Из открытого настежь окна веяло вечерней прохладой. Рыжая полоска у самого небосклона обещала новый жаркий день, вплеталась нежным градиентом в редкие пурпурные облака, сливалась на горизонте с черепичными крышами лондонских коттеджей. Едва различимый дымный аромат роз перемешивался с запахом истомившегося в жаре духовки сочного куска телятины. Гермиона, обвязавшая фартук прямо поверх делового костюма, сосредоточенно помешивала овощное рагу.

- Тебе сказано – отпуск проведем в Норе. Мама позаботится о Розе и Хьюго, а мы сможем, наконец, побыть вдвоем, - Рон изо всех сил старался не повышать голос, отчего говор его приобрел вибрирующие нотки и казался излишне гортанным.

- Мало ли что ты сказал, - нараспев откликнулась Гермиона, не глядя бросив щепотку трав в свое варево. Ей совершенно не хотелось провоцировать супруга. Но эти его бесконечные патриархальные попытки поставить тот или иной ультиматум раздражали порой даже сильнее розовых кофточек Амбридж.

- И как это понимать? – Рон приблизился к ней вплотную и, воспользовавшись существенной разницей в росте, грозно воззрился на жену сверху вниз.

- Понимай это так, что в свой собственный, единственный в году отпуск я хочу отдыхать, а не резать картофельный салат на дюжину родственников, - Гермиона раздраженно пожала плечами и потянулась к шкафчику за тарелками.

- Но мама никогда не заставляет тебя помогать по хозяйству, ты сама предлагаешь. Да и палочка тебе на что? – не совладав с нахлынувшим возмущением, Рон ударил кулаком по столешнице.

- Папочка? – маленькая Роза выбежала из гостиной, испуганная громким звуком. Она прижимала к груди плюшевого гиппогрифа и тревожно взирала на родителей, которые последнее время ссорились слишком часто. – Не ругайтесь, пожалуйста.

- Мы не ругаемся, милая, - Гермиона ласково пригладила непослушные волосы дочери и не терпящим возражений тоном велела прочитать до ужина ещё одну главу истории магии.

Девочка с неохотой покинула кухню. Под пристальным взглядом матери послушно уселась на подоконник. С тяжелым вздохом углубилась в толстый учебник, едва ли написанный языком, способным заинтересовать четырехлетнего ребенка.

- Ты не ответила, - педантично напомнил Рон, извлекая из холодильника банку вишневой шипучки. Одно неосторожное движение, и лежавшие рядом брикеты с творогом рассыпались по полу.

- Ты можешь быть аккуратнее? – Гермиона закатила глаза и, собирая торопливо упавшие продукты, взялась объяснять свою точку зрения в той особой поучительной манере, что так раздражала на уроках всех однокурсников. – Конечно же, она не заставляет меня помогать. Но что я буду за невестка, если усядусь в шезлонге с Джойсом, пока миссис Уизли готовит обед или прибирает дом?

- Что ещё за Джойс? – нахмурился Рон, но сообразил, что супруга опять упоминает какого-то магловского писателя, потому что лицо её обрело то оскорблено-высокомерное выражение, что возникало всякий раз, когда муж проявлял непозволительное, по ее мнению, невежество по отношению к книгам.

- По этой причине мы втроем отправимся на Лазурный берег. Будем купаться в море, есть буйабес и анчоад, спать до обеда. Может быть, съездим одним днем в Монако, - Гермиона мечтательно прижала руки к груди, сгрузив собранные пачки творога на стол.

- Я не зарабатываю столько, чтобы провести две недели во французском отеле, - выдавил из себя Рон, ощущая, как пунцовый румянец заливает щеки.

- К счастью для нас, столько зарабатываю я, - улыбнулась женщина, преждевременно решив, что спор на этом можно считать исчерпанным.

- Ну вот опять, - от злости у Рона побагровели даже кончики ушей. – Ты не можешь упустить возможность напомнить мне, что получаешь больше, да? Я устал, Гермиона. Ты постоянно высмеиваешь мои решения. Ведешь себя так, будто глава семьи – ты, а не я. Критикуешь меня и мои идеи. Пожалуй, я поживу несколько дней не дома. А тебе, дорогая, нужно всерьез задуматься о своем поведении, если наш брак для тебя ещё хоть что-то значит.

