Белецкий вспомнил портрет кисти покойного мужа тёти Нателлы: мать с двумя дочерьми. Удивительной красоты женские лица, столь непохожие друг на друга и в то же время неуловимо близкие.

— Твоя тётя очень красивая, — подтвердил он. — Так что я вполне понимаю, как можно потерять от неё голову с первого взгляда.

— О, там разыгралась настоящая семейная драма! — живо подхватила Кетеван, воодушевлённая его интересом. — Дядя Нодар в те годы был студентом-бессребреником, начинающим художником. Дедушка, разумеется, встал на дыбы: отдать свою старшенькую, любимицу-красавицу, за такого нищеброда?! У которого ни кола, ни двора, ни гроша за душой! Бабушке, наоборот, парень сразу понравился и она пыталась дедушку разубедить, но поначалу на него не действовали никакие уговоры и доводы. Однако дядя Нодар не унывал. Он верил в то, что они с любимой непременно будут вместе. Брал заказы на картины, очень-очень много рисовал, и на все вырученные деньги приносил тёте цветы — каждое утро, в течение года! Представляешь? Всё заработанное тратить на букеты…

— Его не Нико Пиросмани, случайно, звали? — пошутил Белецкий.

— Да-да, истории похожи… — кивнула Кетеван. — Но в случае с тётей Нателлой всё закончилось хорошо. Под напором родных дедушка смягчился и дал согласие на брак.

— Вот видишь, — он попытался её подбодрить, — вода камень точит. Глядишь, и на ваши отношения с Асланом родители посмотрят по-другому…

— Дядя Нодар хотя бы грузином был, — тихонько вздохнула Кетеван.

— И что, после свадьбы тесть изменил о нём своё мнение?

— Конечно. Тётин муж больше не был голодранцем. Ему неожиданно стало везти, появились хорошие богатые заказы, а потом его и вовсе пригласили в Москву, начали устраивать персональные выставки, в том числе и за границей… В общем, дядя Нодар сделался большим человеком.

— А… твоя мама? — помолчав, спросил Белецкий. — У неё тоже были страсти, как в мексиканском сериале?

Кетеван расслабленно заулыбалась.

— Нет, совсем наоборот! У мамы с папой всё случилось спокойно и мирно. Собственно, об этом браке ещё их родители договорились — полушутя, полусерьёзно. Семьи близко дружили, поэтому мама с папой знали друг друга чуть ли не с младенчества. Они привыкли друг к другу. Вместе росли… И как-то само собой получилось, что их будущая женитьба — дело решённое. Они согласились, и живут действительно хорошо, душа в душу… у них очень крепкая семья, этакая "любовь-дружба".

— Странно слышать в наши дни о том, как родители договариваются о браке детей, — недоверчиво покачал головой Белецкий. Кетеван фыркнула.

— О, Сандро, это Грузия! Слушай, если я тебе расскажу, как поженились мои бабушка с дедушкой, ты вообще ума сойдёшь. Бабушку просто похитили!

— Боже, — он закатил глаза. — Как это?

— В общем, бабушку — тогда ещё, конечно, не бабушку, а девятнадцатилетнюю красавицу Тинатин — увидела на улице будущая свекровь. И она решила, что такая девушка непременно должна достаться в жёны её сыну Давиду. Это был Сухуми, сорок девятый год. Впрочем, похищения невест на Кавказе и сейчас случаются, хотя законом Грузии это официально запрещено. В общем, свекровь подговаривает бабушкину соседку, и та обманом заманивает её в дедушкин дом… То есть, похищение — это не мешок на голову и поперёк седла перекинуть, самое главное — чтобы девушка оказалась в доме потенциального жениха. Это же такое пятно на репутации!

— В каком смысле? — не понял Белецкий. — Что в этом неприличного-то? Или жених сразу кидается насиловать невесту, едва она переступает порог его дома?

— Нет, конечно. Дедушка был порядочным человеком и пальцем её не тронул. Но… людям-то не докажешь! Эту фразу можно сделать девизом всего Кавказа… В общем, в дом-то бабушка вошла, а выйти уже сложнее… Ей признались, зачем заманили в ловушку, и она ответила, чтобы позвали её родителей — пусть они и решают. Но свекровь дотянула с этим аж до утра, чтобы наверняка. Расчёт оказался верным: хоть родители готовы были поддержать бабушку и забрать её домой, будто ничего и не случилось, она сама отказалась. Не хотела, чтобы на неё всю жизнь потом показывали пальцем… Так и сговорились о свадьбе.

