4. Шисуи/Наруто: 17
5.Итачи/Шисуи/Наруто: 17
6.Гаара/Наруто: 5
7. Саске/Гаара/Наруто: 6
8. Саске/Итачи/Наруто: 9
Голосование еще открыто. Скажу сразу, гет для меня новинка, так что позязя, укажите где тут жопа. Я знаю, где то она точно притаилась, не может все быть так хорошо!..
Вначале они обсуждали, как заставить Саске уснуть.
====== Глава 19. Наедине с Дьяволом. ======
Забуза Момочи, Демон Скрытого Тумана, один из Семи Мечников... Сейчас, находясь запечатанным в печати, он осознавал все. Создатель печати, определенно, был гением, ведь все процессы в теле останавливались, и единственным, чем мог заниматься заключенный, было размышление. Он бросил обреченный взгляд единственного глаза на разорванную грудную клетку, и невольно погрузился в воспоминания... *** В тот день все было как обычно. Рядом шел Хаку, его оружие, хотя в том, что мальчик был его оружием, Забуза уже сомневался. Слишком он привязался к обладателю Стихии Льда. Все было как обычно. Абсолютно все.
Ровно до тех пор, пока в глазах не потемнело.
Очнулся Забуза уже в каком то подвале за решеткой, и на миг в голове задержалась мысль о тюрьме. Впрочем, надолго она не задержалась. Рядом, в соседней клетке, лежал бессознательный Хаку, и Момочи невольно сглотнул, поняв, что сейчас он настолько уязвим, насколько это вообще возможно. Что в любой момент посетители могут сделать с Хаку что угодно, и нукенин ничего не сможет сделать. Дверь со скрежетом открылась, и Забуза оглядел вошедшего человека. Это был невысокий, даже хрупкий внешне парень в плаще, скрывающем все тело, кроме головы. Его иссиня-черные волосы с белоснежными прядями спускались до узких плеч, а насыщенно-синие, словно море, глаза смотрели с детским интересом, любопытством и какой-то странной задумчивостью. Внешне он был безобиден, но... что то кричало о том,том что он опасен, что нужно бежать от него как можно дальше... Парень приветливо улыбнулся настороженному Забузе, и его инстинкты буквально взвыли об опасности. — Привет. Я Итоми Канаку*. А ты Момочи Забуза, да? Впрочем, что ж я спрашиваю, это и так очевидно. — он хихикнул, и нукенин ощутил противоестественный страх. Этот Итоми явно был не милым добрым парнем, пусть и слабым. Да, чакры в нем почти не было, но один его характер, его намерения ощущалось на истинктивном уровне, и это пугало. Очень пугало. — Молчишь... даже не поздороваешься? Какие нынче невоспитанные нукенины... — он звонко, с оттенком безумия рассмеялся высоким голосом, вероятно, считая это смешным, но уже через минуту резко замолк, хмуро глядя на Забузу. — Почему ты не смеешься? Это же так весело. Смейся! Момочи нахмурился, и Канаку подошел к Хаку. — Смейся! — приказал он напрягшемуся нукенину, и тот натянуто хохотнул. Но это не понравилось Итоми. Он тяжко вздохнул, доставая из-за пазухи что то отдаленно напоминающее нож, и одним точным движением отрезал Хаку руку. Тот даже не дернулся, и впервые Забуза эгоистично порадовался тому, что его всегда очень сложно привести в сознание. Кровь быстро вытекала из обрубка руки, и Мечнику Тумана почти физически больно было смотреть на это. — Смейся! Иначе я перережу ему горло! — повторил приказ Канаку. И Забуза смеялся. Он еще не знал, что будет должен смеяться еще кучу раз, смотря, как Хаку уродуют, как он кричит и с мольбой смотрит на бессильного перед этим парнем Момочи Забузу... *** Забуза не знал, почему не мог даже двинуться в присутствии этого Итоми Канаку. Вероятно, это была какая то парализующая печать. Он не хотел смотреть, но Канаку раз за разом поворачивая его голову в сторону Хаку, снова и снова открывал ему веки... И Забуза смотрел, как Хаку пытают. Как над единственным дорогим ему человеком проводят какие то опыты, отчего тот истошно кричал, выгибался, ломая себе позвоночник... и смеялся. Смеялся-смеялся-смеялся.
Потому что иначе этот псих перешел бы к тому, что называл “тяжелой артиллерией”. Один раз он показал Мечнику эту самую “артиллерию” на еще одном подопытном.
