Уин поежился от холода и поднял воротник пальто. Горсть ледяной крупы, брошенная невидимой, но очень зловредной рукой, ударила в лицо. Уин беззвучно ругнулся. И это апрель! В последние годы весна сократилась до нескольких дней, оставив в распоряжение зимы и мерзопакостный март с пронзительными ветрами, и слякотный апрель с постоянными возвратами снега и мороза. Лишь где-то в середине или в конце мая выдавалось несколько по-настоящему теплых весенних дней. Тогда замерзшие в долгом ожидании деревья одевались листвой, и вслед за краткосрочным наплывом сладко пахнущего новой жизнью тепла следовало лето – либо удушающе жаркое и засушливое с редкими грозами, либо холодное и дождливое, с водопадами неожиданных ливней и подслеповатым осторожным солнцем, изредка мелькающим в небесах.

Уин свернул к своему дому. Скверик, разбитый на месте разрушенной в войну пятиэтажки, начали огораживать синим железным забором. Три дерева, прежде дававшие в жару немного тени, теперь, вывороченные из земли бульдозером, лежали в серой городской земле. Их могучие корни, слишком огромные для тощих стволов и редких крон, простирались к небу – воздетые в прощальном, отчаянном жесте узловатые черные руки. Кто-то оттащил в сторону два бетонных вазона, видимо, надеясь их приспособить, скорее всего, перегородят тротуар для летней террасы ближайшего кафе. Два человека в черных робах таскали листы железа. Третий нес строительный пистолет. Скоро здесь появится очередная высотка, что торчат зубьями среди старых построек Лондона, оставшихся с давних времен, до Пробуждения. Красиво все же звучит – Пробуждение. Сразу хочет шире раскрыть глаза, оглядеться, вздохнуть полной грудью.

Все трое работяг были азиатами.

Уин и сам иногда подумывал, не перебраться ли в новостройку, время от времени приценивался к новенькой студии с лоджией и непременно с просторной ванной комнатой. Но даже если ему удастся выгодно продать свою нынешнюю конуру, на студию в новом доме не хватит. Взять кредит? При этой мысли он передернулся, будто поток холодной воды угодил за шиворот. Соседи и друзья берут кредиты направо и налево, а он на заманчивые предложения отвечает: нет уж, увольте. Так что о новой квартирке остается только мечтать, время от времени листая каталоги.

Он так задумался, что едва не попал под колеса огромного мусоровоза. Сине-белая машина, вся в грязных потеках, громыхая, втиснулась в узкую кишку проезда вплотную к новому забору. На трех стенках кузова огромными алыми буквами было написано «Победа» и рядом намалеваны какие-то неведомые ордена. Не дожидаясь, пока мусорщик перегородит бачками свободное пространство на тротуаре, Уин юркнул в подъезд. Лифт вызывать не стал – пускай подъем на третий этаж заменит посещение спорт-центра. К тому же ожидать лифт приходилось раздражающе долго – гораздо быстрее пройтись пешком. Дом «Победа» нуждался в ремонте, на который у жильцов никогда не достанет денег: ремонтировать – намного дороже, чем покупать новое. При упоминании о грядущем ремонте жильцы с тоской начинали вспоминать времена Большого Брата, и тут же закипали споры: делали тогда бесплатный ремонт или нет. С каждым годом считающих, что бесплатный ремонт делали по первой же заявке, становилось все больше.

У соседей как всегда орал телекран. После Пробуждения включать телекран считалось не обязательным, но у большинства он все равно работал днем и ночью, и непременно на полную громкость.

– Ах, вот и вы! – соседка сверху (Молли? Надя?) бегом спускалась по лестнице. – Вы ничего не видели, Уин?

– Видел? Что? – Он огляделся.

Коридор был пуст. Только неведомый цветок в треснутом горшке, да рядом кривоногий стульчик. Кто-то из соседей выходил сюда курить из квартиры и пытался приспособить эти руины для жизни, используя цветочный горшок вместо пепельницы.

