Движение кистью, и Глок был протянут рукоятью вперед. На, возьми, забери, только не нервничай. Люк сразу понял, выхватил со стойки нож и по полу, не раздумывая, бросил. Протянул пушку, даже не думая, что она сейчас все-таки возьмет в руки что-то из чужих рук, как делала раньше. Ведь ничего до этого не брала в лапки из чужих рук.
После пришла запоздалая мысль, что если взяла в руки его пушку, то и выстрелить может в любой момент. Наверняка у нее в подкорке записано, как обращаться с огнестрелом. Тоненький пальчик едва доставал до рычажка предохранителя, но он успел заметить, каким отработанным движением пушка пришла в готовность.
Но Глок в ее лапке медленно опустился на пол рядом с переставшим вертеться брошенным ножом. Ведьма успокоилась. Только всем своим видом побитой собачонки еще и извиняться начала. Захотелось сцапать на плечи, встряхнуть хорошенько, чтоб зубы клацнули от неожиданности.
Потому что очень больно было смотреть на нее в таком виде.
Лучше бы слюни пускала, а не шептала извинения, что по ушам прямо резанули, выдирая последние жилы. Сама встала, ссутулившись, сбежала к себе, не оглядываясь. Едва она скрылась за поворотом, провожаемая взглядами, его замутило до блевоты. Ближайшая табуретка разлетелась об стену.
Теперь Люк и на него смотрел с такой жалостью, что только хуже стало. Тоже сбежал к себе в комнату, словно он тут истерику устроил. Тесную комнатушку шагами мерял из угла в угол, пока не доперло, что надо пар выпустить, настолько хотелось впрыгнуть в чертов подвал и на руки ее подхватить, чтоб и не думала слезу проливать.
Первую же попавшуюся грушу в тренажерке, колошматил, пока костяшки в кровь не разбил. Перевязал как смог, и дальше колошматил, пока хоть чуть-чуть не отпустило. Злоба на весь несовершенный мир слегка улеглась, вроде ведьма до утра не должна была показаться. Хотя сейчас он уже ни в чем не уверен.
Пусть и спал отлично, впервые в этом доме без всякого говна и порнушки с ее участием, проснулся с отвратительным настроением.
Наутро простыни были просто мокрые от пота. Хотелось размозжить кому-нибудь голову и разбросать ошметки по двору. Люк был в доме, значит, с утра его очередь присматривать. Присматривать за дверью, которая со вчерашнего вечера так и не открывалась. Как, мать его, присматривать за той, что вчера запретила даже смотреть на нее, и разговаривать тоже?
Бред сивой кобылы.
Вместо завтрака сожрал все остатки вчерашних стейков и уже укладывал в мойку испачканную посуду, как за спиной зашевелился воздух.
Ему понравилось то, что он успел углядеть.
Чистенькая, умытая. Волосы блестят, явно не один час собой занималась. Даже кожа над глазами припухлая была, словно иголками тыкала. Бровки выщипала, правда одежда так и висела мешком. Бросил один раз взгляд, и сам глазами в пол уткнулся.
Не смотреть, не разговаривать.
Как мантру повторял, потому что всем телом чуял, как она его разглядывает. Внимательно рассматривает, словно серьёзное решение принимала. Как молитву себе твердил, что нельзя, вообще ничего нельзя, потому что очень понравилось то, что успел увидеть. И руки перед собой на уровне паха в замок сцепить успел. Потому что с утра настроения не было, не дрочил он, а зря.
Очень понравилось то, как она выглядела.
Спокойная, уверенная в себе девушка, и… Он смог себе признаться, что ведьма у него очень красивая. Во всех смыслах охуенная красивая девчонка, с висящими как на вешалке шмотками на теле. Пока пялился на пол и убеждал себя успокоиться, в поле зрения возникли две маленькие босые ножки. Он едва сдержался, чтобы не упасть на колени и коснуться этих миниатюрных ступней. Она сама подошла почти вплотную, и до него донесся ее запах.
Шампунь, мыло и аромат раскаленного тела.
Ему конец.
Не знал, что и делать.
Останется так близко, сорвется. Отодвинется — обидит, спровоцирует.
Боже, как сложно! Его ведьма не разрешила его дилемму. На деле оказалось, что только хуже сделала. Обогнула и о столешницу бедром уперлась. И еще ближе оказалась. И стояла лицом к нему.
Его маска грозила треснуть по всем швам и сползти.
