– Зато мы об этом помним, – сказал Верховный, – и делаем из этого, гм, явления свои выводы. Наверное, вы правы в том, что животный антисемитизм Гитлера – это явление случайное, а вот все остальное в нем может считаться проявлением неких системных закономерностей сознания коренного европейца. Кстати, как стало известно нашей разведке, ваш крысиный волк начал действовать. Причем весьма энергично. Генеральские головы летят во все стороны пачками. Уж не его ли вы имели в виду, когда говорили о возможности почетной капитуляции Третьего Рейха?
– А куда ему еще деваться? – пожал плечами Сергей Иванов. – Он там у нас около четырех месяцев прожил в специальном отстойнике для пленных генералов, и поэтому знает, насколько ничтожна та часть наших вооруженных сил, что участвует в войне против Третьего Рейха на вашей стороне Врат. Экспедиционные силы, конечно, по численности значительно больше нашей группировки в Сирии, но представляют собой совсем небольшую часть российской армии: всего пять дивизий и авиагруппа примерно дивизионного состава. Мы объяснили этому деятелю, что воспринимаем проблемы Советского Союза очень близко к сердцу и при любом варианте развития событий сломаем Германию через колено. А если на ее стороне выступят Великобритания и Соединенные Штаты мы будем особенно жестоки и пристрастны и постараемся не оставить от немецкого фатерлянда и камня на камне. Он знает и о ядерном оружии, и о тех отношениях, что царят в нашем мире между нами и англосаксами, а потому воспринял это предупреждение с полной серьезностью. Рейнхард Гейдрих ведь не фанатичный нацист, а так, серединка на половинку – скорее, прагматик-карьерист, принявший чужие правила игры. Кроме того, он увлекающийся человек и авантюрист, имеющий достаточно храбрости, чтобы служить фронтовым летчиком-истребителем. А главное заключается в том, что этот человек ничем не провинился перед Советским Союзом и Российской Федерацией, и в то же время абсолютно неприемлем для британских и американских элит в качестве будущего руководителя германского государства. Он вышел в политику из военных моряков, а те в Германии все чистейшие англофобы.
– Товарищ Иванов, неужели вы думаете, что Гитлер позволит этому вашему Гейдриху согласиться на почетную капитуляцию? – спросил вождь советского народа. – Мы думаем, что немцы будут сражаться насмерть до последнего солдата и последнего патрона, потому что с Гитлером и другими фанатичными нацистами разговор у нас будет короткий. Никакой пощады, короткий справедливый суд да расстрел.
– Товарищ Сталин, неужели вы думаете, что Адольф Гитлер слишком надолго заживется у нас на белом свете? – в тон собеседнику ответил российский посол. – Мы жестоки и несентиментальны, а кроме того, фигура возможного преемника, образовавшаяся после прополки верхушки Рейха, нас вполне устраивает. Поэтому никакого отчаянного сопротивления обреченного Третьего Рейха не будет. В Кратово на складе уже хранится полуторатонная корректируемая противобункерная авиабомба с надписью: «Придурку Адику от благодарного российского народа. Вручить лично в руки». И пустим мы эту штуку в ход сразу же, как только даже самому тупому из немецких генералов станет ясно, что война проиграна и дальнейшее сопротивление только умножает немецкие потери.
Прохаживающийся по кабинету Сталин остановился и внимательно посмотрел на своего собеседника.
– Ах вот оно как, товарищ Иванов… – с оттенком одобрения сказал он. – Но как же тогда ваши мечты об открытом и справедливом суде, который бы осудил не только самих преступников, но и их пособников и подстрекателей?
Российский посол ответил советскому вождю легким пожатием плеч.
– Конечно, Гитлера, а еще Гиммлера, Геббельса и прочих Розенбергов, – сказал он, – хотелось бы судить справедливым открытым судом и по совокупности содеянного казнить прилюдно, да с особенным цинизмом – так, чтобы черти побросали дела и примчались перенимать опыт, но ради этой цели мы не пожертвуем ни одним лишним советским бойцом или командиром. Осудить эту кодлу мы сможем и посмертно, но как раз участники Мюнхенского сговора, пособники нацистов и подстрекатели мировой войны, скорее всего, благополучно переживут период военных действий и как миленькие сядут на скамью подсудимых.