– Меня ограбили! – Молли-Надя упала на стульчик подле цветка. Запрокинула голову, уткнувшись затылком в ободранную стену, затопала ногами и завыла, катая голову из стороны в сторону. Ноги у нее были белые, без загара, с синей насечкой капилляров повыше колен. – Мебель купила, новенький телекран. Неделю как установили…

– Вы бы дверь железную поставили, – посоветовал Уин, понимая, что совет запоздал.

– Я что – дура, да? Конечно, поставила! Так они, говнюки, в окно вперлись. В окно, слышите! Хитрожопые скоты! С крыши на веревке спустились, а потом в дверь с барахлом выползли. И все-все вынесли. Все, – выдохнула она, будто это был ее последний выдох и вздоха не последует. Но она дернулась всем телом и вдохнула.

Снизу раздались шаги – тяжелые, мужские. Поднимались двое или трое. Трое.

Уин передернулся. Вот так же, до Пробуждения, ночами громыхали тяжелые ботинки агентов Министерства Любви. Так пришли с обыском и к ним. Уин тряхнул головой. Помнилось все очень смутно, но сразу появилась мягкая ватность в коленях, и захотелось прислониться к стене.

Трое показались в лестничном пролете – припорошенные тающим снегом, в серых одинаково грязноватых куртках. У того, что шел впереди, зеленел под глазом старый фингал.

– Семнадцатая квартира – это выше? – спросил человек с подбитым глазом.

– Это ко мне, – всхлипнула Надя-Молли.

– Надя Томпсон?

Значит, все-таки Надя.

Она нащупала ногами тапки, поднялась.

– А вы кто? – подозрительно оглядел Уина человек с фингалом.

– Сосед, снизу. Он тут живет. – Надя мотнула головой в сторону ближайшей двери.

– Уин Спенсер, – представился Уин.

– Карточку можно? – прищурился побитый.

Уин полез в карман, протянул удостоверение Министерства. Офингаленный глянул, чуть скривил рот – кажется, карточка не вызвала у него особого почтения.

«Почтение, – передразнил себя мысленно Уин. – Неужели думаешь, что кто-то будет тебя почитать за все, что творишь? Ты такая же шавка, как и этот…»

– Ничего не видели? – спросил побитый.

Два его товарища тем временем топали наверх, проклиная лестницу. Лифт скрежетал сломанной челюстью где-то в районе второго этажа и категорически не желал никуда ехать.

– Я на обед зашел домой, видел мусорку во дворе, – отозвался Уин. – Мусоровоз.

– Гай, – крикнул побитый, явно старший в этой троице. – Живо вниз! Глянь, может, это они.

– Там еще рабочие забор ставят. Наверняка что-то заметили, – продолжил Уин.

Гай, чертыхаясь, не спеша стал спускаться, на ходу вытаскивая пачку сигарет.

– Ни черта себе! – отдаваясь громким эхом, прогремел в пустой квартире наверху голос третьего. – Да здесь всё до последнего стакана вынесли. Красота.

Побитый двинулся наверх – поглядеть, что там и как. Не зная зачем, Уин поплелся следом. Надя жила не прямо над Уином, а в квартире напротив, над Уином проживала старушка, которая вечно его заливала холодной водой (водогрей она не включала из режима экономии) и всегда отказывалась при этом платить за ущерб.

Окно в комнате Нади выставили вместе с рамой, и теперь стена щерилась уродливым неровным проемом. Куски монтажной пены вместе с прилипшими обоями валялись на полу.

– Ни черта себе, – опять повторил служитель порядка, оглядывая проем. – Да тут вся стена скоро хряпнется.

Ледяной ветер гулял по пустой квартире.

– Глянь, – почти с восторгом продолжал констатировать убытки полисмен, – плиту газовую, и ту сперли. Хорошо, кран перекрыли, а то бы рвануло все к черту. Дом – одна труха, сложился бы мигом. – Он восторженно причмокнул – видимо, воображаемая картина его впечатлила.

– Отпечатки можешь взять? – спросил побитый.