За нарушение правил, предательство мира и неуважительное отношение к Верховному Жрецу, которое он же и приписал мне, я был приговорён к сорока пяти ударам «Адской Плети» и казне. Я не заслужил этого, но был готов. Уж слишком долго я мучился на этой земле в мире живых и мертвых. С меня достаточно.

Палач сильно затянул веревку на руках и подошел к рычагу. Оторвав меня от пола, я взглянул на Стефана, что спокойно наблюдал за происходящим, со сложенными на груди руками.

Вместе мы прошли долгий путь, прошли ложь, предательство, победы и поражения, но всегда были вместе. Сейчас, все в прошлом. Я одной ногой в аду, а он лишь наблюдает. Раньше, в прошлом, лет двадцать назад, он бы отдал собственную жизнь за мою, лег бы на колючую проволоку, начал войну за нашу дружбу, а сейчас…

Взяв «Адскую Плеть» ко мне подошел мужчина в грязном, потертом плаще с капюшоном на голове и посмотрел мне в глаза.

«Простите» — прошептал молодой парень, что так же знал меня. Я лишь кинул.

Я не мог избежать участи, от смерти не спрячешься, если суждено, она придет, и лишь чудо сможет спасти…

Несколько ударов распороли куртку и пронзили кожу. Я прочувствовал то, как разошлись ткани, и сморщился от неимоверной боли.

По началу, боль такая сильная, что хочется сразу же перейти к казне. На двадцать шестой удар плети, я не смог чувствовать боли, она стала привычкой. Деревянный пол окрашивался в кровавые оттенки, а на стенах появлялись брызги.

Глаза становились тяжелыми, а подсознание начало выдавать картинки, те самые, что прятались в потайных уголках. Мы — люди, странно устроены, мы часто запоминаем плохое, оно ярче откладывается у нас в голове, а вот счастью мы не даем главную роль, счастливые моменты, роскошь, которую не уважают.

Макс, сын, которого я любил всем сердцем.

Его первые шаги, разрисованные стены, первый поход в школу.

Людмила, жена, опора и поддержка.

Первая встреча и любовь, что затмевала разум, и заставляла дрожать руки, первый поцелуй, свадьба.

И многие другие, … которые не дошли до моего сознания, так как я резко открыл глаза от холодной воды, которой меня окатили, чтобы я пришел в сознание.

— Последним ударом ты должен насытиться, Гаррес, — зловеще произнес Стефан Ричардсон и ухмыльнулся.

Отдышавшись, я перевел взгляд на палача, что поставил ведро на пол, и опустил взгляд, сглатывая.

Последний удар прошелся по всему телу разрядом тока. Такую боль не передать словами, но можно поставить в сравнение с операцией на сердце без наркоза. Лишь на последний, сорок пятый удар я не смог сдержать крика, что вырвался из меня, на что Стефан лишь усмехнулся.

Когда палач отошел от меня на несколько шагов назад, он перевел взгляд на Верховного Жреца, а после направился к рычагу, чтобы опустить меня. Но Ричардсон взмахнул рукой, и перерезал веревку, от чего я рухнул на кровавый пол.

Боль отдавалась в каждом дюйме тела. Во рту был металлический привкус, и поднявшись на локти, я злобно посмотрел на Верховного.

— Я презираю предателей. Ты умрешь главнокомандующим, а память о тебе развеется вместе с пеплом на ветру. — Заговорил Ричардсон старший, подходя ближе. — Когда Жрецы вернутся, они будут наказаны, а ты послужишь им хорошим уроком. Они будут знать, чем заканчивают те, что идут против моих приказов.

— Я, сделал то, — хрипло произносил, — что считал нужным. Люди не виноваты в том, что на них напали Прэты и Демон Ада, они не виноваты в том, — я медленно поднимался, постанывая, — что у них не было шанса на жизнь, а я подарил им его, дав распоряжение бороться до последней капли крови. Мне жаль, что у них такой правитель, мне жаль, что он боится лишь за свою шкуру. — Выпалил я последнее предложение, твердо, стоя на ногах.

— Ты умрешь, и на этом мы закончим, — Завершил Верховный Жрец и приказал открыть потайную дверь в стене.

