«Я ходил по лодке от носа к корме, воображая, что брожу где-нибудь в другом месте. Мысленно я переносился на шоссе, забирался в машину и отправлялся в поездку. В другой раз я доставал велосипед и ехал на нем. Поступая подобным образом, я обманывал свой разум, заставляя его поверить, что действительно делаю все эти вещи. Что не просто сижу в лодке – и медленно умираю».
Такие истории очень хорошо, органично ложатся на собственные мысли ребенка в походных условиях. Поэтому я обычно затеваю эти диспуты в момент, когда мы встаем на большой привал (основную стоянку), а дежурные начинают готовить обед. Когда готов костер, подготовлены дрова, вскипячены котлы с первым чаем («досуповым») – и дети слоняются вокруг да около без дела, ибо проголодавшиеся желудки не отпускают ни на какие активности вдалеке от костровища. Поэтому очень удобно именно сейчас собрать группу рядом с костром, рассадить всех на сидушки с наветренной стороны, так, чтобы и дежурные около котлов могли слышать наши дебаты и вклиниваться в них, раздать предобеденные бутерброды (тем более, что и чай уже поспел!) – и предложить небольшую историю, подобную приведенной выше. Обычно они так захватывают детей, что и во время самого обеда и в последующем движении на марше они продолжают обсуждать и спорить на эти темы.
Дискуссии о реальных бедах, катастрофах и критических ситуациях, в которые попадали реальные люди (путешественники, географы, мореплаватели, просто случайно оказавшиеся в дикой природе «бедолаги» – как, например, команда регбистов, летевшая на самолете рейса FH-277, потерпевшем крушение в высокогорьях Анд в 1972 году), позволяют ребенку сжиться с подобной тематикой, не бояться и не чураться её, примерять к себе и своим силам то, что он выделял ранее как подсознательный страх.
С другой стороны, существуют дети, для которых любопытство к подобной «выживальщической» тематике (например, к фильмам-катастрофам) – в крови. Эти наиболее деятельны и в походах, однако часто их теоретические познания больно сталкиваются с отрезвляющей реальностью. У них нет врожденной боязни перед трудностями, но у них она может появиться в случае, если на практике они раз за разом терпят поражения в преодолении трудностей. Тогда они теряют веру в свои силы и начинают надеяться на авторитет более сильных и старших. И здесь очень важно присутствие тех самых лидеров, на которых ребенок будет равняться. Которых он признает авторитетом для себя.
Самый лучший случай в подобной ситуации – это когда лидером и кумиром становится отец. Есть замечательная книжка, где автор описывает свою собственную историю отношений с отцом. Это бестселлер 2009 года пера Нормана Оллестада «Без ума от шторма, или как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни».
«История Оллестада – в чисто практическом смысле … эффективный учебник выживания. По воле отца он с раннего детства занимался серфингом, седлая огромные, не по росту, волны, и спускался с опаснейших горнолыжных склонов. А однажды ему даже пришлось уворачиваться от пуль в Мексике.
Маленький Норм частенько противился такому воспитанию, ведь ему-то хотелось гонять на велике с приятелями и поглощать именинные пироги. Но теперь он понимает, что знания и умения, полученные от отца, впоследствии помогли ему выжить. Спускаясь с горы (где произошла авиакатастрофа, и в которой на его глазах погиб отец), Норман усвоил самый главный урок судьбы. «Жить- это больше, чем просто выживать», – пишет он. В финальной сцене романа сцене романа уже сам Оллестад подталкивает своего шестилетнего сына вниз по склону, навстречу виражам по целинному снегу».
(Esquire, 2009).
И вот тут возникает проблема чисто педагогическая, но с примесью юридической. Если нет «умного, напористого и харизматического» отца, то что остается делать ребенку? Расти «пельменем» в заботливом окружении и непрестанном хлопотании мамочек, тётушек и бабушек? Везде и всюду мы сейчас, увы, встречаем именно эту картину! Картину «безотцовства», а в школе – «безмужчинства». И потому наши мальчики вырастают похожими на девочек.
