Иначе бы сорвался окончательно. Для этого время еще не наступило.
От разочарованного хныканья он покрылся пушистым одеялом восхищения. От тихих звуков своего имени не выдержал, признался ей в своем изумлении… и тут же сам заледенел. Ведьма вдруг застыла, замерла, будто он ее тут кулаком ударил, а не нежности шептал. Отвернулась от него как от чумного, скуксилась от непонятной обиды.
— Что… Что такое, маленькая? Что…
Так и пялился на нее, потихоньку все больше охреневая и отстранено созерцая собственные следы по плечам и шее, пока ведьма вдруг не решила сбежать. Она даже не удосужилась объясниться, и он не мог позволить ей сбежать просто так. Удачно сцапанная лодыжка ее тормознула, а попытки вырваться его не впечатлили совсем. И он успел заметить действительно новые слезки, застрявшие в уголках растерянных глазенок.
— Что не так? Расскажи. Пожалуйста. Я… Я сделал тебе больно? Посмотри на меня… Расскажешь?
Головой замотала, как маленький ребенок и скуксилась еще больше, заерзала в новых попытках вытянуть из его лапы прижатую к кровати конечность.
— Отвали, Бен. Просто оставь меня в покое. Ты получил, что хотел. Пошел вон.
Горечь заливала все больше, отчего его почти колотило. Но она была чуть неправа. Он не получил чего хотел. По крайней мере, сполна не получил.
— Пока не узнаю, в чем дело, не уйду.
— Расскажу, уйдешь?
Его кривой улыбки она не увидела, так и сидела, демонстративно отвернувшись. Но ногой дергать перестала.
— Ты… ты ведь понимаешь, Бен, я…я не знаю как правильно сказать… Но я знаю себя. Знаю свое тело, знаю свою внешность. И я ведь ни разу не видела в зеркале отражение, которое меня бы устроило. Я знаю все свои недостатки. Мои минусы так жирно перечеркивают плюсы, что я… Я никогда не питаю иллюзий, Бен. А я знаю себе цену, и она гораздо ниже, чем могло бы казаться. Ты снова и снова называешь меня прекрасной, изумительной. Но ведь мы оба понимаем, что ты бы ничего из этого не сказал по-настоящему. Не сказал бы, будь не запрограммирован той сукой. Не сказал бы ничего, ты бы даже не заметил меня, проходи я мимо. Даже не обратил бы внимания, понимаешь? Я не из твоей лиги. Таким как ты даже пальцами щелкать не надо, на тебя ведь бабы вешаются гроздьями… Мне же остается только пользоваться услугами пьяной любви от случайных одиночек, что за минуту урвут свое и исчезнут. Потому что на трезвую голову для обычных людей я серая неприметная мышь, не стоящая какого-либо внимания.
— То есть… ты хочешь сказать, что делая тебе комплименты, я постоянно напоминаю тебе о реальности? С чего ты вообще взяла, что запрограммирован твоей второй…
— Хочешь сказать, это не так? Бен!
Он почти признал ее правоту. Где-то в глубине души признавал, но это почему-то лишь подстегивало, будоражило.
И рос интерес.
Все-таки он помнил, что у нее была только ее память.
Значит, ей кто-то рассказал.
И его девочка снова мучается очередной моральной дилеммой. Но смолчал. Ведьма начала говорить, так хай и дальше рассказывает. Выговорится, легче будет. Может, он получит ответы на новые вопросы.
— Я… сбежала ночью, после того как ты столкнул меня в бассейн. Я даже успела снять номер в каком-то придорожном отеле. Только зашла, как она почти вылезла вместо меня и …. Она мне показала все, Бен. Показала, как задавала тебе вопросы. Показала, как ты беситься начал, когда она впихнула в тебя свою программу. Показала даже, как ты потребовал спеть тебе. Господи, да я даже ни разу в этой гребаной жизни не пыталась что-то петь. А ты… ты мне понравился. Именно мне понравился, а не этой тупой курице. Бесил меня до дрожи в коленках, но нравился, что я на полном серьезе задумывалась о тебе, как о…. ладно, это уже неважно. А потом я в очередной раз посмотрела на себя и поняла, что я… не вправе тебя использовать. В этом плане старик непреклонен. Не вмешивать в личные дела тех, кому может быть придется прикрывать спину. Тогда я еще не понимала причин твоего интереса, даже думала, что тебе Прайм заплатил. Да черт тебя побери, Бен! Будь ты сам собой, ты бы хоть на секунду задумался о том, что неплохо бы трахнуть психованную истеричку с поехавшей крышей? Даже мысли бы не возникло, будь ты…
Слушал и каменел.