- И где же ты собираешься ночевать? – Гермиона растерянно оправила фартук, скрестила руки на груди, словно неосознанно желая защититься от ранящих слов.

- А это тебя уже не касается, - неправдоподобно спокойным голосом отозвался Рон и, не прощаясь с женой и детьми, торопливо вышел на крыльцо, откуда трансгрессировал с негромким хлопком прямо в домашних тапочках.

Гермиона не бросилась за ним в бессмысленной попытке остановить или успокоить. Не сползла по стене, пряча заплаканное лицо в ладони. Не позвонила маме, чтобы пожаловаться или выплеснуть нерастраченный гнев.

Гермиона давно переросла тот возраст, когда лучший и единственный ответ на неурядицы в отношениях – эмоции. Потому она спокойно достала из духовки запекшееся мясо. Погасила огонь под кастрюлей с рагу. Покормила ужином детей и, прочитав им перед сном пару сказок, устало вышла на крыльцо.

Прижавшись щекой к шершавому столбику, выкрашенному белой краской, Гермиона уставилась невидящими глазами в стремительно темнеющее небо. Звезды складывались в угловатые фигуры, выученные отважной гриффиндоркой назубок в далеком детстве. В памяти зазвучал спокойный голос профессора Синистры: «В соответствии с греческой мифологией, это созвездие названо именем Кассиопеи в честь жены эфиопского царя Кефея. За свое хвастовство Кассиопея была привязана к креслу, сидя на котором, обречена кружиться вокруг Северного Полюса, переворачиваясь головой вниз».

На долю секунды воздух исказила мелкая рябь, и на крыльцо шагнул Гарри Поттер. В джинсах и незатейливой клетчатой рубашке он ничем не отличался от дюжины соседских мужчин. Тех, что провели школьные годы на вечеринках и задних рядах кинотеатров, а теперь учили детей кататься на велосипедах, выгуливали собак и чинили что-то под капотами машин. Только скрытый под взлохмаченной челкой шрам не выцвел со временем, не сравнялся с кожей. Словно история о мальчике-который-выжил нуждалась в дополнительных напоминаниях.

- Гарри, что-то случилось? – встревожено спросила Гермиона. Когда тебе тридцать, даже самые лучшие друзья не приходят в гости без предупреждения.

- Это ты мне скажи, - мягко откликнулся он, заключая подругу в крепкие объятия.

- Стало быть, Рональд отправился жаловаться к вам, - она неодобрительно сощурилась.

- Не угадала, - Гарри чуть покачал головой и, предвосхищая дальнейшие расспросы, пояснил: - Миссис Уизли прислала Джинни письмо.

- Обвиняет меня? – с легкой грустью уточнила Гермиона и тут же передернула плечами. – Нет, лучше не отвечай. Даже знать не хочу.

- Как скажешь, - запустив руки в карманы, какое-то время он молчал. Рассеянно разглядывал аккуратный палисадник под окнами. Припоминал безрезультатные попытки Джинни сохранить жизнь хотя бы неприхотливому фикусу.

- Пойдём в дом, - Гермиона изобразила на лице вымученную улыбку. – Мне как раз подарили бутылку роскошного Пино Нуар. Все думала, когда представится случай её открыть.

Устроившись на мягком диване, Гарри аккуратно отодвинул в сторону целый ансамбль декоративных подушек, вышитых заботливой рукой миссис Уизли. Привалившись к массивному подлокотнику, он наблюдал, как Гермиона разливает по бокалам рубиновый напиток, выкладывает на тарелку кубики сыра и спелые груши, поправляет машинально стопку книг на краю журнального столика.

Иногда, отбросив призму детской привязанности и привычки, он видел ее другими глазами. Забывал зацикленную на учебе девчонку с вороньим гнездом вместо прически, забывал верного боевого товарища с кладовкой вместо сумочки, забывал жену лучшего друга. В такие моменты Гермиона представала перед ним красивой молодой женщиной. Амбициозной, привлекательной и очень грустной.