В обитель снов и сказочных видений.
Равеннский пролог
Зимняя ночь быстро накрыла Равенну. С Адриатики шёл туман. На улицах было не морозно, но сыро и потому – зябко. Большинство жителей уже отдыхали и только немногочисленные часовые перед кафедральным собором Воскресенья Христова, да такая же малочисленная стража у дворца архиепископа обменивались короткими криками подтверждая: город может спать спокойно, что само по себе уже было божественным благом, учитывая наступившие смутные времена.
В одной из тайных комнат епископского дворца еще не ложились. Если кто-нибудь мог подслушать разговор в покоях архиепископа, иногда переходивший почти на шепот, то услышал бы что встретились мужчина и женщина, но это было не любовное свидание полное трепетной неги и страсти, а скорее деловой разговор влиятельных заговорщиков. Один голос принадлежал достаточно пожилому мужчине, он прекрасно говорил на латыни, хотя его кончиковые согласные выдавали уроженца юга Франции. Женщина, уже не девушка, но ещё не старуха, если такой вывод можно сделать только по голосу, тоже говорила на латыни, но по сильному восточному акценту можно было понять, что язык римлян не является для собеседницы языком детства.
– Ты считаешь, что ему нельзя открыть тайну его происхождения!
– Он молод и горяч, узнав, кто он есть на самом деле, как он себя поведет? В данной ситуации для него пока безопасней не знать, чья кровь течет в его жилах. Если он выдаст себя раньше времени, у него появится столько врагов, что он вряд ли доживёт до следующего рассвета! Нет, пусть всё задуманное до поры останется тайной известной только мне, тебе, и нашим друзьям! Наши цели слишком значимы и столь же сложны, чтобы подвергать их случайному риску. С того момента, как я стал наставником Оттона, я, как и его мать-гречанка, готовили императора к великой цели: воссозданию единой Римской империи. Мальчик получил прекрасное образование и наделён смелостью своего деда, но, к сожалению, ему не хватает последовательности и жесткости государственного мужа, многие поступки его импульсивны. Он так часто меняет плащ воина на власяницу отшельника, что идущие за ним князья потеряли направление. Нет, в другой ситуации, как духовник, я только бы приветствовал его религиозные опыты, но только не в лице императора, чья плоть и дух принадлежат великому предназначению, угодному Господу!
– Он продолжает общаться с этим монахом Ромуальдом?
– Да, и как папа, я не могу помещать этому, ведь аскетического праведника почитают за святого.
– Ты больше не веришь, что молодой император сможет осуществить свою миссию?
– В нем течёт кровь славных монархов, слава богу, благодаря влиянию мудрого дожа Пьетро и епископа Гериберта, он всё-таки решил вернуть Рим как воин, прежде чем навсегда стать святым отшельником. Нет, Оттон не станет Карлом Великим, но Господь не оставил нас, он послал мне Николая и тебя – Меридиана!
– Ты что-то задумал? – спросила женщина, которая, как мы теперь знаем, носила странное имя Меридиана.
– Как я сказал тебе: Бог не оставил нас! Оттон сейчас идет на Рим, силы его не велики, но вскоре на помощь должен подоспеть Гериберт с большим войском. Как папа я присоединюсь к ним, взывая итальянцев к покорности. Думаю, император сможет вернуть контроль над Римом с помощью германских мечей, а успех в Италии укрепит веру в него северных князей и герцогов. Когда в империи римлян и франков закончится смута и наступит мир, поддерживаемый германским оружием на равнинах и флотом нашего союзника дожа Орсеоло на море, мы сможем обратить свои взоры на восток. Тем более что и потомок диких гуннов Иштван теперь крещен, и получив от меня корону, не так опасен, как раньше. Чего нельзя сказать о хаджибе аль-Мансуре. Когда в Кордове правил просвещённый аль-Хакам, мы были почти союзниками!
– Возможно, покойный халив и интересовался наукой, но ещё больше влекли его юноши! – насмешливо заметила Меридиана.