Чтобы заменить отца в воспитательном плане, мог бы сгодиться хороший мужчина инструктор в полевой среде. Но кто ему разрешит ТАК распоряжаться ребенком? Разве доверят ему, суровому и «неотесанному» лесному бродяге, пропахшему дымом костров и странствий, своё нежное дитятко любвеобильные мамочки, тётушки и бабушки? Конечно, нет! Не доверят! Вот здесь и зарыта большая собака. Чтобы мне увести своих (они действительно по-настоящему МОИ!) детей в лес, мне необходимо преодолеть очень многое. И, прежде всего, женское неверие и недоверие. Какими бумагами, какими документами (чуть ли не заверенными нотариусами) мне нужно обложиться, чтобы не облажаться? Чтобы не обвинили, не расстреляли, не пригвоздили, если (не дай бог!) у ребенка после похода заболит горлышко?!
Как гамельнский крысолов, я увожу детей в лес. Даже без дудочки. И ЧТО видят в этой картинке провожающие нас тревожными взглядами родители (об имеющихся отцах следует сказать особо!) – одному богу ведомо! Но накал страстей я чувствую всей своей спиной. Где гарантии? Где просчеты рисков? Где документация и разрешительные приказы? Да много всего можно тут накрутить! И получается, как ни крути, всего лишь два выхода.
Первый: решиться. Отдать! Принести к моим ногам самое святое! Даже еще непонятно даже для чего, для каких целей!
Второе: оставить дома. Пусть тешится с приставкой. Сидит в планшете и айфоне. Или сходит хотя бы в песочницу под окнами. Там – безопасно.
Оба решения правильные. Но как бы государство не контролировало, проверяло, штрафовало, взыскивало, усиливало меры и усложняло правила, все равно неизбежным остается РИСК. Остается случай. Остается человеческий фактор. От этого всего нельзя, невозможно заслониться никакими документами, правовыми актами и предписаниями. Хоть тресни! Поэтому – есть риск. И риск этот нужно брать на свои плечи родителям. Тут государство мало чем способно помочь. Причем, риски в том случае, когда ребенок остается в городе, в подъезде, на улице, в песочнице, ничуть не исчезают. Они там тоже есть во весь рост! И когда печально вспоминают, что, вот, был случай, когда ребенок погиб при сплаве группы на катамаранах по горной реке (и это, конечно, ужас; что тут говорить!), то почему-то никто не вспоминает, что в это же самое время, за один только день, по стране под колесами машин трагически и нелепо погибло 28 детей.
Случается так, что имеется отец. Случай, в целом, нередкий. Но отец отцу рознь. Скажем, видал я и таких, кто сознательно приводил своего отрока за ручку ко мне – и чистосердечно признавался: «Возьмите его ради всех святых угодников! Сделайте из него мужика (человека, конфетку, хоть что-нибудь!). У меня – не получается!». Когда такой отец расписывается в собственном бессилии, это – гражданский подвиг. Ни много, ни мало! На это нужно суметь взойти. Найти в себе смелось и мужество.
Итак, вопрос можно сформулировать таким образом: безрассудство или настоящая жизнь?
Это ведь как посмотреть! Что считать безрассудством? Что назвать «настоящей жизнью»? Слава богу, все люди разные. И даже один и тот же человек в разные периоды своей жизни может представлять собой совершенно непохожие персоны. Вот, скажем, социологи иногда проговариваются: Молодые должны жить в городах, а пенсионеры – переползать в деревни. Мысль вполне здравая. То есть один и тот же человек в юные годы бьется и воюет за место под солнцем в урбанистическом ландшафте, утверждая себя как истый горожанин. А вот, созрев, поумнев, отрастив пузико, успокоившись (когда уже не тянет на стадионы, арены и в кинотеатры), он же, тот же самый, вдруг начинает копаться в землице, лелеять помидоры или сидеть с удочкой на пруду за околицей тихой лесной деревушки. Так где же протекает настоящая жизнь?
Почему же мы тогда не готовим младое поколение к огородничеству и прудовому рыболовству? Раз оно, поколение, всё равно туда попадет – в огороды и на берега прудов!? А вот кататься с горнолыжных склонов с риском свернуть голову или мчаться на гребне гигантской волны на сёрфе, водить двухместный самолет или штурмовать снежную вершину, форсировать на лошади бурную реку или сплавляться по этой же реке на утлом каяке, путешествовать в самые горячие точки планеты или лезть в жерло только что проснувшегося вулкана, плавать на плавниках акул или преодолевать Сибирь на собачьей упряжке – этому нас кто-то учит в детстве? И нужно ли такое обучение? Не граничит ли оно с безрассудством? Не проще ли, не лучше ли жить спокойной, размеренной жизнью? В которой нет ни риска, ни опасного драйва, ни безумных затей, ни граничащих с катастрофой психических стрессов…