Ко мне подошло два совсем юных Жреца в плащах. В руках у них были посохи и, направив меня к стене, перед нами открылась небольшая деревянная дверь. Войдя в комнату, я зажмурился. Пахло лавандой и травой после дождя. Белоснежные стены, коричневый пол, большие вазы в углах помещения с черными розами и каменный стол для казни. Запекшая кровь виднелась на углах, а сбоку стоял топор с длинной рукоятью, для обезглавливания. Прихрамывая, я прошел в центр. Сердце забилось чаще, легкие сжались в узкую трубочку, а в горле запершило.

Это конец. Совсем скоро я увижусь с Максом и Людмилой. Их силуэты стояли перед глазами, к которым подступали слезы, а сердце покалывало.

Подойдя к каменному столу, меня опустили на колени.

Холодок прошелся по спине, и я вздохнул, так и не получив воздуха.

— Принимаешь ли ты, Джозеф Гаррес, свою участь? — Спросил Верховный Жрец, опираясь на трость.

В глазах можно было прочитать сожаление, и он мог бы все отменить, вот только не стал. Он всегда считал, чтобы добраться до светлого, чистого и благодарного мира, нужно омыть её кровью. Вот только не считался с теми, кто этого и вовсе не заслужил. Ошибочное мнение. Ужасное мнение.

— Принимаю, — на одном вздохе ответил я. Ужас распространялся по всему телу и, опустив глаза, я закрыл их.

«Прощайте друзья! Кара, надеюсь, ты сможешь спасти этот мир. Я горд, что был вашим главнокомандующим. Спасибо вам.

Сын мой, прости меня…»

Звон металла заставил дрожать. Мысли исчезли. Я прислушивался к каждому звуку.

Открыв глаза, я смотрел на Стефана, а он опустил брови, и поднес руку к губам, прикусывая костяшки до боли.

Взмахнув топором, я услышал, как тот рассек воздух.

Резкий свет заставил зажмуриться, а грохот от уроненного оружия отдался ярой дрожью по всему. Подняв глаза, я не смог им поверить. Шея и плечи пульсировали, а сердце замерло.

Я видел высокого юношу с белоснежными волосами. На нем был голубой плащ, черная футболка и темно-синие джинсы. Босыми ногами он стоял на деревянном полу, повернутый ко мне спиной.

Оторвав от пола Верховного Жреца, он держал его за горло, сильнее сжимая. Тот захрипел, а Жрецы, верные слуги, что привели меня сюда, стояли в стороне, не смея подходить. Страх накалялся, а воздух становился неимоверно разряженным.

— Не смей его трогать! — Прорычал давно знакомый голос. — Я ясно выразился?

Ричардсон прохрипел, а после оказался на полу. Слуги продолжали стоять, как вкопанные в землю, а молодой человек повернулся ко мне.

Сердце замерло.

Поднявшись на трясущиеся ноги, я только и смог вымолвить:

— Авенир…

— Казнь отменяется, отец, — выплюнул последнее слово Хранитель Воды и подошел ко мне так близко, что я смог отчетливо осмотреть каждый дюйм его лица.

— Сын мой… — руки задрожали, и мне так хотелось его обнять, вот только он, словно, почувствовав это, отстранился.

— Я никогда не смогу простить тебя за содеянное преступление, но спасти твою жизнь, я обязан.

— Зачем? — К глазам подступили слезы, и я не смог их сдержать. Они медленно обжигали кожу, и мне пришлось затаить дыхание, чтобы не закричать от боли, что таилась внутри.

— Чтобы ты дальше мучился, наблюдая за тем, как падут Жрецы, наблюдая за тем, как дальше будут умирать твои друзья, наблюдая за тем, как сильно я тебя ненавижу…

Сейчас я решил одно. Лучше от топора погибнуть, нежели от слов, произносимых сыном.

— Я Верховный Жрец Мортэма, обращаюсь к тебе — Хранитель Воды, — начал Ричардсон, злобно прожигая моего сына, — ты ведь понимаешь, чем обернется твой проступок?

— Я Высший Хранитель — Хранитель Воды, смогу иссушить весь твой мир, если какая-то информация дойдет до Нэлджа или если ты снова захочешь казнить моего отца.

— Невоспитанный щенок! — Завопил Ричардсон, а я смотрел на сына, словно вижу его в последний раз.

— До свидания! — Он пафосно взмахнул рукой, обернулся и всмотрелся мне в глаза.