– Да простит господь его грех! – воскликнул мужчина, именовавший себя папой:
– Иногда одаренные и интересные люди странны в своих наклонностях. Хорошо, что к моим грехам молва не относит мужеложство, а только связь с красивыми женщинами. Моё рвение к наукам приписывают влиянию дьявола. Так считает чернь, меня же интересует знание, дарованное всевышним. Квадривиум, что необразованная толпа, по своему незнанию, относит к колдовству, я воспринимаю как проявление божественного порядка и точности. Древние трактаты и наблюдение за небесным сводом давно привели меня к мысли, что земля круглая. Тогда, как большинство из моего окружения продолжают считать земную твердь плоской. К сожалению, я не могу делиться знаниями со всеми, разве что с тобой, Меридиана – умная дочь учёного! И если бы аль-Хакам сам не интересовался знаниями эллинов, разве собрал бы он в Кордове столько мудрейших мужей, к коим, безусловно, относился и твой отец. Возможно, тогда бы я, будучи монахом, под руководством своего учителя епископа Ато, не прибыл бы с посольством в Кордову. Сколько милых сердцу знаний, сколько рукописей я привёз из этой поездки, благодаря твоему отцу! И разве не проявление божественной точности, что ты, дочь кордовского философа, наделённая красотой, умом и мужским характером стала моей спутницей! И уж точно божественной милостью является то, что ты, Меридиана, кроме всех возможных достоинств, какими всевышний только может наградить женщину, ещё и имеешь кровь хазарских принцесс!
– Это было так давно, Герберт, что остатки моего народа ни за что не признают во мне кровь каганов Великой Хазарии, к тому же мои предки больше чем триста лет назад крестились, а дед принял ислам.
– Они не признают Меридиану, но женщине, в которой течет кровь Ирины, дочери правителя Боспора, жены императора Константина, обязаны подчиниться, и не важно, сколько столетий прошло, право крови останется правом крови. Тем более что твоё происхождение могут подтвердить наши друзья – твои родственники в Херсоне Трайхейском. – уверенно заявил мужчина, которого звали Герберт.
– Что нам даст признание моей крови народом, держава которого пала под ударами славянских племён.
– Мой замысел велик и труден в исполнении, но вполне понятен в голове. Чтобы соединить империи, нам нужны лояльные императоры в Старом и Новом Риме. Мы поможем навести порядок Оттону на западе, после чего государь может отказаться от мира и служить Господу в обществе святого Ромуальда, возможно, что и Оттон станет святым подвижником.
– Тем более что у него нет прямых наследников – подхватила Меридиан:
– Но как решить вопрос на востоке? В Константинополе правит Василий – это храбрый правитель-воин, его боготворит армия!
– Пускай мы открыто не справимся с Василием, но все мы ходим под Богом! Во-первых: ему давно за сорок, а у него нет наследников. Василий больше заботится о своих солдатах, чем о семье и продолжении рода, он ведь до сих пор холост. Его младший брат Константин не на много моложе императора, к тому же он никудышный правитель, только в отличие от Оттона, государственным делам он предпочитает не молитву, а кутежи, и уж точно не сможет опираться на армию и народ. Что касается мужественного Василия – воинская удача переменчива, однажды он чуть не погиб в битве у Трояновых ворот, кажется, он опять собирается идти походом на булгар и только одному Богу известно, чем закончится это предприятие. На окраинах Романии не спокойно. Прошли чуть более десяти лет с последнего мятежа полководцев, и здесь нам уместно использовать моего воспитанника Николая.
– Но он не знает ни отца, ни матери!
– Зато я знаю всё и могу доказать что Николай – потомок знатного рода. Его героический отец был племянником Никифора, его солдаты два раза провозглашали императором.
– Я слышала, что отец Николая одним боевым кличем мог заставить бежать вражеское войско!
– Молва всегда преувеличивает силу героев, но то, что он был умён, мужественен и опытен в военном деле – истинная правда. Я вижу это по Николаю. С тех пор, как его мать Адралестина, изгнанная на Хиос, опасаясь за жизнь младенца, передала его на попечительство хиоскому монаху, живущему в пещерном монастыре, а тот, в свою очередь, передал мальчика миссии аббатства Боббио, он превратился в сильного мужа.