И даже вспоминать, что происходило с жертвой ученого, не хотелось, а именно ученым и был Итоми Канаку. Несмотря на садизм, безумие и внешнюю молодость — а он выглядел от силы на шестнадцать лет — он был настоящим знатоком своего дела. Именно он, казалось, знал в области науки больше, чем легендарный Змеиный Санин Орочимару — но сам Итоми так не думал. Он считал, что до Змеиного Саннина ему еще расти и расти. О том, почему до сих пор над ним не провели ни одного опыта, Забуза старался не думать. Старался. Пока в один из слившихся в один дней не нашел Хаку, вернее, то, что от него осталось, в соседней камере. А затем пришел Итоми и с безумной ухмылкой рассказал о том, что теперь с Хаку. Он убил его. Итоми Канаку убил Хаку и пересадил его ген, отвечающий за Кеккей Генкай Забузе. Убил.
Потому над Момочи и не ставили экспериментов. Был нужен чистый лист.
Невозможно описать, что он тогда испытывал. Злость, отчаяние, боль, бессилие... но сильнее всего была ненависть. Та самая,же от которой сводит зубы, а глаза застилала кроваво алая пелена. Хаку. Его оружие. Его маленькое, хрупкое с виду оружие, что столько времени сводили с ума лишь ради того, чтобы в его теле произошла какая то научая фигня и можно было извлечь ген целиком. О том, как можно извлечь ген не целиком, Забуза до сих пор не хотел даже думать. Итоми рассчитано все. Он держал Мечника Тумана в блокирующих чакру браслетах, под парализующей печатью... но он не учел, что внедренная, еще не прижившаяся Стихия будет нестабильна и ей будет плевать на сдерживание чакры. В тот день лаборатория Итоми Канаку была уничтожена, а самого ученого Забуза так и не смог найти, искренне надеясь, что он мертв. В тот день он твердо решил стать сильнее настолько, насколько это вообще возможно. В тот день он понял, что часть Хаку всегда будет рядом. В его венах, крови, теле. С того дня Забуза стал почти одержим тренировками. Он и сам не знал, зачем ему сила, но упорно продолжал изнурять себя, мучить организм и СЦЧ. И все казалось, что Хаку, мягко улыбаясь, стоит в тени дерева...
Резко он ощутил, что его сжимают, и уже через мгновение тело вновь пронзила боль, а он понял, что находится в подвале. Не в том, что был у Итоми, но все же... А из тени ему безумно, одновременно нежно и ненавидяще улыбалась девушка с алыми, как кровь, волосами. И нукенина SSS++ ранга от этой улыбки бросили в холодный пот. — Я надеюсь, ты не думал, что Демон Листа простит тебе попытку убийства своего верного пса?.. Комментарий к Глава 19. Наедине с Дьяволом. * Итоми Канаку — 痛みの科学 — Наука Боли. Не придумала ничего оригинальнее, уж простите. Но как звучит мне почему то нравится. Итоми Канаку... Итак... я думаю, стоит ли знакомить Итоми Канаку с Наруто (в положительном ключе, может даже друзьями станут) и стоит ли вообще оставлять Канаку, или убить его как нибудь бесславно по тихому? Просто мне Канаку нравится... я вообще психов люблю... он вообще на психа то похож? Это моя первая попытка сделать сумасшедшего... Я не нашла то, что искала, но вот все, что мне понравилось. Более менее. Выбирайте любого и считайте, что это Канаку.
https://www.pinterest.ru/podnebesye99/%D0%B8%D1%82%D0%BE%D0%BC%D0%B8-%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BA%D1%83/
Скажу сразу, это Наруто, да. В Конохе, то есть спустя кучу времени. Это по сути небольшое путешествие во времени, Наруто сейчас у Тадзуны, а этот эпизод происходит уже по возвращении в Лист.
