— "Страшна их месть! Но, уверяю вас, они страдают сами, муча нас…"* — пробормотал он задумчиво.

— Всё-таки позвони ей, — настаивала дочь. — Я не думаю, что ты сделаешь хуже, чем есть.

— Ладно, — вздохнул Белецкий. — Вот доеду до дома, реанимирую телефон и…

— Хочешь, позвони с моего! — Дашка с готовностью протянула ему свой айфон.

— Нет уж! Чтобы ты тут уши грела… — засмеялся он. — Я позвоню, Даш. Сегодня же, обещаю.

___________________________

*Строки из поэмы Джорджа Байрона "Дон Жуан"

Попрощавшись с дочерью и её женихом, Белецкий, наконец, дождался собственного такси. Правда, уже садясь в машину, он вдруг решил изменить план передвижения.

— Едем на Кутузовский проспект, — обратился он к водителю. Тот скривился поначалу из-за внезапной смены маршрута, но рассмотрев, кем является его пассажир, расплылся в добродушной улыбке.

— А вы что, вот прямо здесь и работаете? — кивнул он на здание театра.

— Вот прямо здесь и работаю.

— Лет двадцать уже не был в театре… — признался таксист. — Я вас больше по кино знаю, по сериалам военным… Этот, как его… "След истребителя"! Как раз недавно повторяли по телеку… А автограф дадите? Для жены…

Почему-то мужчины, обращаясь к Белецкому с просьбой об автографе, всегда прикрывались жёнами, детьми, тётушками или двоюродными племянницами.

— Дам, конечно. Только, пожалуйста, поехали побыстрее.

Разумеется, он сильно рисковал: Анжелы могло не оказаться дома, и тогда он остался бы, как дурак, без связи и возможности вызвать такси. Как бы он добирался к себе? На общественном транспорте? То ещё развлечение…

Но Климова была на месте. Открыла дверь и округлила глаза.

— Какими судьбами? — выдавила она после небольшой заминки. Но ему вдруг показалось, что не так уж бывшая жена и удивилась его приходу…

— Поговорить.

— До утра это никак не могло подождать? — Анжела с досадой передёрнула плечами. — Первый час… И вообще, у меня муж на рыбалку уехал, что соседи скажут? Что ко мне бывший ночами шастает? — она пыталась иронизировать, скрывая свою растерянность, но Белецкий не обратил внимания на эту плоскую шуточку.

— Дай-ка мне свой телефон, — произнёс он, и по тону это была вовсе не просьба. Она захлопала ресницами.

— С какой радости?

— А то ты сама не догадываешься… Ну давай, Анжел, не тяни, я всё равно получу то, что хотел, просто иначе придётся применить силу… Я же знаю, от кого моя жена получила "добрую весть". Так что теперь просто хочу полюбопытствовать, в какой форме это было сделано.

— Вот у неё бы и поинтересовался… — немного струхнув, отозвалась Анжела.

— Скажи, ведь ты не могла знать того, что Кети вдруг полезет целоваться… Как тебе удалось уловить этот кратковременный момент? У меня это со вчерашнего дня из головы не выходит… Не знала ведь?

— Конечно, не знала, — откликнулась она, помедлив. — Поэтому я просто сняла ваш танец на видео… от начала до конца. Начала снимать, даже не подозревая, до чего вы в итоге “дотанцуетесь”.

— Вот как… И затем ты отправила этот видеофайл моей жене?

— Я поступила умнее. Просто заскринила момент с поцелуем, это было легко сделать — нажать на паузу в нужном месте и… — она не договорила. Всё и так было ясно, как день.

— Дай телефон, — повторил Белецкий. Анжела, уверенная в том, что терять ей больше нечего, послушно протянула ему трубку.

В мессенджере моментально отыскалось нужное сообщение среди "отправленных"… Фото, запечатлевшее объятия Белецкого и Кетеван, их соединённые губы… всего лишь миг, но какой красноречивый, если не знать, не видеть и не понимать контекста!.. Фотографию Анжела сопроводила язвительной припиской: "Юношеская наивность и безграничное доверие — это прекрасно, деточка. Но быть слепой глупо и унизительно".

Вот и всё. Вот так, собственно, оно и случилось. Белецкий несколько раз перечитал этот короткий текст, затем поднял глаза на Анжелу и очень тихо спросил:

— Почему?