– Очень хорошо, товарищ Иванов, – сказал Сталин, – мы тоже придерживаемся того мнения, что к ответу следует призвать кукловода, а куклу, даже если она бешеная, судить бессмысленно. Но сейчас говорить об этом преждевременно, поэтому я хотел бы поговорить на другую тему. Насколько мы понимаем, глубокий прорыв в сторону Балкан был как раз вашей идеей. Вы можете простыми словами объяснить, почему мы должны наступать именно на Балканском направлении, а не в Белоруссии и не в Прибалтике?
– Во-первых, – сказал российский посол, – на Балканах нас ждут. Про элиты говорить не будем, а вот простые болгары, сербы, черногорцы, греки и даже албанцы будут однозначно на нашей стороне. Враждебно, искренне пронацистски настроены боснийские мусульмане и хорваты, хотя, стоит отметить, что и среди них хватает людей, которые всей душой ненавидят нацистов и будут нашими союзниками.
– И в тоже время, – сказал вождь советского народа, – друг друга эти народы ненавидят больше, чем немцев. Сербы и греки крысятся на болгар и те отвечают им такой же пылкой «любовью». А еще там есть турки, албанцы, босняки и хорваты. И все люто ненавидят всех до исступления, которое доходит до грани умопомешательства. Получается картина маслом: «Банка с пауками».
– Албанцы пока вне этой игры, – ответил Сергей Иванов. – Смена настроений у них в нашем мире произошла уже после войны, а в значительной степени после распада системы социализма. Пока они союзники югославских партизан. Как в таких случаях водится, идеология антикоммунистической оппозиции базировалась на жгучем национализме и после своей победы эти господа постарались переплюнуть самого Гитлера. Думаю, что не допустить такого поворота событий вполне в ваших силах. А вот сербов, греков и болгар поссорил между собой македонский вопрос. Все три народа считают эту землю своей. Болгары – потому что они живут на ней с седьмого века по наш день, греки – потому когда-то там располагалось царство Александра Македонского. Сербы – потому что считают, что им самим Богом заповедано объединить вокруг себя южных славян, так же, как сардинское королевство объединило вокруг себя Италию.
– Подождите, товарищ Иванов, – сказал Сталин, – а какое отношение нынешние греки имеют к Александру Македонскому?
– Да, собственно, почти никакого, – пожал тот плечами, – но надо же хоть чем-то обосновывать свои претензии. Кстати, если Балканы не возьмете вы, то там опять укоренятся англичане. При этом, неистово грызясь между собой, болгары, сербы и греки вполне положительно относятся к русским вообще и советским в частности. Думаю, что у вас получится развести по углам драчливых балканских детишек.
– Территориальный вопрос – это такая гадкая штука, что изжога от него остается на десятилетия и даже на столетия, но, с другой стороны, вы правы, – произнес советский вождь. – Стоит Германии ослабеть еще немного – и на Балканах будет не протолкнуться от британцев. А этого не хочется. Но в то же время, если дать болгарам то, что они хотят, то обидятся и сербы, и греки, ведь они уже тридцать лет считают эти земли своими. Нужно ли сейчас затевать новый передел?
– Греки за тридцать лет уже успели изменить этнический баланс на своих северных территориях, – сказал Сергей Иванов. – Частью – путем этнических чисток, частью – через так называемые обмены населения, когда греческую диаспору с территории Болгарии переселяли в Грецию, а также путем размещения на новообретенных территориях беженцев от геноцида Понтийских греков в Турции. Поэтому к вашему времени от сплошного болгарского населения остались только районы компактного расселения, а к нашему – так и вовсе ничего. При этом имейте в виду, что националистическим ядом отравлены даже греческие коммунисты. Для народа, чья государственность была восстановлена после длительного перерыва – это вполне закономерное явление. Сербы ничего подобного в своей части Македонии совершить не могли. У них просто не было лишних людей, чтобы разбавлять ими болгарское население. Вместо того они повелели считать всех болгар в пределах Сербии сербами, решив, что тем самым устранили проблему.