Застывал внутри, как камень.
Мозг почему-то вырывал лишь отдельные слова, не желая сливать их в цельные предложения.
Потряхивало от понимания, насколько сильно они оба запутались.
Но грудь отпускало от мысли, что он ей нравится.
Действительно нравится.
И чисто по-бабски закрутила все в один сплошной комок непонимания и недоразумений.
— Ну и дура же ты…
— Бен, … я все рассказала… мне пора… надо принять душ и ложиться спать. Утром уже будет Риппи. Она… все исправит…
Ему было бы проще, если бы она промолчала.
Он бы, наверно даже бы отпустил ее ногу, проникшись ее исповедью и искренне желая больше не мучать.
Но вместо этого рванул на себя за эту же ножку. Платье моментально снова задралось, открывая все еще поблескивающее смазкой промежность. Давно опавший от расстройства член тут же принял боевую стойку.
— Далеко собралась, м? Я тебя не отпускал, сладкая. Ведь сказал, я с тобой еще не закончил.
— Бен, ты… ты же обещал, если…
— Что-то не припомню ничего такого.
Вмиг загоревшиеся мелким страхом глаза подстегнули и его накрыла красная пелена. Его девочка снова дрожала под его руками, пока он вылизывал жестко схваченную ступню и пробирался к сокровенному. Вожделение уже вытеснило все лишнее из головы, и он безо всякой задней мысли сквозь полузакрытые глаза наблюдал, как она извивается со стонами от его ласк. Сам себя не помня, отбросил от себя ее ноги, еще шире раздвигая. Ему захотелось разорвать зубами на мелкие кусочки налитые кровью нижние губы, но вместо этого смог лишь коротко рыкнуть, что снова поймал и присосаться ртом к подрагивающим складочками, и думать только о том, что нельзя дать ей свести ноги. Иначе это заставит его оторваться от самого божественного лакомства. Вылизывал и обсасывал ей клитор, ловя себя на том, что пытается вцепиться зубами, но останавливал себя, опасаясь. Ему крайне не хватало рук, которыми хотел снова потрогать изнутри тугую плоть, снова по-настоящему потрогать изнутри. Но руки были заняты удерживанием пригласительно раздвинутых бедер. Не хватало длины языка, который он старался всунуть как можно больше, глубже, сильнее. Непонятное шестое чувство подсказало ему, что пора переходить к более решительным действиям. С трудом, но оторвался от своей ведьмы, подскочил с кровати, разрывая на ходу рубашку. Оторванные пуговицы поскакали по полу, но не обратил на это внимания. Стянутые штаны тоже улетели куда-то, и он замер под изучающе-чарующим жадным взглядом. Широченные зрачки почти скрыли цвет ее радужки, и она с тяжелым стоном приподнялась, робко сминая задранный подол.
Сразу понял, что она тоже хочет раздеться, но у него были другие планы на это долбаное платье.
В один прыжок подмял ее под себя, и за тряпку эту дернул. Хотел разорвать на ней же, но тело успело раньше. В какой-то миг его закружило, завертело от крышесносного жара внутри нее. Он толкался в нее максимально осторожно, хотел ощутить максимально как можно больше, неосознанно сдавливая руками. Двигался так мягко, что самого уносило волнами такого жгучего наслаждения, что совсем не отдавал себе отчета, что именно он делает с ее подёргивающимся телом. Поймал себя на требовательном шепоте, с просьбой сдаться первой. И она его послушалась, когда он снова шестым чувством понял, где надо сдавить, как надавить, насколько грубо ему нужно врезаться в податливое тельце и как долго удерживать ее в таком положении, упираясь головкой в нужную точку и изо всех сил сдерживаясь в ожидании. Весь мир застыл для него в ощущении агонизирующей на его члене женщины, что неистово билась под ним, царапая в кровь его руки, заставляя и его сумбурно кончать прямо в нее, продолжая мелкими рывками снова и снова дергать на себя выгнутое тело. Глаза жгло вспышками ярчайшего света под веками, постепенно затухающими по мере разрядки.
