Лазить по чужим садам его толкала исключительно любовь к острым ощущениям, а не жажда наживы или желание полакомится фруктами. К тому же повсюду росли шелковицы – черная, белая, розовая, они манили к себе постоянно. И мальчик приходил домой с синими губами и липкими ладонями, отказываясь ужинать оладышками или варениками, которые готовила его бабушка. Зимой мальчик ел с гораздо большим аппетитом, потому что зимой ни черешни, ни шелковица не растут. Поэтому приходилось уплетать и вареники, и оладушки. И все же рос он худеньким, хотя и жилистым пацаненком. К тому же, сказалось отсутствие мужского воспитания – драться Никита совсем не умел. А когда его били, быстро опускался до банального рёва, девчачьих слёз.
И за это он себя ненавидел, но все же ничего не мог с собой поделать.
Потому что панически боялся драться.
И если бы кто-то тогда сказал ему, что спустя много лет он станет мастером кун-фу и чемпионом страны, а еще – призером чемпионатов по различным видам единоборств, то мальчик бы подумал, что над ним издеваются. Ведь тогда и слова-то такого – кун-фу – никто не знал. Даже про каратэ еще никто не слыхал: было начало 70-х, расцвет социализма в отдельно взятой стране. И максимум, чем можно было тогда заниматься – это бокс или самбо. Вот только не повезло мальчику ни с боксом, ни с самбо…
Тогда не повезло.
Никита с детства хотел заниматься спортом. Однако был отдан мамой в музыкальную школу – учиться играть на баяне. Но, видимо, спортивные гены папы-футболиста очень сильно забивали желания матери. Кстати, тоже спортсменки – она была в прошлом перворазрядницей по велоспорту. Но Раиса Васнецова почему-то оставила спорт в покое и постоянно тянулась к искусству.
Даже пыталась писать стихи.
Позже Никита случайно прочтет несколько ее стихотворений. Он даже не сразу поймет, что это – стихи его мамы. Просто, разбирая на чердаке старые бумаги и роясь в старых грампластинках для патефона, вдруг обнаружит пару тетрадок со стихами. И начнет читать. Увы, они не произвели на него какое-нибудь впечатление. Ведь к тому времени он сам уже давно писал стихи, их даже опубликовали в местной областной газете. Поэтому простенькие рифмы типа «высокое»-«далекое» или «тень»-«лень», а также пафосные и полные оптимизма оды женскому труду и воспевание несчастной женской судьбы не тронули его душу.
Но, видимо, мама его не зря подалась в театр, где, кстати, встретила его папу. Так что, практически, тяга к прекрасному послужила причиной появления на свет Никиты.
Который по наследству получил эту самую тягу.
Только тянуться к искусству стал уже в более зрелом возрасте.
А в детстве его тянула мама.
Причем, за уши.
Одним словом, пришлось мальчику приобщаться к прекрасному. Он и приобщился, вот только ненадолго.
Рядом с музыкальной школой, где Никита мучил баян, находился открытый бассейн общества ЦСКА. И поскольку он был открытым – то есть, просто под открытым небом – мальчишки и девчонки, посещавшие и музыкальную, и обычную среднюю школу, постоянно проходили мимо. И засматривались на стройных пловцов, которые отмахивали свои ежедневные километры по 25 метров туда-обратно – бассейн был маленьким. Так что уже через месяц Никита забросил «музыкалку» и отправился учиться плавать. Воды он не боялся с детства, летом на пляже стремглав бросался в воду, даже однажды чуть не утонул – но плавать не умел. Поэтому его так тянуло в бассейн.
Мама сильно расстроилась, и попробовала было, как в анекдоте «утонешь – домой не приходи» отговорить сына, но не тут-то было – если надо, сын становился твердым, как скала. Поэтому вместо карьеры музыканта Никита решил начать карьеру спортсмена. И первым делом пробовать себя в роли пловца.
