото она и тогда любила… Но неужели оно ослепило ее настолько, что заставило поверить, будто отец признал бы ее сына своим?!