– До встречи, Лиля. Я твой должник. – донеслось ей вслед.

– Я запомню. – пробормотала ведьма, прежде чем открыть дверь.

На этаж она поднималась уже из последних сил. И только у двери вспомнила, что забыла на скамейке сковородку. Ааа, чёрт с ней. Она Ритке новую купит.

Сестра спала. Свернувшись калачиком, укрывшись с головой, такая трогательная и несчастная. Завтра надо будет решать, что и как ей рассказать. Но это уже завтра, а сейчас Лиля неспособна была уже даже связно думать, поэтому даже не стягивая из себя костюм повалилась на кровать, ещё в полёте засыпая. Интересно, а Данко будет защищать её от кошмаров даже сейчас?

Никогда ещё Данко так не тяготился званием главы ведьмовской общины в Выворотнях, как в последние пару дней. И хотя он был в своём праве, когда наказал Параскевью, без пересудов, досужих разговоров и возмущений не обошлось. Жёстко придавив недовольных своим авторитетом и властью, ведьмак напомнил, что они сами избрали его судьёй и вершителем принятых в их узком сообществе законов, сами дали ему вожжи управления. Так что, даже если кто и надеялся воспользоваться ситуацией, чтобы послабить его влияние, то просчитался. Не получилось надавить на него и через Лилю. Его наставничество и покровительство было принято ею по всем правилам и абсолютно добровольно.

– Ты должен был привести её на общее собрание. – поджимая мясистые губы и топорща моржовьи усы пробасил Николай.

Старый ведьмак до сих пор не мог смириться с тем, что восемь лет назад жители Выворотней большинством голосов избрали более молодого и, как он считал, неопытного Данко вместо него. Ратуя за сохранение старых порядков, он в штыки воспринимал все нововведения и сплотил возле себя таких же лицемерных моралистов. Обычно их пустой трёп Данко благополучно пропускал мимо ушей, но сейчас, когда Николай попытался продавить свою позицию и эти разглагольствования растянулись уже на вторую ночь подряд, глава общины уже начинал звереть.

– Она моя ученица. Добровольно, как вы все видите. Абсолютно ничего и никому я не должен в этом отношении. В моём праве решать, приводить новую ведьму в общину, или нет и в каком статусе. Я всё сказал. Вопрос закрыт. – отрезал Данко, и в его голосе плескалось столько силы и власти, что заткнулись абсолютно все. – Нарушительница закона была наказана. Пострадавшая находится под моей опекой. Все свободны.

Старый хрыч может и хотел бы ещё что-то сказать, но переть против решения главы не осмелился. Члены общины, молодые и старые, ведьмы и ведьмаки, даже парочка колдунов пожелавших жить на изнанке, семейные и одинокие, всё склонили головы. И стали расходиться. Данко провожал всех внимательным холодным взглядом, а сам не мог побороть грызущее изнутри предчувствие беды. Не дожидаясь, пока все попрощаются, он резко поднялся и, не говоря никому ни слова, вышел из общинного дома, где и проводились такого рода зборы и совещания. Компанния молоденьких ведьм попыталась его остановить, чтобы переброситься парой слов и откровенно пококетничать, но он отмахнулся и ускорил шаг. Что-то с Лилей.

Домой мужчина примчался, подгоняемый уже не просто тревогой, а твёрдой уверенностью, что Лиля в опасности.

– Хашшас, проверь. – рявкнул команду духу.

– Её нет, Хозсссяин.

– Где? Найди!

Дух промолчал, наученный моментально выполнять, а не размениваться на лишние слова. А ведьмак, словно магнитом притягиваемый прошёл на кухню. Тарелка с водой, оставленная Лилей сразу же приковала его взгляд. Даже без считывания остаточного следа её видения он знал, что девушка снова смотрела на сестру.

– Хозсссяин, ведьмочка побежшшала к озеру. – доложил обьявившийся Хашшас.

Внутри всё заледенело. Дурочка! Что творит?!!

– Далеко? – рявкнул Данко, срываясь с места и выбегая из дома.

– Да, Хозсссяин. Не уссспеешь.

– Останови!!! Или хотя-бы задержи!!! – приказал ведьмак, несясь напролом через лесную чащу.