====== Глава 20. Только тронь ее, и я устрою здесь кровавое месиво. ======
У Наруто душа нараспашку и глаза, голубые-голубые, совсем как небо, смотрят только вперед, а на его губах всегда сверкает улыбка…
Наруто олицетворение самой жизни и ассоциируется с солнечным светом, который своими лучами разгоняет мрак и топит лёд в сердце. Наруто невероятно сильный — это Саске знает, как никто другой, и не из-за своей силы. Просто он спас потерянную душу, тонущую во мраке. А еще Наруто никогда не сдается. Никогда. Это Саске тоже знает, как никто другой. Наруто улыбается ярко, светло, одной только улыбкой прогоняя тьму, внушая надежду и веру в лучшее. Этот свет, словно наркотик, манит и одновременно отталкивает детей тьмы, боящихся обжечься об это маленькое солнце. И Саске еще даже не осознает, что уже давно зависим от этого наркотика. Он огрызается, прожигает ненавидящим, полным скрытого даже от него самого страха светлого мальчишку, еще не зная, что никогда не сможет убить этого человека. А Наруто, будто и не замечая страха Учихи, все также ярко, тепло улыбается, звонко, заразительно хохочет и не замечает невольной, незаметной ответной улыбки на чужих тонких губах. И Саске сбегает уходит из деревни, лишь бы не видеть этой улыбки, не слышать этого смеха, от которого приятный холод тьмы пропадает и становится тепло. Для ребенка, забывшего, что такое тепло, этот свет кажется нестерпимым. Он слепит глаза, прогоняет тьму, выжигает на сердце свой след. А Наруто, несмотря на угрозы, злость, пренебрежение, презрение Учихи, упорно идет за ним. Он будто не замечает, что рука его сломана, что сам он весь в крови — слуги Орочимару были вовсе не милыми ребятками — и упрямо, с ярким огнем в глазах идет за ним, останавливаясь лишь когда, Таюе надоел громкий мальчишка, и она его вырубает. Саске даже себе бы не признался, что тогда испугался, боясь за его жизнь. Слишком сильным был удар девушки... Именно тогда Саске и понял, что Узумаки Наруто — настоящий монстр, чудовище, похуже запечатанного в нем Кьюби. Кьюби был предсказуем, было понятно, чего он хотел, он сам состоял из тьмы. Наруто же... А Наруто уже не так ярко улыбался. Появилась серьезность, стало меньше яркости и слепящего света. Зато глаза его сияли все также ярче солнца. И Саске ненавидел его за это. Мальчишка все также искал его. Прошло много времени, все уже забыли о нем, но не упрямый Узумаки. Он все также бегал по всей Стране Огня, он даже нашел все лаборатории Орочимару, чего до него не смог сделать никто. Саске убил брата, достиг своей цели, но от этого почему-то на сердце стало еще тяжелее, а глаза щипало. И тут опять как черт из табакерки выскочил Наруто, врываясь ураганом в его мирную, размеренную жизнь далеко не безобидного нукенина и уничтожая, рассеивая, развеивая к Биджу его тьму, игнорируя возражения, нежелание самого Учихи менять уютную бездну на горячий свет. И улыбался. Улыбался все также ярко, светло, тепло, но уже ни черта не всепрощающе. И все также смотрел. Смотрел все также открыто, наивно хлопая ресницами, и, казалось, эти небесные глаза отражали весь свет в мире. А потом началась Война. Кровь. Убийства. Боль. Страх. Нет, не страх. Животный ужас, от которого подгибались колени и в глазах темнело. Предательства сплошь и рядом. Дышащая в спину тень ухмыляющегося Шинигами, только и ждущего, когда им всадят кунай в спину. Это дыхание смерти, ее присутствие, ее запах навеки въелся в память Саске, во взгляд и улыбку Наруто. Этом металлический, с оттенком ржавчины запах крови давно стал вечным спутником яркого блондина — лишь по этому запаху Саске мог найти его в толпе. А Наруто улыбался. Уже не так ярко, не так невинно, совершенно недоверчиво и по прежнему тепло. А Наруто смотрел. Уже не так открыто, наивно, не так светло. Смотрел, и в этом взгляде, где-то в самой глубине, притаился лед. Скрылась ненависть, скрылась внутренняя сила, мощь и вечное упрямство. Скрылась, притаилась пронзительность и совершенно недетская жесткость, а порой и жестокость. Затаилась, подобно дикому зверю, выжидая момент, когда жертва станет наиболее уязвима. А Война закончилась разгромным поражением Мадары, Джуби, Кагуи и яркой, наивной, слепяще-светлой, насквозь фальшивой улыбкой Наруто Узумаки, Героя Четвертой Мировой Войны Шиноби. Сопротивляться Саске уже не мог. Только не этой теплой, усталой, слишком взрослой улыбке и мягкости в потемневших синих глазах. Только не этому теплу, по которому, как оказалось, скучал. Только не этой безмолвной поддержке, после вечного одиночества кажущейся чем-то нереальным. И он вернулся в Коноху. С тех пор Учиха Саске стал вечной тенью монстра по имени Узумаки Наруто.
