Предисловие.
Угасание жизни, самим своим толковым значением, предуготовляет назревающую стержневую тональность данного очерка. Всюду по силам, видать, тому отметиться, благодаря чему, наверное, и белый свет, до сих пор, стоит. Стяжавши какое добро, и досадно разом утративши, простительно ли горевать о былом? Тут, ежели и рассудит кто верно, всё равно, от слёз не удержаться- пропащей оказалась-то воля!.. Не много, не мало… Но, попытаюсь- прочесать предполагаемые участки исчезновения, пригласив свидетелей, для помощи точному расследованию; Но, не замедлю и с выявлением улик- столпится море народу, горячо подтверждая и дополняя версии друг друга.
Громкое преступление, не преданное огласке, взбудоражило совестливость заинтересованных в нём персон, между тем, продолжая пылиться наслоениями их объяснительно- оправдательных комментариев (по смыслу- точь- в точь, шаблонных алиби), изрешечивающих расплывчато сформулированные протоколы, словно, в упор залаженной пальбою лихого огнестрельного оружия. Связующего-то элемента не хватает очень уж остро. "Как бы не так!"– возразит общественность-"Разыскиваемая потерпевшая не являлась ли вашей уважаемой постоялицей?!"
–"Конечно, конечно… Сверх того даже единокровной!.."– закивают хором присутствующие лица.
–"Хорошо. Тогда, по чьей халатности, произошла трагедия?"
Нависнет глубокая пауза.
–" Проморгали…"– нехотя отчеканит кто- нибудь.
–"Все?"
Молчание. Вопрос так и останется навечно риторическим.
Проверить прописку её, легче лёгкого: с VI-го, примерно, века, до наших дней, место жительства близ деревни Шевелёво, воля не меняла. Следы оной, также, есть по краю северному везде. Может, должна была она уйти? – Не зарекалась, чай, что прогостит у нас столько-то да столько. Болезненно, право, и туго, что свыклись мы с ней вотще. Однако, именно здесь, как раз, догадливая общественность снова почнёт прекословить: "Прозывается-та любимица ваша, не иначе, волей?"
–"Верно. Только, скажите, к чему Вы клоните?"
–"Не бывает, попросту, воли оседлой. Кочевничий характер, отродясь-та имеет. Вот, личная воля- другой разговор, и то- человеческая же, непостоянная: Подуло стужею, откуда не возьмись,– и позыблется!.. Её, лучше, воспитать усердствуйте, её- от поползновений в должный час ограждайте, а той прежней и без вашего ностальгического сокрушения, в воспоминаниях обретаться весело. Там-то, поди, еще не искали?!"
Гулко разверзнется, вспыхивая сплошь не властью, восхищенными вздохами, ответное искреннее торжествование собравшихся: "Эх, что же мы!.. Робята, время не ждёт- поищем!.."
***
Шевелёво:
Минувшее, дома и люди.
Литературно- оформленная быль.
Много лет назад, на Курье, мне повстречалась женщина, сидящая в инвалидном кресле. Представилась Раей. "Помнишь,"-говорит,"как мы в кулюкушки играли?" Я вспомнил- раньше, жила она в моей родной деревне Шевелёво, в доме Вани Олихина (воспроизвожу имена в форме прозвищ, так-как настоящие мне неизвестны, потому прошу никого не обижаться), но кем ему приходилась,– не знаю. Тот самый случай и натолкнул меня на мысль о важности написания личных заметок. Любой человек неотделим от Истории. Значит, сохранить потомкам будничные, упражняющие критическое мышление, сведения (не дожидаясь их утраты),– глубоко необходимо.
Селились все мы, издревле, в заповедном месте, с легкой руки первопроходца, обособясь от "просвещенного" мира, в деревне Шевелёво*, созвучной семейной нашей фамилии. Полагаю, не последнюю роль в том сыграло свободолюбие, присущее роду т.е. тяга к полной независимости. Ведь, ни бояр, ни помещиков, ни прочих тому подобных, у нас не водилось, разве, что "медведь- хозяин был". (В конце 1500-х годов из Велико Устюжского уезда выделился Сольвычегодский (Усольский) уезд, который включал и вышеупомянутую территорию; крестьяне, обитавшие на ней, стали считаться государственными с несением обязанностей по уплате налогов; военного служения царю.)