От одной мысли, что его строптивая девочка утонет, пытаясь перешагнуть грань между реальностями, сердце сжималось стальными обручами. Зачем рассказал, зачем намекнул? Проклиная своё обязательство давать ей все необходимые знания, Данко бежал так быстро, как никогда ещё в жизни, молясь всем известным богам, желая лишь одного – успеть.

– Я опоздал, Хозссяин. – первое, что услышал ведьмак, когда между деревьями показались блики водной глади. – Она не ссссомневалась. Сссразу жшше пошшла на дно. Просссти.

Задыхаясь и чувствуя, как болит что-то в груди, мужчина спросил, боясь услышать отрицательный ответ.

– Ушла?

– Да. Её ссздесь большшше нет.

Ушла. Насовсем. Не вернётся. От неожиданно острого чувства утраты Данко запрокинул голову к ночному небу. Глупая! Почему ушла? Что случилось? Он ведь чувствовал, что убедил её остаться, что она не собирается рисковать собой. Что изменилось? Что увидела? И почему даже не стала его ждать? Внутри клокотала злость и досада. Безрассудная девчонка так легко поставила на кон свою жизнь, ослушалась его. В этот момент, если бы Данко добрался до Лили, точно бы выпорол. А потом брал бы её столько раз сколько понадобилось бы ему, чтобы вытравить из души это чувство, так похожее на боль.

Ну что ж. Она хотела уйти. И таки смогла. Не советуясь и даже не оставив ему прощальной весточки. Может стоит выбросить из головы дерзкую девчонку? А то, что не хотелось её отпускать, что так сладко было брать это красивое тело и тонуть в её широко распахнутых глазах, что ему даже стало казаться, что к ней он чувствует что-то особенное, какое это имеет значение? Можно удержать на неделю, даже на месяц или два. Но нельзя удержать на всю жизнь. Она сделала свой выбор. А у него есть три дня, чтобы сделать свой.

Глава 17

Все эти три дня, прошедшие после её возвращения, Лиля места себе не находила. И если первый ещё пролетел стремительно в разговорах с Ритой, то следующие два тянулись невыносимо долго. На что она надеялась, девушка и сама не могла толком ответить. Понимала, что это глупо, что они друг другу ничего не обещали, но всё равно не могла не ждать, что Данко придёт к ней. Единственное, что её отвлекало, это страдания и волнения сестры. Она рассказала всё, что узнала от Александра, всё что увидела и поняла, без утайки, рассудив, что это было его послание Рите, так что не ей решать, что говорить, а что нет. Узнав, что Лиля вышла одна ночью к колдуну, сестра сперва истерично орала, потом лихорадочно обнимала и ощупывала на предмет покусанности, и лишь убедившись в Лилиной целостности, смогла наконец выслушать то, что ей пытались сказать. А потом был долгий разговор, море слёз, ужаса и, как это не удивительно, облегчения.

– Ты хочешь сказать, что он не причинил бы мне вреда? – с сомнением спросила Рита, сжимая покатую чашку с любимым кофе.

– Именно это я пытаюсь тебе сказать, да. – ответила Лиля.

– Откуда ты можешь быть так в этом уверена? Только с его слов?

– Я видела всё это его глазами, чувствовала то что и он. Это было ужасно. Я ненавидела этих уродов и жаждала их крови, как и он. Собственно мои чувства потом не сильно изменились, но суть не в этом. Не буду врать, до конца не смотрела. Меня там едва не вывернуло. И как побежал за тобой я уже не видела. Но был ещё один кусочек. Он вспоминал свою маму. Кажется, его отец держал её при себе насильно и маленький Алекс ненавидел его за это, за её мучения. Когда он думал о тебе, я ощущала его потребность в твоей любви. Но именно, что любви. Он хочет, чтобы ты любила и хотела быть с ним, добровольно.

– Я, значит, чтоб любила. А он? – прошептала Рита, шмыгая носом.

– Я не знаю, как словами передать его чувства. – вздохнула Лиля. – Ну не умею. Это ты у нас словоплёт. Но если это и не любовь, то что тогда? Если бы мне довелось узнать, что мужчина настолько желает меня, стремится быть со мной, видеть рядом всю жизнь, радовать, пестовать и при этом так переживает, хочу ли я того же, то я была бы самой счастливой женщиной на свете.

Последнее предложение она произнесла с заметной горечью, вспоминая Данко. О да, он хотел её. Но было ли в этом ещё хоть что-то? Может тот разговор, который так и не состоялся, прояснил бы его отношение?