— Обалдеть, — Белецкий покачал головой. — Что, вот так взяла и вышла за абсолютно чужого человека?

— Дедушка Дато был очень добрым и честным… и красивым, кстати, — она улыбнулась своим воспоминаниям. — Он над молодой женой надышаться не мог. У них родилось трое детей: сын и две дочери. Но мальчик умер, утонул в четыре года. Это случилось по недосмотру дедушки, и мне кажется, что бабушка сердцем так и не смогла его простить, хотя открыто этого не выражала никогда. Она просто очень сильно его любила… У них были удивительные отношения, мне они в детстве казались ужасно смешными. Бабушка постоянно ворчала на него, а он только улыбался в ответ и говорил что-то доброе. Ни разу не видела, чтобы они поссорились, поругались…

Она сцепила пальцы в замок и устроила на них подбородок, задумчиво вглядываясь в темень за кухонным окном.

— Потом, — глухо сказала она, — в девяносто втором, началась война…

Голос был бесцветным, но лицо перекосила страдальческая гримаса. Видно было, что ей тяжело об этом говорить.

— Дедушка с бабушкой до последнего не хотели уходить из дома, который сами построили. Мы с родителями уехали в первый день войны. Позже дедушка отправил бабушку прочь с семьёй друзей, практически силой заставил. Ты знаешь, как они добирались до Грузии? Пешком, через перевал… Пока они шли, мы просто не знали, где они, как, живы ли вообще… позвонить и связаться было неоткуда. Бабушка не любит вспоминать о том, что им пришлось пережить во время того жуткого путешествия. Это был настоящий кошмар… На них нападали, грабили, насиловали женщин… У людей буквально ехала крыша. У одной женщины ребёнок сорвался в обрыв, с ней случилась истерика, а муж заявил ей: "Успокойся, я тебе нового сделаю!"

Помолчав, Кетеван перевела взгляд на Белецкого и спросила:

— У тебя есть сигареты?

Он молча протянул ей пачку и зажигалку. Она затянулась, вновь погружаясь в воспоминания.

— В нашей семье из мужчин остались только папа и дядя Нодар, муж тёти, потому что просто физически в этот момент был в России… Впрочем, он умер в том же году — сердце не выдержало. Тогда-то меня и отправили в Москву, чтобы поддержать тётю. При мне она старается бодриться, не показывает, как сильно тоскует по нему, но… я много раз видела, как она разговаривает с его туфлями, обнимая их при этом… А дедушка… дедушку сожгли в доме.

Он видел, как мучительно ей даются эти слова. Встал, обошёл стол, остановился позади Кетеван и положил ладони ей на плечи в успокаивающем и одновременно оберегающем жесте, который как бы говорил: не бойся, я с тобой, ты в безопасности.

— Не надо… — мягко сказал он. — Не рассказывай, если тебе трудно. Ты не хочешь об этом вспоминать? Лучше иди и поспи. Уже поздно.

Кетеван закрыла глаза, благодарно потёрлась щекой о его руку.

— А ты ляжешь со мной? — просто спросила она.

Поначалу Белецкий решил, что ослышался. Видимо, подсознание услужливо подсунуло ему то, что он сам втайне хотел от неё услышать.

— Что, прости? — проверил он.

— Ты ляжешь со мной вместе? — повторила вопрос Кетеван, спокойно глядя ему в глаза, точно предлагала что-то совершенно рядовое и банальное.

— С тобой… в одну кровать? — он почувствовал, как щёки против его воли опалило жаром.

— Да. Мне просто… одиноко, — сказала она. — Не смогу сегодня заснуть одна. Не думай обо мне плохо, Сандро, пожалуйста. Клянусь, я не стану тебя провоцировать и вообще… ничего такого.

“Ты издеваешься?!” — хотел было спросить он язвительно, но почему-то ничего не сказал. Заколдовала она его, что ли… Не зная, зачем поддаётся на эту дикую провокацию, он всё-таки встал и послушно двинулся вслед за ней в спальню. Там она моментально нырнула под одеяло и на некоторое время затихла, ожидая, когда Белецкий устроится рядом. Идиотская ситуация…