— Привет, Бен. Я… Я хотела бы… ну… извиниться за свое поведение.
Чуть было не открыл рот, но вовремя вспомнил.
Нельзя смотреть, нельзя разговаривать.
Сама она может и позабыла, что запретила. Но тоже вспомнила.
— Э… Прости за вчерашнее, было очень грубо с моей стороны тебе такое говорить. Я просто… О-о, черт. Одним словом, забудь. Забудь все, что запрещала тебе. Можешь… Можешь смотреть, сколько влезет… И говорить сколько захочешь…
Даже не представлял, насколько ему стало хуже. Потому что ему разрешили смотреть, и он это сделал первым делом. Слишком резко повернулся к ней лицом, нависая сверху. Какой же миниатюрной его ведьма оказалась по сравнению с ним.
Совсем крошечной была.
Он даже внезапно подумал, насколько ему придется быть с ней нежным и осторожным, чтобы бы не порвать, когда он наконец доберется до нее.
А в глазах у нее страх спрятался, совсем глубоко внутри боялась до чертиков. Взглядом на его губах зацепилась, не отвела глазки. От скользнувшего по пересохшим губам кончик языка почти сорвало зверя с ошейника. Может ему показалось, но она словно тоже подалась вперед.
Еще чуть-чуть, еще два вдоха, и он сможет еще раз попробовать этот блядский сладкий ротик.
Многолетнюю маску на месте удержала вчерашняя клятва.
Наспех сказанное чертово обещание-слово окатило ушатом ледяной воды. Только и смог выговорить одно:
— Привет.
Хотел сказать грубее, но вместо четких звуков выдохнул ей в лицо.
Вчерашнее обещание снова стиснуло клещами, и он принял совсем другое решение, заметно успокаиваясь. Ляпнул совсем не то, что хотел изначально сказать. Решение было совсем противоположным от изначального.
— Послушай, деточка. Я здесь, чтобы присмотреть за тобой и в случае чего, защитить. Но время игр прошло. Теперь и ты побудь умницей, Держись от меня не ближе метра. Поверь, это для твоего же блага.
В распахнувшихся глазенках его ведьмы нечто злобное проскользнуло. Рот захлопнула, а губы в ниточку сжались и ручонки на груди сложила, явно оскорбилась до глубины души. Всем видом показывала обиженку, что задумала мстить. И если его расчет окажется верен, она сама запрыгнет на него.
Запретный плод сладок так-то. Это даже не он придумал.
— Ах вот как…
Эти сказанные ехидным тоном протяжные слова захотелось вбить ей обратно в горло. Пальцем, языком, членом. Неважно, чем.
Ведьма резко отвернула голову в сторону, потому что, вовремя или не вовремя явившийся на кухню Люк кашлянул, привлекая к себе внимание. Тут же отошла подальше, бросив острый взгляд на него, мол, я запомнила.
И хорошо, что отвернулась, иначе бы увидела, как он исподтишка пальцами погладил теплое место на тумбочке, где ее бедро опиралось. Прикрыл этот жест своим телом, задницей прижавшись к этому месту. Только бы хватило сил дождаться.
— О! Все в сборе. Отлично! Кто будет завтракать? На кого готовить яичницу?
Ведьма уже не казалась озлобленной стервой, лишь смущенно улыбнулась боссу, и подняла лапку вверх. Отлично, как сказал Люк.
Он тоже придавит завтрак яичницей, заодно и поглазеет на свою женщину.
Благо разрешение на это у него есть.
Босс порхал по кухне, как заправский повар. Чтобы не мешаться, он предпочел отойти и сесть за стол. Буквально пять минут, и на столе начали появляться тарелки-кружки и прочая дребедень. Еще пять минут и запахло едой.
И пока на столе не появился завтрак, они с ведьмой сидели и в упор беззастенчиво разглядывали друг друга.
И ей явно нравилось, что она видела.
От странной радости в ее бездонных глазенках у него стояло все что могло, а маска снова грозила съехать. Чтобы не обнажить клетку со зверем, он старался думать о чем угодно, лишь бы не о торчавших под одеждой ключицах и очертаниям груди. Птичий наклон головы и дерзкая ухмылочка идеальных губ сводила с ума, и хотя он в ответ тоже таращился на нее, его ведьма больше не елозила нервно и не пряталась. Почти обычная девушка, почти нормальная обычная женщина. С вздернутой бровью над оценивающим и изучающим взглядом.
