– Вы думаете, – кивнул Верховный, – что даже несмотря на подавляющее численное превосходство, турки не решатся напасть на Болгарию ровно до тех пор, пока не убедятся в ее полной беззащитности?
Именно так, товарищ Сталин, – согласился с Верховным Сергей Иванов, – Иненю будет вымогать у британского борова деньги и военно-техническое сотрудничество, пока Красная Армия не придет на Балканы и все будет кончено. Потом то же самое продолжится под предлогом противостояния советской угрозе. Впрочем, терпение Черчилля может лопнуть раньше, поэтому войска к болгарской границе Иненю все-таки перебросит, и также не исключены кровавые провокации и пограничные инциденты. Все дело в том, что Советскому союзу выгодно, чтобы Турция все-таки напала на Болгарию, находящуюся под нашей защитой… или лучше, чтобы она воздержалась бы от этого шага?
– Если исходить из обстановки прямо здесь и сейчас, – сказал Сталин, – то лучше, чтобы турки просидели всю войну тихо, как мыши под веником. Если же рассматривать послевоенную ситуацию во всем многообразии ее проявлений, то лучше, если Турция, подобно Финляндии, даст повод к своему военному разгрому и полному уничтожению. Чтобы вражеские ракеты не стояли у наших границ, а корабли недружественных держав не шастали по Черному морю как у себя дома. Есть мнение, что если Турция воздержится от нападения – это несколько сэкономит наши силы сейчас, зато создаст трудноустранимую уязвимость в послевоенный период. Но и с военной, и с дипломатической точки зрения, все должно быть сделано идеально. Турция должна предстать агрессором и грабителем, болгарский народ – невинной жертвой, а Красная Армия – благородным мстителем за всех униженных и оскобленных. И уж тем более недопустим риск военной неудачи этой операции. Вы, товарищ Василевский, должны рассчитать необходимый наряд сил и средств, а также подумать о том, как встроить эту операцию в общий разгром немецко-фашистских захватчиков на южном фланге советско-германского фронта. Также необходимо подобрать кандидатуры командующих на Закавказский и Болгарский фронты, потому что есть мнение, что товарищ Козлов (командующий Закавказским фронтом) не вполне соответствует занимаемой им должности. Нужно подобрать кого-нибудь с более высоким уровнем репутации. А то, понимаешь, генералов много, а воевать-то и некому. Вам все ясно, товарищ Василевский?
– Так точно, товарищ Сталин, – вытянулся Василевский, – задание понятно.
– Тогда идите и немедленно приступайте к работе, – кивнул Верховный, – а мы тут с товарищем Ивановым переговорим о чисто политических аспектах балканского вопроса.
Пять минут спустя там же.
Присутствуют:
Верховный главнокомандующий, нарком обороны и генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин;
Посол РФ в СССР – Сергей Борисович Иванов.
Когда за генералом Василевским закрылась дверь, Верховный положил трубку в пепельницу и задумчиво спросил:
– Так значит, товарищ Иванов, вы все же считаете, что Болгария должна стать еще одной советской республикой?
– А разве у вас, товарищ Сталин, на эту тему имеется какое-то другое мнение? – вопросом на вопрос ответил Сергей Иванов. – Республики Прибалтики, Молдавская Эс-Эс-Эр, да и недавняя судьба Финляндии говорит нам о той политике, которой советское руководство придерживается в отношении малых европейских стран. Исключением из этого правила пока является только Монголия и Тувинская республика. Впрочем, в нашем прошлом Туву, – видимо, из-за ее малости, – тоже включили в состав РСФСР, только на правах автономии.
– Да, – сказал Вождь, – вы не ошиблись. Мы действительно планируем включить Болгарию и не только ее, в состав Советского Союза. Но это не все. Скажите, как вы представляете себе сочетание советской власти и монархии, пусть даже она три раза конституционная?