Пять лет занятий плаванием чемпионом его не сделали. Зато ангины куда-то ушли, хронический тонзиллит сначала стал не хроническим, а потом вообще уплыл, и простуды из постоянных спутниц стали какими-то почти случайными знакомыми. В общем, Никита стал довольно здоровым мальчиком, мышцы его окрепли и – невероятно – пару раз он даже смог дать отпор в школе, когда его пытались отлупить. И хотя до супермена ему было еще очень далеко, спорт стал началом становления его, как личности, помог укрепить характер и воспитать волю.
Глава седьмая, которая открывает один из страшных секретов Никиты.
До четвертого класса жизнь Никиты Васнецова не изобиловала какими-то яркими и запоминающимися событиями. Разве что одно омрачало его безмятежные дни, точнее, ночи – он, словно маленький ребенок, не контролировал себя во время сна. И утром просыпался от того, что его организм предательски подмачивал его репутацию. Как в буквальном, так и в переносном смысле. А мама, которая не отличалась тактом в этом вопросе, вместо того чтобы поговорить с сыном, успокоить его, попробовать разобраться в проблеме, еще и стыдила ребенка. Тем самым только усугубляла постыдную болезнь под названием «энурез».
Это был самый первый страх Никиты – страх, что о его слабости узнают в школе или соседи, или его приятели, живущие по соседству. Он по-прежнему настолько крепко спал, что не просыпался даже тогда, когда надо было идти на горшок. И продолжал совмещать пробуждение и поход в туалет по-маленькому. Практически ежедневно вывешенные для сушки еще совсем недавно белые простыни напоминали о его капитуляции перед особенностями Морфея. И это было ужасно.
Но как-то случилось так, что Никита уписался прямо в классе.
Однажды на уроке он поднял руку и попросил учительницу разрешения выйти. Мальчик постеснялся сказать, что хочет в туалет. А учительница была молодой и неопытной, до конца урока оставалось всего каких-то 15 минут… И она не разрешила. Через 5 минут Никита понял, что терпеть больше нет сил, и предательская струйка потекла по штанине. Когда он поднялся из-за парты, учительница, наконец, врубилась, в чем дело.
Но было поздно.
Потому что врубился весь класс.
Испуганная училка вместе с учеником вышла в коридор, довела его до туалета, хотя в этом уже не было необходимости, и, не зная, что делать, просто отпустила Никиту домой. Что стоило ему на следующий день прийти в школу, в свой класс – этого не знал никто. Маме про тот случай, конечно же, он не рассказал. Никита вообще почти ничего не рассказывал матери. Впрочем, мальчик по-прежнему видел-то ее редко – днем она работала, а по вечерам все еще училась.
Удивительно – на следующий день в классе никто не вспомнил про вчерашний конфуз. Почти никто. Были, конечно, некоторые, кто смотрел на него с ухмылкой, но Никита постарался не придавать этому значение. К тому же вскоре случились два важных события в его жизни: первое – его мама нашла, наконец, себе нового мужа, второе – они переехали к нему, то есть – на новую квартиру. А это значило, что Никиту должны были перевести в другую школу. Поэтому не стоило так переживать из-за того, что кто-то не так на него посмотрел.
Наверное, именно этот случай, или, как сегодня модно говорить – стресс – сыграл свою положительную роль: мальчик перестал по ночам «плавать». А, если уж припекало, просыпался и шел в туалет. Семья Никиты, хоть и переехала к новому папе, а точнее, к его маме, то есть, к новой бабушке Никиты, по-прежнему жила в частном доме. Если еще точнее – во времянке. А это означало, что такие удобства, как санузел, располагались во дворе и назывались попроще – сортир типа клозет.
Одним словом, душ и умывальник заменяли бочка с водой и классический рукомойник, висевший на дереве, а собственно туалет – деревянное строение, похожее на большой «скворечник». Только дырка там находилась внизу. И вместо унитаза на небольшом помосте посредине «скворечника» красовалось такое круглое отверстие, куда еще надо было научиться попадать.