— Кети моя подруга… — залепетала она неуверенно. — Я просто хотела, чтобы она была счастлива…

— Да чушь это всё, Климова, — быстро, со злостью, перебил он её. — Никогда она не была тебе настоящей подругой. Ты же никого в жизни не любила и не любишь, кроме самой себя. Так что на чувства Кети тебе плевать. На мои — плевать, никакого счастья ты нам с ней не желаешь, ты никому не можешь искренне его желать. Просто ты ненавидишь Галю и мечтаешь разрушить наш брак. С самого начала ты её терпеть не могла, я же помню… Вот только за что? За то, что она моложе и красивее? За то, что искренне меня любит, как и я её?.. Хрена с два Кети твоя подруга! — повторил он в ярости. — Она-то, может, и считает тебя таковой… А ты просто тупо используешь её в своих целях — ну как же, ведь такая прекрасная возможность рассорить меня с женой, не правда ли?! О самой Кети ты думаешь в последнюю очередь.

— А почему я должна о ней думать? — зло прищурилась Анжела. — Ты прав, меня раздражает эта роковая красотка, на которую ты, как полоумный, пускал слюни столько лет. Всегда раздражала. Подумаешь — звезда курса, любимица Мастера! Только и умела, что жопой крутить, ни мозгов, ни особого таланта… Ты порядком утомил всех своими страданиями по этой выскочке. Ах, у Сашеньки личная драма! Ах, у него такая большая и трагичная любовь!.. Ну прямо-таки рыцарь печального образа.

Он замер, поражённый этим открытием.

— Ты ведь… просто ненавидишь нас всех, да? В особенности — меня?

— Да, тебя я больше всех ненавижу, — со свистом выплюнула она ему в лицо. — Ты с самого начала меня бесил. Этакий мажорчик, которому всё дано по праву рождения. Это нам нужно было карабкаться, пробиваться куда-то, набивать шишки и ломать кости… Ты же сразу, одним махом, получил всё: внешность, московскую прописку, талант, а потом и славу…

— По-моему, это достаточный повод для ненависти?

— О, мой дорогой, ты не давал мне расслабиться — постоянно подкидывал всё новые и новые поводы! — расхохоталась она. — В особенности, когда предложил мне фиктивный брак… Как же ты раздражал меня тогда, весь такой порядочный, благородный, разочарованный… облагодетельствовал по полной, ничего не скажешь!

— Могла бы не соглашаться. Смешно выходить замуж за человека, который тебя так бесит. Тем не менее, после нашего развода ничто не помешало тебе крыть меня во всех интервью на чём свет стоит и называть подлецом за то, что я бросил тебя одну с ребёнком, — напомнил он.

— Да потому что ты просто не оставил мне выхода! — она уже почти кричала. — Ты… унизил меня этим браком, а затем и разводом, ты ещё больше меня растоптал… Ты же совершенно не интересовался мной, как женщиной.

— Но ведь и ты меня не любила…

— При чём тут любовь?! — завизжала она. — Ты готов был трахать любую особь женского пола, встретившуюся на твоём пути, но при всём этом я тебя не привлекала вообще. Мы и переспали-то с тобой в первый раз только с моей подачи… сколько у нас всего было? Три раза за целую супружескую жизнь? Это дикое оскорбление для любой женщины, удар по самооценке…

Невыносимо было выслушивать этот поток обвинений, замешанный на лютой ненависти, смотреть на перекошенное лицо бывшей жены. Белецкому хотелось заткнуть уши и закрыть глаза, а лучше — поскорее вернуться домой и принять душ, чтобы смыть с себя весь этот негатив, давивший буквально на физиологическом уровне. Но, похоже, Климова ещё не высказалась до конца. Её несло.

— Потом ты пошёл в гору, стал сниматься всё чаще… Твои поклонницы дежурили под окнами и круглосуточно названивали по телефону, мне даже пришлось отключать его, чтобы звонки не потревожили Дашку… А я всё глубже и глубже увязала в болоте. В этой трясине! В довершение всего, ещё и дочь в тебе души не чаяла. Это стало просто насмешкой судьбы… Дашка любит тебя, всегда любила больше, чем меня, свою родную мать! Ты всегда был ей ближе и пользовался её безграничным доверием и обожанием… Даже когда она узнала правду о том, что ты её усыновил, и пережила первый шок, всё равно ты навсегда остался для неё на первом месте. Ты отнял у меня моего собственного ребёнка, слышишь, Белецкий?