– А точно также, – ответил Иванов, – как сочетание конституционной монархии и буржуазного парламентаризма. Вы же, товарищ Сталин, не догматик, а практик, и должны понимать, что советская система – это тот же парламентаризм, только предусматривающий руководящую и направляющую роль одной единственно верной коммунистической партии. А у той в отсутствии естественных ориентиров через какое-то время начинается разброд и шатание. И желание, то есть воля, масс, при этом ничего не значит, поскольку руководят этой партией люди, давно от этих масс оторвавшиеся. Можно даже сказать, что это чисто партийная аристократия. Как это бывает, когда партия загнивает и тянет за собой руководимое и направляемое государство, мы проходили у нас во времена развитого социализма.
– Мы тоже много об этом думали, – сказал Сталин, пройдясь по кабинету туда-сюда, – но пока не пришли ни к какому определенному выводу. Понятно только то, что нужен какой-то контролирующий орган, задача которого – содержать партию в моральной и идеологической чистоте, не скатываясь в догматизм. Но тридцать седьмой год показал, что будет, если доверить эту функцию карательным органам и оставить их без надлежащего внешнего контроля. Получается замкнутый круг. Партия должна контролировать органы, а те, в свою очередь, обязаны контролировать партию. Но скажите, товарищ Иванов, чем конституционная монархия может помочь решить эту проблему партийного строительства?
«Так-то оно так, – подумал Сергей Иванов, – вот только вот народ в этой схеме куда-то потерялся. Наверное, потому, что, пока не доходит до точки кипения, этот народ предпочитает безмолвствовать и даже в самой наидемократичнейшей системе в значительной части уклоняется от высказывания своего мнения даже через прямое тайное голосование. Но об этом сейчас говорить не стоит. Товарищ Сталин не поймет, потому что считается, что партия состоит из лучших представителей этого самого народа и управляет страной в его интересах. Плесень там пока что скромно прячется по темным углам, по крайней мере, до тех пор, пока у государственного штурвала стоит этот невысокий рыжеватый грузин с желтыми тигриными глазами.»
– Наличие-отсутствие конституционной монархии или, к примеру, президентского поста вовсе не решает вопросы партийного строительства и контроля за органами госбезопасности, – сказал он вслух. – Для этого необходимо иметь другие механизмы. В данном случае сохранение конституционной монархии в полном соответствии с первоначальной Тырновской конституцией до минимума снизит сопротивление социальным преобразованиям со стороны традиционно настроенной части общества. И в первую очередь, со стороны самого царя Бориса, который является довольно незаурядной личностью и одновременно трагической фигурой. И статус конституционного монарха должен касаться только лично царя Бориса (как человека, сумевшего привести свою страну из вражеского лагеря на нашу сторону), но ни в коем случае не его наследника. И вообще, советская форма конституционной монархии должна быть сугубо временной формой государственного управления, предназначенной для царей, королей и прочих шахов, которые добровольно введут свои государства в состав Советского Союза…
– Говоря о таком, помимо Болгарии, вы, очевидно, имеете в виду Румынию и Персию? – хмыкнул Вождь.
– Именно так, – согласился Сергей Иванов. – Персидский шах Реза Пехлеви, в результате действий вашего преемника выпавшего из орбиты советского влияния, превратился в жестокого диктатора и верного слугу мирового империализма, а в Румынии, где монархию устранили через плебисцит, в итоге уже советская система выродилась в диктатуру Николае Чаушеску. Если этнокультурная доминанта какого-либо народа предусматривает подчинение одному лидеру, то у него этот лидер будет, как бы ни называлась эта должность. В противном случае мы имеем коллегиальное управление – совет старейшин и пляски под тамтамы. И тогда страной начинает управлять безликий «Комитет Пятисот», в котором никогда нет однозначного мнения и в котором никто ни за что не отвечает. Закономерно, что дело обычно заканчивается или развалом, или делегированием полномочий какому-нибудь первому консулу, лорду-протектору или верховному главнокомандующему…