"Проектировалось" и создавалось Шевелёво, по принципам "круговой" застройки**; При основании населённых пунктов, так поступали и старообрядцы. Была ли наша семья к ним причастна? Нет данных, но факт очевидного совпадения остаётся.
(В отличие от д. Шевелёво в д. Курья, например, предпочитали редкую, линейную застройку рядами).
На 1939 г., численность жителей в деревне Шевелёво была- 60 человек, из них 28 детей. На 1949 г.– 35 человек, из них 15 детей. На 1960 г. осталось- 31 человек, из них 13 детей. Сейчас – около нулевая (почти никого нет). Виновата здесь пресловутая урбанизация, из-за чего и население Вилегодского района уменьшилось вдвое, а основная часть его оказалась сосредоточена в районном центре.
Прискорбно, конечно, но по крайней мере, по силам нам- предотвратить рукотворное забвение собственных истоков, происходящее часто по рассеянности, не придающего им особого значения, их носителя. Повторюсь, и мы, и вы, суть оные. Исправим же непозволительное своё поведение!
Со всех сторон защищенные непролазной тайгой, обладающие богатыми охотничьими, сенокосными, пахотными угодьями (искусственно созданными не за мгновение ока), в наисуровейших условиях жизни, обосновавшись уединенно, держали люди, с по- настоящему сильным характером, здесь добротное, заведённое самим себе, хозяйство. И сколько веков сряду!
Расположение изб, при этом, менялось мало. Как в действительности стали они потом пронумерованы- сказать затрудняюсь. Несомненно, лишь то, что, уже давно на практике, не будучи тесно сплочёнными кровными узами, процентов девяносто соплеменных мне лиц, имели фамилию Шевелёвых.
На моей памяти, относящейся, по большей степени, к реалиям середины XX-го столетия, в деревне проживало, учитывая, разумеется, и наше, всего девятнадцать семейств. Ниже, я постараюсь рассказать о каждом, поочередно. Пусть, некоторые вещи даны будут мной без утайки (да простят меня люди и родня), или не слишком интересны широкой публике- каюсь и пишу.
*Деревня Шевелёво образовалась в XVII веке, невдалеке от д. Курья. С 1920-х годов приобрела искусственно вымышленное наименование "Клубоковская Выставка".
**В центре размещался старший, вокруг- его родственники.
(Нумерация строений дана произвольно, учитывая удобство автора и читателей в отыскании таковых на схеме, по порядку).
Итак, первый дом и его обитатель Ваня Олихин, являвшийся отчимом Капитолины Васильевны (моей драгоценной приятельницы, в прошлом, соучащейся по Шеломянской школе).
Этот товарищ, первым в моей жизни, дал мне закурить самосад (когда я был у него в гостях, в возрасте четырех лет), в связи с чем, я едва не свалился в, по- моему, чрезвычайно неудачно расположенный погреб*. Само собой, ватажиться с Ваней Олихиным, резко запечатлевшееся детской памятью, происшествие, обнаруживаемое при кропотливом разборе моих ранних оплошностей, более по "привкусу", нежели прочими свойствами, и по вступлении мною в совершенные лета, энтузиазма мне не добавило.
Свиделись мы с ним, в заключительный для обоих, раз, на свадьбе Стасика, где он шибко перебравший лишнего, начал буянить. Вестимо, не самый благовидный отзыв, однако, наиболее памятно мне, именно то, да, равно, как я, счас успокаивал его, между прочим, проводив, потом, до дому.
*Ни дома, ни погреба уже не существует.
Второй дом принадлежал Ульяне Шевелёвой. Её муж погиб в Финскую, остались два сына: старший- (имя запамятовал) и младший Андрей (1938 г.р.), с которым, примерно в 1956-ом году, мне пришлось ночевать в ильинской милиции*. Дело было так: Вечером, мы заглянули в столовую для перекуса; К сожалению, не рассчитав со спиртным, он учинил там дебош. Место казенное, общественное, а ситуация- что ни говори, привычный повод для вызова правоохранительных органов. В результате: Получение 10-ти суток подметания улиц, без обжалования. Что, в сущности, наказание не свирепое, но и не однозначно легкое.
